Чтение 14–й страницы книги ~Внеклассное чтение (том 2)~

Предприниматель старался говорить бесстрастно, но в конце фразы голос все-таки сорвался.

- Зачем? - потрясенно воскликнул Николас. - Если он своего добился!

- Вы опять не понимаете. Это не только бизнес, это личное. Ясь мечтает меня растоптать, и теперь у него есть такая возможность. Он не просто срывает куш. Он губит мою репутацию перед главным партнером. А сладостнее всего ему будет, если он разобьет мне сердце...

Куценко снова запнулся.

Николаса поразил мелодраматический оборот речи, совершенно неожиданный в устах столь респектабельного господина. Жанна говорила про моторчик, который движет каждым человеком. Каким же топливом питается неистовый двигатель этого Наполеона от медицинской индустрии? Что если Мират Виленович всю жизнь, с пятого класса, несется наперегонки с мальчиком-мажором? А тот всё кормит и кормит его грязной промокашкой...

- Отправляйтесь в "Пушкин", - прервал психоаналитические размышления Фандори на владелец "Мелузины", - Мне нужны твердые гарантии, что Мира останется жива.

* * *

Подземным переходом, мимо ларьков, мимо газетных и цветочных киосков, посредник шел на противоположную сторону площади, где в ресторане "Пушкин" расположился штаб второй из конфликтующих сторон.

Ястыков и его охрана заняли весь третий этаж. Перед каждым из десятка телохранителей белело по нетронутому капучино, сам же Олег Станиславович и Жанна с аппетитом завтракали устрицами и фуа-гра.

А ведь, пожалуй, Куценко прав, подумал Николас, оглядывая бонтонный интерьер. Контраст между дешевым кафе и шикарной ресторацией неслучаен - Ясь празднует победу со смаком, даже в этом хочет продемонстрировать свое превосходство.

- Ну? - Жанна вытерла салфеткой лоснящиеся от гусиной печенки губы. - Как прошло родительское собрание?

- Ему нужны гарантии, - сказал Фандорин.

* * *

И снова полутемный зальчик "Кофе Тун". Сиротливо дымящаяся чашечка кофе перед Миратом Виленовичем, громкая музыка, напряженные лица телохранителей.

- Извините, но он просил передать слово в слово. - Николас опустил глаза и тихо повторил послание Ястыкова. - "Никаких гарантий, Куцый. Подрыгайся".

У Мирата Виленовича чуть дрогнул угол губы.

- Я вам говорил. Он ее убьет...

- А по-моему, это как раз признак неплохой. Я, пока шел сюда, всё думал... Мне кажется, что я начинаю понимать его психологию. Судя по этой грубости, да и по разным другим признакам, Ястыкову нравится вас унижать. А из этого следует, что он получит гораздо большее удовлетворение, если не убьет Миру, а вернет - или, с его точки зрения, швырнет - вам ее обратно. По его представлениям, это и будет демонстрацией абсолютного превосходства. Лицо Куценко просветлело.

- Да-да, это очень на него похоже. Я помню, как в шестом классе папа на день рождения подарил мне японский фонарик. Это была настоящая роскошь. Вы не представляете, сколько для меня значила эта блестящая штуковина с разноцветными кнопочками. Впервые в жизни у меня появилось что-то, чему завидовали другие. Я взял фонарик в школу и полдня был самым главным человеком в классе. Кому-то давал подержать это сокровище, некоторым избранным позволял зажечь лампочку и покрутить цветные фильтры. А после третьего урока фонарик отобрал Ясь. Я канючил-канючил, но он только смеялся. В конце концов, наигравшись, вернул, но сначала расколол стекло - просто так, из подлости. И еще сказал: "На, Куцый, теперь можно".

- Ну вот видите, - обрадовался Николас. - Вернул же!

- А что если... - Мират Виленович понизил голос. - Если он и с Мирой поступит, как с тем фонариком? Вы... вы понимаете, что я имею в виду?

Глядя в искаженное мукой лицо предпринимателя, Фандорин почувствовал, как по коже пробегает озноб. Вспомнилось, как Ястыков смотрел на высунутый язычок Миранды: глаза зажглись странным блеском, мясистая нижняя губа плотоядно выпятилась. Как Жанна его назвала - "сексуальный террорист"?

Но развивать эту нехорошую тему не следовало, пора было перевести разговор в конструктивное русло. Именно так профессионал до добрым советам и поступил:

- Я бы посоветовал вам выдвинуть следующие условия. Ровно в десять утра, когда начнется аукцион, нас с Мирой должны выпустить из квартиры. Пускай нас сопровождают охранники - до той минуты, пока вопрос о комбинате не разрешится. Тогда охрана нас отпускает совсем. По-моему, это компромисс, который устроит обе стороны. Ведь если вы Ястыкова обманули, его люди могут застрелить на месте нас обоих. Это дело одной секунды.

- А если он обманет? Я уступлю комбинат, а вас всё равно убьют?

- Не думаю, - гордясь собственным хладнокровием, ответил Ника. - Одно дело, если Ястыков разъярен и жаждет мести. И совсем другое, если он получил то, чего хотел. Убивать нас среди бела дня, на глазах у прохожих - риск. Не станет он рисковать такой сделкой, только чтоб сделать вам больно. Я видел этого человека, разговаривал с ним и составил о нем определенное представление. Безусловно мерзавец. Но прагматического склада. Подличать во вред себе не станет.

- Согласен. - Куценко нервным жестом сдернул очки, потер переносицу. - Предложение отличное, Ястыкову нечего будет возразить. Я буду с вами на постоянной мобильной связи, а Ястыков - на связи со своими гориллами. Ну, то есть сам я с вами говорить не смогу, на контакте будет Игорек. Как только аукцион закончится и вас с Мирочкой отпустят, немедленно отправляйтесь... ну, скажем, на ближайшую станцию метро и ждите, пока за вами приедут.

- А если нас не захотят отпустить, поднимем крик на весь квартал. Уж можете мне поверить - шито-крыто у них не получится.

- В ту же самую секунду, как это произойдет, я прямо там, в Госкомимуществе, схвачу Яся за горло и сделаю вот так.

Куценко взял с блюдца чашку, сдавил ее своими тонкими пальцами, и фарфор лопнул. Горячий кофе полился по запястью Мирата Виленовича, по белому манжету, но на лице доктора не дрогнул ни единый мускул.

Конечно, в исполнении женщины трюк с раздавленной ёмкостью смотрелся гораздо эффектней, да и стакан толще, чем фарфоровая чашка, и всё же Николас был впечатлен демонстрацией брутальности и самим сходством ситуаций. Все хищники похожи друг на друга, пронеслось в голове у магистра. Вне зависимости от породы и размера, инструментарий у них один и тот же: клыки, когти, стальные мышцы.

Вытирая руку салфеткой, Куценко сказал:

- Я не благодарю вас, потому что словами моих чувств все равно не выразить. Вы и так понимаете, вы тоже отец...

Он повернулся к секретарю, подал ему какой-то знак.

Игорек подошел, подал пластиковую сумочку.

Николас изумленно захлопал глазами. Это еще что такое? Подарок в знак благодарности?

Конфузясь, Мират Виленович попросил:

- Вот, передайте, пожалуйста, Мирочке. Это ее любимая пижама. И еще шоколад "Вдохновение". Для нее это главное лакомство, еще с детдомовских времен...

И отцы разом, как по команде, нахмурились, чтоб не дай Бог не прослезиться.

* * *

В "Пушкине" уже кушали десерт: Ястыков - миланез с апельсиновым кремом, Жанна - антреме из тропических фруктов.

Новое явление парламентера было встречено дружным, заливистым смехом.

Вытирая слезы, Олег Станиславович выдавил из себя:

- Ой, не могу... "Что если он с Мирой поступит, как с фонариком?" У... у... умора!

А идея хороша! Как мне самому в голову не пришло! Сдуть пыльцу невинности! А всё Ку... Куцему спасибо!

Остолбенев, Фандорин смотрел на веселящуюся парочку, и его ошарашенный вид вызвал новый приступ истерического хохота.

- Три раза! - Жанна, давясь, показала три пальца. - На те же грабли! Ничему не научился!

Она приподнялась со стула, сунула Николасу руку в нагрудный карман пиджака - того самого, из магазина "Патрик Хеллман" - и вынула какой-то маленький шарик.

Микрофон!

Всё это время они подслушивали!

В самом деле, он неисправимый идиот: ни история с Гленом, ни история с капитаном Волковым не научили его элементарной осторожности.

Сделав невозмутимое лицо (а что еще оставалось?), Ника холодно сказал:

- Делаю вывод, что условия, выдвинутые господином Куценко, вам известны.

- Известны-известны. - Жанна показала ему большой палец. - Классные условия. Ты, Ника, показал себя молодцом.

Олег Станиславович кивнул.

- Да. Подите, скажите Куцему, что всё нормально. А про пыльцу невинности это я пошутил. Цыплячья грудка и сиротские хрящики мадемуазель Миранды меня нисколько не привлекают. Вперед! Фигаро здесь - Фигаро там. А мы пока ударим по дижестивчику. Верно, золотко?

* * *

Он думал, что ночью не сомкнет глаз. Прилег на кровать больше для порядка. Закинул руку за голову, стал представлять себе, как всё завтра произойдет. Что если в Ястыкове подлость окажется сильнее прагматизма?

Зажмурился, представил.

Два приглушенных щелчка. Высокий мужчина и худенькая девушка ни с того ни с сего падают на асфальт. К ним подходят, наклоняются, не могут понять, в чем дело. А тем временем двое или трое парней как ни в чем не бывало уходят прочь, растворяются в толпе...

Просто поразительно, что с такими видениями Фандорин все-таки уснул. Единственным объяснением могла быть усталость. Как-никак вторая бессонная ночь подряд.

На рассвете он проснулся оттого, что скрипнула дверь и по полу прошелестели невесомые шаги.

Спросонья сказал себе: это Алтын вставала в туалет. Собирался упасть обратно в сон, и вдруг вспомнил, где он. Рванулся с подушки.

У приоткрытой двери стояла Мира. Она была в розовой пижаме с жирафами - очень похожей на ту, в которой спала четырехлетняя Геля.

- Тс-с-с, - приложила палец к губам ночная гостья.

Прикрыла дверь, бесшумно пробежала по паркету и села на кровать.

- Ты что? - прошептал он. - Как ты вышла из комнаты?

- Стояла у двери, слушала. Ждала, пока этот в сортир уйдет или еще куда. Вот, дождалась.

- Но в кухне же еще один! Мог услышать. Мира усмехнулась, ее глаза блеснули мерцающими огоньками.

- Как же, услышит он. Я умею ходить вообще без звука. Мы ночью всегда из палаты в палату шастали. Смотри, смотри, что я нашла! В пижаме было.

Он наклонился к маленькому бумажному квадратику. Напрягая глаза, прочел: "Не бойся, доченька. Папа тебя спасет".

- Видал? - возбужденно спросила она. - Я всю ночь не спала, хотела тебе показать! Подвинься, я замерзла.

Залезла к нему под одеяло, прижалась ледяными ногами.

Спокойно, приказал себе запаниковавший Николас. Это невинная детдомовская привычка. Осторожно, чтоб не обидеть, отодвинулся, но Мира немедленно придвинулась вновь.

- Ты такой теплый! И длинный, как удав из "Тридцать восемь попугаев". - Она прыснула. Оперлась на локоть, мечтательно сказала. - Он вообще застенчивый. Вроде как стесняется меня. А тут "доченька". Никогда так меня не называл. Значит, не сердится.

Николас уже взял себя в руки, запретил организму поддаваться ненужным реакциям. Ну и что с того, что девушка положила тебе руку на плечо, а коленку пристроила на бедра? Пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает.

- Что ж ему на тебя сердиться? - сказал Фандорин. Хотел погладить девочку по трогательно белеющей в полумраке головке, но не стал - немного подержал руку в воздухе и осторожно опустил. - Разве ты в чем-нибудь перед ним виновата? Ничего, завтра всё кончится. Нас отпустят, мы доберемся до метро, и за нами приедет твой папа.

- В метро? Ой, я там еще ни разу не была. Говорят, жутко красиво. Знаешь, меня же всё на машине возят, с темными стеклами. Только что глаза не завязывают, как эти.

Мира заерзала, устраиваясь поудобней, и Николас почувствовал, что проклятый организм, раб первобытности, начинает выходить из-под контроля.

- Ты лежи, грейся, - пробормотал магистр, выбираясь из кровати. - А я все-таки попытаюсь сориентироваться, в какой части Москвы мы находимся.

У окна перевел дух. Стал всматриваться в белую от свежевыпавшего снега улицу, в дома, где уже загорались огни - восьмой час, скоро начало рабочего дня.

Подошла закутанная в одеяло Мира, встала рядом. Ее затылок белел на уровне Никиного локтя.

- Вон, смотри, какой домина. Раз, два, три, десять, шестнадцать, целых двадцать два этажа! И еще вон четыре трубы. Ты же москвич. Может, узнаешь?

- Нет, в Москве таких мест много.

- Гляди, гляди! - Она встала на батарею и обхватила его за шею - теперь их щеки были на одном уровне. - Вон на небе светлая полоска!

- Ну и что?

- Как "что"! Еще учитель! Откуда солнце-то восходит?

А ведь действительно! Восток справа, примерно под углом сорок пять градусов. И там, кажется, кольцевая дорога, дома кончаются. Значит, какой это край Москвы? Юго-восток?

Нет, северо-восток.

Глава двадцатая

ОПАСНЫЕ СВЯЗИ

- Северо-запад - вот в какой стороне света сияет солнце нашей империи, что бы там ни утверждала географическая наука. Именно туда, к балтийским водам, мы с господином конногвардейским вахмистром завтра поутру и устремимся - обогреться лучами милости матушки-государыни. Я, конечно, не "херувимчик" и не "жемчужинка", как называет вашего сынка ее царское величество, но, глядишь, и мне на радостях какая-никакая награда достанется. - Прохор Иванович смиренно улыбнулся. - Кресточек ли, звездочка, а дороже бы всего ласковое от матушки слово.

- Это вне всякого сомнения так! - горячо поддержал его Алексей Воинович. - Благосклонное слово монарха - наилучшее вознаграждение для благородного человека. Драгоценнейшая реликвия нашего семейства - собственноручно начертанное высочайшее выражение признательности Митридату. "Вечно признательна. Екатерина". Вот оно, я хранил его до твоего возвращения. - Папенька благоговейно вынул из шкапчика пропись с царицыным росчерком, подал сыну.

Митя повертел бумажку, сунул в карман. На стенку, что ли, повесить?

- Но и вещественные знаки августейшей милости тоже отрадны, - продолжил папенька. - Душевно прошу передать мою нижайшую признательность ее величеству за присланные с вашим превосходительством червонцы. Не деньги дороги - августейшее внимание.

- Передам, передам. - Тайный советник благодушно кивнул, почесывая голову под черным париком. - И вашу просьбу о дозволении состоять при сыне тоже передам. Отчего бы нет? Где это видано - родителей с детьми разлучать. Ничего, недолго князь Платону над человеческой природой и христианскими установлениями глумиться. Уж можете мне верить. Имею на сей счет самые верные сведения.

- Ужель? - обрадовался папенька и переглянулся с маменькой. - Ах, душа моя, то-то было бы счастье!

Та ответила лучезарной улыбкой, подлила гостю чаю.

- А вот наш старшенький, - сказала она. - Поклонись, Эндимиоша, господину тайному советнику. И брату тоже поклонись.

Папенькин камердинер Жорж как раз ввел в гостиную Эмбриона - разбудили-таки ради Митиного возвращения.

Старший братец был причесан, наряжен во все лучшее, руки держал по швам.

- Проси Митю, чтоб не забывал тебя, не оставлял своим попечением, - велела ему маменька. - От него теперь будет зависеть твое счастье.

Эмбрион так и сделал. Поклонился чуть не в пояс, назвал "Дмитрием Алексеевичем" и на "вы". Митя прислушался к своему сердцу - не шевельнется ли братское чувство. Не шевельнулось.

Маслов зевнул, перекрестил рот.

- Охохонюшки. Однако время к полуночи. Спасибо, голубушка Аглая Дмитриевна, за чай. Очень у вас вишневое варенье хорошо. Пойду бока отлеживать. Уснуть не надеюсь - старческая бессонница. Так, поворочаюсь, помну перину. Дозволит Господь - подремлю часок. А завтра раненько сядем с Митюшей в мои саночки, стегну лошадок и стрелой в Питер.

- Сами стегнете? - удивился Митя. Вспомнил заодно и некое иное стегание, слегка покраснел. Будет об том казусе разговор в дороге иль нет?

- Сам, лапушка, сам. Люблю троечкой править, да чтоб с колокольцами, да с посвистом. Я ведь не немец какой, русский человек, и из самых простых. Батька мой лавчонку седельную держал, я же вот в тайные советники вышел. Но корней своих не стыжусь. И, как иные парвенюшники, пышностью худородства не прикрываю. Попросту люблю ездить, без холуев. Отлично прокатимся, Митрий, вот увидишь. Тебе понравится.

Нет, Мите это совсем не понравилось.

- Что, и охраны у вас нет? - насторожился он.

Прохор Иванович засмеялся:

- Зачем охраннику охрана? Не бойся, со мною никто тебя не тронет.

- А разбойники? - спросил Митя, думая вовсе не про разбойников - про Великого Мага и его рыцарей. - По лесам-то пошаливают.

He испугался тайный советник разбойников. Сказал:

- Ничего. Бог не выдаст, свинья не съест.

Вот какой легкомысленный.

С тем и разошлись по спальням. В гостиной только папенька с маменькой остались - чтоб помечтать вдвоем о будущем счастье.

* * *

Мите было не до сна. Оказавшись один, он разволновался еще пуще.

Вдвоем с Масловым до Петербурга ехать? Как бы не так! Если б с Данилой, то нестрашно, а этот облезлый разве защитит, если что? Сколько их там, Авраамовых и Фаустовых братьев, меж Москвой и Петербургом? Это когда еще до них весть дойдет, чтоб "бесеныша" не трогали.

Нужно тайному советнику про Орден Сатаноборцев рассказать. Ну конечно! Раз он такой враг масонства, ему и карты в руки. Гонялся за хорошими масонами, теперь пускай погоняет плохих. Опять же личность Великого Мага ему будет куда как интересна.

В спальню Митю отвели папенькин Жорж (он же Егорша) и Малаша. Пока вели, ругались, кому маленького барина раздевать, однако он отправил обоих, сказал: сам.

Успел только кафтан снять, тут мысли и накатили - сначала тревожные, потом дельные.

К Прохор Иванычу, немедля!

Стал обратно натягивать кафтан - на пол из-за обшлага выпал бумажный прямоугольник.

Что это? Государынина реликвия? Нет, та в кармане.

Ах да, это Данила сунул. На память.

Письмо от Великого Мага, вот что это было такое. Очень даже кстати - пусть Маслов не думает, что ребячьи фантазии.

Митя развернул бумагу, чтобы прочитать еще раз, уже собственными глазами. Но еще прежде того взглянул на красневшую понизу печать. Вот он, значит, какой - Знак Усекновения. На первый взгляд цветок с лепестками, вроде ромашки. А если приглядеться, никакая это не ромашка, а два креста с утолщенными, округлыми концами: обычный крест и косой, андреевский. Выходит, Великому Магу дьяволовы меты такими вот знаками прижигают. Чудно!

Хотел было читать, но снова посмотрел на печать. Где-то он уже видел этот красный цветок. На каком-то странном, неподобающем для цветка месте.

И было Митридату видение: белое гузно с сине-красными полосами от плетки, и на копчике - игривая ромашка.

Ах!

Кафтан сам собой выскользнул из рук на пол. Митя же почувствовал, как подгибаются колени, и еле-еле, на полусогнутых ногах, добрался до стула. Рухнул.

О, Пресветлый Разум!

Не от содомского разврата у тайного советника Маслова на приватном месте наколот знак, ошибся кнутобоец Мартын. И понятно теперь, отчего Прохор Иванович последним из придворных, вопреки моде, в парике ходит. Что есть Люциферовы меты? Известно: рога и хвост. Их-то и "отсекают" Великому Магу. Где-то на темени или на макушке, под волосами, должны быть у Маслова еще два таких знака - от усекновения рогов.

Но как же так? Выходит, Великий Маг - не Метастазио?

И Митю главный сатанофаг хочет истребить не из-за подслушанного на дворцовой печи разговора?

Тогда за что?

Чем не угодил царский воспитанник начальнику Секретной экспедиции?