стоит малая, уютная деревенька Нежность-на-Селезни.
была, понятное дело, лодочная. Место селезенского переправщика требовало
немалого искусства: река со старинным левосторонним течением никакого
"островка безопасности" на своей середине для удобства людей не
образовывала, в этом месте переправляющаяся лодка сперва на мгновение
застывала, а потом приходила в безостановочное вращение. В Рифей лодку не
сносило: левая сторона Селезни влекла посудину в озеро. А в озеро посудина
уплыть опять же не могла, правое течение реки неудержимо подталкивало лодку
в Рифей. Лишь самые умелые из лодочников могли обойтись одним элегантным
оборотом и доставить пассажиров из Левой Нежности в Правую. Таких лодочников
ценили, зарабатывали они что твой мастер-чертожильник. Особенно потому, что
была Селезень в высшей степени бобрифицирована.
сочиняли - таких, чтоб "в бассейн по одной трубе", "из бассейна по другой
трубе", - перед ними всегда был образец нелогичного озера, из которого
вытекает - и в которое притом и втекает тоже. Простая киммерийская задача
такого рода должна была начинаться следующими словами: "А что, ребятки,
будет, ежели вдруг прогневается старший наш Рифей-батюшка, да и матушка наша
младшая Селезень тоже прогневается, и потечет по левой стороне матушки в
прелюбезное наше Мyрло да в пять раз более водицы, нежели из него следом по
правой стороне вытечет?" Составлять такие задачи тоже полагалось с
превеликой смекалкой, помня многие факторы: в частности, восточный берег
Мyрла почти весь упирался в вертикальный обрыв Уральского хребта, да так,
что кой-какая часть озерных вод вообще находилась в Азии, - а в двух верстах
над озером в виде то ли ласточкиного, то ли орлиного гнезда нависал
прославленный замок графа Сувора Васильевича Палинского, где оный с
незапамятных времен изволил проживать с единственным камердинером, и откуда
нередко для закаливания здоровья совершал прыжки в середку озера, неизменно
"солдатиком", выделывая при этом различные фигуры артикула и восхищенно вопя
во время полета: "Помилуй Бог! Помилуй Бог!" Потом граф выныривал,
по-собачьи выгребал на берег, по-собачьи же отряхивался, быстро-быстро к
себе в замок по спиралью вьющейся тропочке возбегал, насухо растирался
грубым полотенцем, а в завершение всего еще непременно кричал петухом. Две
версты, конечно, высота немалая, но неумелый учитель - бывали такие случаи -
мог сочинить и такую задачу, в которой Мyрло, раздобрев от разгневанных вод
Рифея, поднялось бы до самого замка - а там, глядишь, переплеснулось бы и
через замок, облизало бы брюхо самого Великого Змея, ну, а там...
Неизвестно, что было бы "а там", потому что за подобную задачку незадачливый
задачедатель скоренько отправился бы на Миусы, раков пасти, если не прямо в
Римедиум - чеканить осьмушки и другие мелкие лепты для нужд
внутрикиммерийского рынка. Словом, несмотря на соблазнительный сюжет,
подаваемый существованием реки, текущей как "туда", так и "сюда", в школах
он любовью не пользовался, - притом как раз со стороны учителей. Ученикам же
было куда интересней травить друг другу байки про то, как вот устроил бы
такой-то вот разнелюбимый Харлампий Тезеич неправильную контрольную про
озеро, тамошние бобры на него бы настучали - и двинул бы Тезеич... Ну, туда
бы, куда ни один киммериец в здравом уме двигать не намерен.
понятно, ни один сумасшедший бобер заложить не пробовал, разнесло бы плотину
слева налево, на берег да в озеро, а справа направо, на берег да в
Рифей-батюшку, - но служила Селезень бобриным семьям - и Кармоди, и
Мак-Грегорам, и даже захудалым озерным О'Брайенам - излюбленной променадой:
особенно любили толкаться в двутечной реке бобриные старушенции, как всех
трех основных родов, так и вовсе безродные. И хотя переправа у Нежности была
единственным местом, где плоскодонным лодкам дозволялось нарушать
спокойствие бобриной першпективы, старушенции взять этого в толк не могли, -
а что более вероятно - не хотели. Оттого, бывало, доходило и до беды.
искусный лодочник, уроженец Лисьего Хвоста - Астерий Миноевич Коровин, в
молодости красавец и выпивоха, в зрелые же годы превратившийся в
"аведькогдатобылкрасавца", да еще из-за приключившейся с ним однажды беды
прозванный недругами "Гондол Гондолыч". Случилась с ним такая незадача по
делу житейскому, хотя, что для Киммерии большая редкость, очень пьяному. А
уж что всего обидней - сам-то Астерий был трезвей миусского рака на выпасе.
Получилось так: женился какой-то корзинщик из Левой Нежности на корзинщице
из Правой, то ли наоборот, но это не важно; свадьба была широкая,
киммерийская, с двумя пудами арясинских кружев, через обручальные кольца
пропущенных, с венчанием в Киммерионе, на острове Великий Поклеп, катанием
на трамвае с Лисьего хвоста до Рифейской Стрелки и обратно, - а это все ж
таки тридцать пять верст в один конец, в другой конец, в обратный, конечно,
меньше, ибо, Хвоста не доезжая, сошли нежностевские поезжане с трамвая у
Миноевой Земли, добрались до переправы на Земле Святого Эльма, и поехали на
лодках пропивать жениха невесте сразу и в Правую, и в Левую Нежность.
Традиция пропивания именно жениха была не киммерийской, завели ее триедские
сектанты без году неделя (киммерийская, впрочем, неделя, в которой
двенадцать дней), но в Нежностях она прижилась: до Триеда можно было из
Левой посуху за день дойти, а до Киммериона - хоть и меньше часа - нужно
было плыть по реке, набитой красной рыбой, сплавным железным кедром и вечно
качающими права бобрами - по Рифею-батюшке.
жениха, вот уж и догнать бы ему ее, да увернуться, да побежать бы от нее
самому, чтоб догнала и всякое положенное матриархатными обычаями Триеда над
ним бы учинила, - но тут жених по тому самому очень уж пьяному делу все
перепутал, да и полез не в очередь на колокольню рифейским соловьем
свистать, не подумав, что никакой колокольни ни в Правой, ни в Левой
Нежностях отродясь не бывало.
колокольню за ним полезли - то ли свистать возжелали единым соловьиным
бульканьем, клыканьем и пленканьем, то ли просто хотели жениха с колокольни
снимать, то ли еще чего другого хотели, а то и всего сразу. Некоторые
приезжие киммерионцы с Эльма, Хвоста и Дерговища в ужасе протрезвели и
заголосили, глядя на то, как мужская половина Нежностей с малой примесью
женской половины лезет прямо под облака по никогда и никем не построенной
колокольне, да к тому ж еще цокает, присвистывает, дудки разные изображает -
словом, пробует свою соловьиную силу. Лезли они так, лезли, но поскольку
путь их нигде окончиться не мог (ну, отродясь не было там колокольни, хоть
убей!), то в конце концов одной кучей на голосящих эльмовцев и хвостян так и
осыпались; поверх же кучи уселся мягким на мягкое никак не пострадавший
жених, уже вовсю рассвиставшийся и расщелкавшийся.
вовсе бы голову сломал: как это вот можно взять да и навернуться с
колокольни, которой никогда не было, - да глядишь и не будет никогда. Но на
западном берегу Рифея, выше Римедиума, еще не к такому нежностевские
поселяне привыкли, - да и нам бы, читатель, привыкнуть пора, наглядевшись на
речку Селезень, где вода течет сразу и туда, и обратно. Потому нечего
осуждать Астерия Коровина, жившего той порой в Нежности-на-Селезни
исключительно ради крепкого и немалого заработка, - повел Астерий себя в тот
раз неправильно. Только-только расползлась куча мала гостей, ставших жертвой
любви к народным обычаям соловьиных свистаний, как решил перевозчик наиболее
побитым гостям из Левой Нежности (а беда приключилась в Правой) помочь,
отвезти через речку домой, чтоб вправили то, что вывихнуто, наложили гипс
или что другое на все, что поломано, а кому совсем плохо - везли бы того
прямо к дежурному батюшке на Святого Эльма (чтобы, не приведи Господи...).
Но, как случается и на Руси, и в Киммерии, проявил избыточное рвение,
отягченное отсутствием умения. Впрочем, у кого нашлось бы умение не только
загрузить лодку двумя дюжинами частью орущих от боли, частью и вовсе
сомлевших от побитости, да и от перепитости левых нежностян, не только потом
доставить их к противоположной пристани, - но как во время переправы не
въехать рулевым веслом по затылку никакой прогуливающейся вдоль речной
першпективы бобриной старушенции?
островами Горностопуло и Касторовым приплыла толпа старух-бобрих, под все
подмышки поддерживавшая одну, самую, кажется, древнюю из всех бобриху: на
темени ее красовалась изрядная рваная рана. Старухи грозно щерили от природы
красные зубищи и всем своим видом говорили: "Отстоим наших лучших, наших
драгоценнейших и возлюбленнейших матриархов! Даешь эмбарго на поставку
железного кедра в Киммерион! Долой угнетателей, развративших бобровую
молодежь сладенькими каштанами!" Пострадавшая, как назло, оказалась из
богатых Мак-Грегоров, к тому же такая стервища, что гнев прочих бобров
проистекал, похоже, не из того события, что лодочник ее веслом угостил, а из
того, что не прибил ее сразу и вчистую, - тогда, быть может, сошла бы эта
беда за несчастный случай. Но - увы! - крепкая оказалась перечница. Старуху
обслужили, вынули из ее раны две киммерийских пяди Астериева весла, отвезли
домой и принесли извинения от имени архонта. Ну, а карьере Коровина вместе с
длинным заработком на перевозе через двуснастную Селезень пришел конец.
7
столетий сложилась сама по себе. Киммериец-лодочник не останется без работы
тем более, мостов в Киммерионе много, но не чересчур, некоторые острова
иначе как вплавь недостижимы вовсе: Высоковье, к примеру, где монастырь
Святого Давида Рифейского, покровителя офеней, - или остров Ничье Урочище,
или еще некоторые, к которым мосты строить или ни к чему, или дорого, или
вовсе невозможно. Никогда и никто не пробовал строить мост к Земле Святого
Корнев Павел
Гуревич Георгий
Перумов Ник
Скальци Джон
Василенко Иван