Чтение 14–й страницы книги ~Ассирийское наследство~

Еще до того, как Толстого пришил. А он молчит! - Кривой зло рубанул сиденье рукой и продолжил:

- Мне это непонятно.

А что непонятно, то опасно. Казалось бы, радоваться надо: конкурентов убрали, дорогу расчистили, - а у меня внутри кошки скребут. Так и чувствую, что в спину прицел направлен!

- Да брось. Кривой! - Али-Баба махнул рукой. - Мы все время начеку, охрана хорошая.

- А у Монгола что - плохая охрана была? У Толстого плохая охрана? Ты дурака-то не строй! Не расслабляйся!

- Видишь, Кривой, пока нам от этих смертей одна выгода: Киргиз с нами связался, предлагает свой товар, а так бы Толстому отдал, он всегда только с Толстым работал...

- Ох, не нравится мне это! - Кривой загасил недокуренную сигарету. - Не из-за Киргиза ли вся эта махаловка затеяна? Он такую большую партию привез, какой никогда раньше не бывало, такие бабки сумасшедшие светят, что из-за них могли весь город на ножи поставить, кровью залить...

"Лексус" свернул к Литейному мосту и начал притормаживать: впереди стояли двое бойцов дорожно-патрульной службы с мотоциклом и знаками приказывали остановиться.

Кривой резко пригнулся и крикнул водителю:

- Не останавливайся, мать твою! Гони мимо! Это засада! Как пить дать засада!

Водитель послушно прибавил газу, переключил скорость и, вильнув мимо милиционеров, вылетел на мост. Бойцы вскочили на мотоцикл и рванули следом.

"Лексус", рыча мощным мотором, мчался по мосту, обходя неторопливо движущиеся машины. Кривой так и сидел, согнувшись, хотя никто пока и не думал стрелять по ним, не говоря уже о том, что машина изнутри была бронирована.

Али-Баба сидел, насмешливо поглядывая на босса: слаб стал Кривой, всего боится Всюду ему опасности мерещатся! Скоро братва на него начнет косо посматривать - кому же охота труса над собой видеть? А там. глядишь, и его час настанет, и Али-Баба в большие люди выбьется! Главное сейчас - в деле с Киргизом не облажаться! Большое дело, большие деньги, это Кривой правильно сказал Сейчас Киргиз ждет их, и если они договорятся - вся партия дури пройдет через их руки...

Али-Баба оглянулся. Мотоцикл патруля поотстал, но все еще висел на хвосте. Если бы это была засада, не посмели бы они так нагло держаться, сразу отвалили бы. А раз так упорно висят - значит, настоящая ДПС.

Свяжутся со своими по рации, перехватят... конечно, ничего серьезного не будет, откупиться всегда можно запросто, но задержаться можно прилично, а Киргиз уже ждет...

"Лексус" мчался уже по Литейному проспекту, мелкие лохи шарахались от него на своих "Жигулях" и "фордах", как рыбья мелочь от акулы, и вдруг из-за угла навстречу, нарушая все правила движения, вывернул по встречной полосе красный "фордовский" микроавтобус и попер на "лексус" лоб в лоб.

Нервы у водителя не выдержали, он крутанул руль, одновременно до полу вжав педаль тормоза. "Лексус" вылетел на тротуар, сплющил в лепешку будку холодного сапожника и остановился.

Надувшиеся подушки безопасности прижали водителя и пассажиров к сиденьям, предохранив от увечий, но лишив возможности двигаться.

Дверцы красного микроавтобуса открылись, и на улицу медленным торжественным шагом вышли две фигуры, какие могут привидеться только в кошмарном сне.

Али-Баба смотрел на этих призраков в длинных развевающихся белых балахонах, не веря своим глазам. Выходит, не врали пацаны?

Вместо лиц у этих двоих были золотые маски с темными провалами глаз. Белая одежда струилась и колыхалась, как утренний туман на кладбище. Что за фигня? Али-Баба никогда не верил во всякую чертовщину, но собственным глазам приходилось верить.

Двое призраков приближались медленно, как будто им некуда было торопиться, но ни Али-Баба, ни Кривой не могли и пальцем пошевелить не только потому, что были скованы ужасом, но еще и из-за проклятых подушек безопасности.

Сейчас очень не помешали бы бойцы дорожно-патрульной службы, но они, как назло, бесследно исчезли.

Златолицые с двух сторон подошли к "лексусу", распахнули дверцы, выдернули из машины Кривого и Али-Бабу, как безвольных тряпичных кукол.

Али-Баба чувствовал себя, как будто он в дурном сне, но никак не может проснуться.

Железные руки златолицего призрака сжимали его, как тисками. Прямо перед глазами у него второй призрак держал Кривого. На мгновение он отпустил авторитета, тот попытался повернуться, вырваться, потянулся к револьверу, но в руке у златолицего возник короткий широкий меч, описал яркую дугу, и голова босса, слетев с костлявой шеи, покатилась по вымощенному плитками тротуару.

Али-Баба впервые в жизни захотел прочесть молитву, но не вспомнил ни одной.

На мгновение руки златолицего разжались, бандит дернулся, но не успел ничего сделать - короткий широкий меч опустился на его шею.

Возле раздавленной будки холодного сапожника лежала на тротуаре в луже крови старая айсорка с раздробленными ногами.

Она была в сознании и расширенными от ужаса глазами смотрела, как два златолицых призрака, обезглавив вытащенных из серебристой машины людей, забрались в красный микроавтобус и уехали.

- Отче наш, - зашептала тетя Галия, - иже еси на небесех, да святится имя Твое...

От шока и ужаса она не чувствовала пока боли в собственных раздробленных ногах, но потеряла уже так много крови, что провалилась в беспамятство, не дочитав до конца молитву.

* * *

В этот день Надежда, не дожидаясь звонка матери, сама сорвалась и поехала к ней - с самого утра сердце было не на месте.

На Литейном, недалеко от маминого подъезда, тротуар и половина проезжей части были перегорожены. Стояли милицейские машины и одна "скорая помощь". Надежда решила не тратить времени на расспросы зевак и поскорее проскочила в подъезд - благо пропустили.

Мать была вся в хлопотах: она отпаивала лекарствами соседку Александру Михайловну, которой приспичило с утра пораньше отправиться в магазин, таким образом она оказалась непосредственной свидетельницей происшедшего. Милиция уже сняла с нее предварительные показания и отпустила пока передохнуть.

- Я иду, а он несется на полной скорости, - захлебываясь, в который раз начала рассказывать потрясенная соседка, - а тот, красный такой автобус - навстречу.

Ну, джип-то и свернул на всем ходу в сторону. И в ларек врезался со всего размаха.

Я как увидела, так сердце и зашлось: Галия-то всегда в это время там! Хочу бежать, кричать, а ноги к земле приросли, с места не сдвинуться.

- И слава Богу, что не кричала, - заметила мать.

- Да, - подтвердила соседка, - потому что выходят из красного автобуса два таких чудища в золотых масках. Сами все в белых простынях, и бороды рыжие.

- Златолицые! - ахнула Надежда.

- Я к стенке прислонилась, стою ни жива ни мертва, а они выдернули из джипа двоих мужиков, как репку с грядки, головы им поотрубали и уехали. А головы с собой увезли. Пресвятая Богородица, думаю, что же это на свете делается? А потом гляжу - наша Галия на асфальте лежит без памяти, вся в крови. Тут я сама чуть сознание не потеряла.

- Выпей чаю, Александра! - вступила мать. - Может, полегчает.

- А тетя Вася слышала? - тихонько спросила Надежда.

- Слышала, - мать махнула рукой. - Александра уже восьмой раз эту историю пересказывает, все никак успокоиться не может. Да и то сказать - это же кошмар какой-то, на всю жизнь заикой стать можно!

- Милиция приехала, я все рассказываю, как есть, - продолжала Александра Михайловна. - Они было меня на смех подняли. Какие еще златолицые, бабке, мол, со страху показалось. А потом хватились - тела лежат, а голов-то нету! Тут уж я все высказала, что о них думаю!

Через некоторое время в дверь позвонил Шоша. Взглянув на него, женщины поняли, что дело плохо. Действительно, Шоша сообщил, что бабушка умерла в больнице, не приходя в сознание.

- Вот так, - молвила тетя Вася, показавшись на пороге своей комнаты.

- Я был у жреца, - заговорил Шоша, - и спросил у него по-ассирийски, за что убили старую женщину. Он сделал мне замечание, чтобы я говорил по-русски - не все, видите ли, понимают и могут обидеться.

Тогда я обозвал его шакальей падалью и ослиным навозом, и он не понял! Я отомщу этому ублюдку за то, что он сделал из нас всех дураков!

- Вы сами себя сделали идиотами, - сказала тетя Вася, - понравилось играть в игрушки. Золотые маски, богослужения, поклонение богине. Все эти ритуалы, древний великий народ! Взрослые люди, а все как дети!

- Сейчас многие играют, как мальчишки, - заметила Надежда, - есть такие толкиенисты - едут за город с мечами и кольчугами, сражаются там чуть ли не по-настоящему. Сколько денег на обмундирование изводят - жуткое дело, причем сами не зарабатывают, у родителей требуют. Есть еще дорожники, тоже какое-то фэнтэзи изображают. А времени гробят на это дело - ужас сколько!

- В мое время молодежь училась и занималась общественной работой, - сухо заметила тетя Вася.

- Это у них вместо общественной работы! - пояснила Надежда. - Но не у всех, конечно. У некоторых и вместо учебы - знаете, вроде при деле, а головой думать не надо!

- Вот и эти, - тетя Вася пренебрежительно кивнула на Шошу, - дали себя окрутить как последние идиоты.

- Но, тетя Вася, вы уж полегче, парень все же бабушку потерял, - вступилась мать.

- Сам во всем виноват! - заявила тетка. - Зло порождает зло!

Шоша вдруг бросился в комнату, бормоча что-то по-ассирийски. Надежда, заподозрив неладное, понеслась за ним. В комнате Шоша схватил ассирийские таблички и собирался бросить их на пол.

- Не смей! - страшно закричала тетя Вася. - Не смей! Ассирийцы действительно древний и великий народ. Гляди, это сделано во втором тысячелетии до нашей эры.

На глиняной пластинке была изображена женщина с крыльями, раскинутыми позади спины. Даже на стертой глине были заметны изумительные очертания обнаженной фигуры.

- Это крылатый демон Лилит, - объяснила тетя Вася.

- Что мне до них? - вскричал Шоша, но все же осторожно положил пластинку на место.

- А мне именно до них есть дело! - страстно заговорила тетя Вася. - Мне нужно то, что вы украли из коллекции барона Гагенау, причем не золотая статуэтка, а именно эти таблички.

- А я бы не отказалась узнать, кто же такой этот ваш великий жрец, - вставила Надежда, - и зачем Он устроил бандитский передел. Какова его конечная цель?

- Что-то говорилось о большой партии наркотиков, - пробормотал Шоша.

- Ну, наркотики мы трогать не будем, а вот как бы нам получить назад таблички? - задумалась Надежда.

- Я принесу, - сказал Шоша, - я найду...

- Нет уж, одного тебя отпускать туда нельзя, - решительно заговорила Надежда, - ты сразу же себя выдашь.

- Я сама пойду! - заявила тетя Вася.

- Нет, - отказался Шоша, - с вами не пойду, не пройдете... Храм находится под землей...

- Ну и что? - отмахнулась тетя Вася. - Хоть в безвоздушном пространстве! Я пойду с вами - и точка! Еще пригожусь там.

Надежда с матерью беспомощно переглянулись: ну как отговорить упрямую старуху?!

Шоша перехватил их взгляд и задумался.

Потом вышел в коридор и позвонил кому-то по телефону. Вернувшись, он заявил:

- Есть один парнишка, очень шустрый.

Он вообще-то карманником был, но я его от этого дела помаленьку отучаю. И вот он покрутился вокруг того места, где храм, и нашел-таки другой проход. Потому что там, где все входят, конечно, охраняют, и пройти вам там нет никакой возможности.

Надежда оглянулась на тетю Васю и поняла, что дома ее не удержит никакая сила.

- Но я тоже с вами! - непреклонно заявила она. - Я тетю Васю одну не отпущу!

Уговорились идти глубокой ночью, потому что ночью в храме точно никого не будет.

Напоследок Надежда завернула к матери на кухню. Она внимательно слушала рассказы Шоши о процессе поклонении богини: как жрец причитает, как кидает на алтарь щепотки травы, - и решила предпринять свои меры. Меры эти заключались в том, чтобы ошеломить противника, выбить у него почву из-под ног. Надежда вытащила у мамы из шкафчика все пакетики с пряностями, а также налила в бутылочку коньяка, водки и бальзама Биттнера - вдруг пригодится.

* * *

- Теперь сюда! - Шоша свернул с улицы, которую жители Петроградской стороны, запутавшись в бесконечных переименованиях, называли то улицей Ленина, то Широкой, в тихий узкий переулок. С одной стороны этого переулка возвышался очень красивый зеленовато-голубой дом с башенками и лепными украшениями в стиле модерн, а с другой - стояли полуразвалившиеся здания старых, заброшенных складов, через крышу которых кое-где уже выросли деревья.

- Какой дом красивый! - восхищенно воскликнула Надежда, уставившись на голубое чудо. - Как здорово в таком жить! Но здесь, наверное, живут одни "новые русские", - тут же одернула она себя.

- Нам не в этот дом, - прервал Шоша ее восклицания, - нам вот сюда.

Он, нагнувшись, прошел в арку старого складского помещения.

Внутри скрипели под ногами осколки стекла, хрустел битый кирпич. Свет пробивался в дырявую крышу и незаделанные оконные проемы. В углу квадратного помещения виднелась низенькая дверка, висящая на одной петле. Шоша подошел к этой дверке и решительно распахнул ее.

За дверью была темнота, и из этой темноты, испугав женщин, появился щуплый невысокий юноша, почти подросток, с электрическим фонариком в руках.

- Привет, Таракан! - Шоша шагнул навстречу худенькому айсору. - Вот это та старуха, про которую я говорил!

- Что, правда, что ли, она по-ассирийски может?

Тетя Вася разразилась длинной звучной фразой на гортанном языке, и Таракан уставился на нее с нескрываемым уважением.

- Ладно, пошли, покажу эту дорогу!

Он шагнул в темноту. Надежда двинулась следом, поддерживая под руку тетю Васю.

- Что ты меня за руку ведешь, как слабосильную? - возмутилась та, но тут же споткнулась об огромный булыжник, чуть не свалилась и всем своим весом оперлась о Надеждино плечо.

- Нет уж, тетя Вася, - Надежда еще крепче ухватила старуху за руку, - лучше уж мы будем друг за друга держаться, а то не ровен час переломаем ноги в темноте!

Сначала они шли довольно ровным коридором, пол которого был вымощен крупными каменными плитами, потом этот коридор пошел под уклон. Становилось все холоднее, и когда свет фонаря падал на стены, было видно, что по ним стекают капли воды. На низком своде виднелись белесые подтеки плесени.

Наклонный коридор повернул под углом к прежнему направлению, и Таракан, обернувшись, негромким голосом, который от темноты и сырости окружающего показался Надежде каким-то замогильным, предупредил:

- Осторожно, впереди будут ступеньки.

Действительно, коридор превратился в каменную лестницу, сначала довольно пологую, с широкими ступенями. Потом лестница стала круче. Надежда тяжело вздыхала и с уважением поглядывала на тетю Васю, которая мужественно шагала вперед, не показывая никаких признаков слабости или утомления.

Наконец крутой спуск прекратился, и вся компания оказалась в большом квадратном каменном помещении вроде просторного погреба. Под ногами Надежды вдруг раздался писк, и она с ужасом почувствовала, что наступила на что-то мягкое и живое.

Надежда Николаевна Лебедева, решительная и неглупая женщина средних лет, не выносила крыс. Если уж говорить начистоту и называть вещи своими именами, она их панически боялась. Мышей она тоже боялась, но не до такой степени. Муж Надежды Сан Саныч хорошо знал о ее сложных взаимоотношениях с мелкими грызунами и утверждал, что при встрече с ними Надежда издает визг совершенно особенного тембра, который невозможно перепутать ни с каким другим звуком. Поэтому, услышав такой визг, он обычно не торопился на помощь жене, зная, что ничего слишком опасного не произошло, - просто Надежда нос к носу повстречалась с малюсеньким мышонком.

Например, однажды, приехав после длительного перерыва на мамину дачу, она увидела очень симпатичную мышку, деловито вылезающую из сахарницы. Престарелая соседка по даче Ксения Никодимовна, которая прилегла вздремнуть после обеда, проснулась в ужасе: спросонья старушка решила, что слышит сигнал воздушной тревоги.

Справедливости ради следует отметить, что так безобразно Надежда Николаевна вела себя только в отсутствие кота Бейсика.

Во-первых, мыши во время пребывания на даче кота вели себя скромно и вообще покидали дом - переселялись на летние квартиры в поле, а во-вторых, из воспитательных соображений Надежде следовало перед котом держать фасон и не показывать своей слабости.

При таком отношении к мышам нетрудно представить себе, что почувствовала Надежда, когда она поняла, что подвал, в который привел их Слава Таракан, кишмя кишит огромными крысами. Она готова была оглушительно завизжать, но случайный отсвет от фонарика упал на решительное, монументальное лицо тети Васи. Надежда представила себе, каким презрением обольет ее старуха, если услышит знаменитый оглушительный визг.., и сдержалась.

- Вы их ногами, ногами отгоняйте, - посоветовал Таракан, обернувшись к женщинам, - они не очень кусачие.

- Что я, крыс, что ли, не видела! - дрожащим голосом ответила Надежда и удостоилась благосклонного взгляда тети Васи.

По ноге пробежали когтистые лапки, но, раз проявив мужество, нужно было держаться и дальше. Надежда отбросила ногой серую зверюгу, сжала от отвращения зубы и решительно устремилась вперед, за пятном света.

Коридор снова пошел под уклон, своды стали ниже, так что приходилось идти согнувшись. Повернули налево, преодолели еще несколько ступенек, о которых Слава Таракан предупредил заранее, и наконец он повернулся к своим спутникам, прижал палец к губам и сказал вполголоса:

- Теперь уже скоро, - и нырнул куда-то в темноту.

- Еще немножко, - шепотом подбадривал Шоша, луч его фонарика едва мерцал.

Славка неслышно пробирался где-то далеко впереди, в темноте он видел как кошка, дополнительный свет ему не требовался. Свернули направо, причем по ноге Надежды снова пробежала крыса. Она едва сдержала крик ужаса, тетя Вася же и бровью не повела. Наконец Шоша остановился. Славка уже делал что-то со стеной, казавшейся Надежде совершенно глухой. Однако оказалось, что Славка отвинчивает большой железный лист, который закрывал прямоугольное отверстие в стене, очевидно, раньше это было окно. Хотя совершенно непонятно, для чего было устраивать окно в подвале.

Винты поддавались легко, Славка еще раньше налил в них такой специальной жидкости, которую автомобилисты возят с собой на всякий пожарный случай: если проколешь колесо и придется менять его под дождем или на морозе, не нужно чертыхаться и поминать матушку - полить на винты такой жидкости, и вся многолетняя ржавчина сойдет очень быстро.

- Теперь, - шепотом приказал Шоша, - быстро пролезайте в это окно. Старуху я поддержу, а вы сами сможете?

- Уж как-нибудь, - обиделась Надежда, - есть еще силы...

Они оказались в большом, просторном коридоре. От основного пространства коридора дыру в стене закрывал еще деревянный шит, одному Богу известно для чего он там стоял. Никому, кроме Славки, не пришло в голову заглянуть за щит и обнаружить там окно, забранное железом. Потолки в коридоре были сводчатые, как почти во всяком подвале. Коридор был чисто выметен, стены кирпичной кладки сухие.

В коридор выходило несколько плотно закрытых дверей.

- Сейчас здесь никого нет, - шепотом докладывал Шоша, - жрец со своими приближенными уехали на дело. Вернутся только утром, тогда и все соберутся, на богослужение. Богине поклоняться будем. - Он криво улыбнулся.

Славка в это время кое-как закрепил железный лист, чтобы ничей нескромный взгляд не заметил их вторжения.

- Хранилище там! - махнул рукой Шоша, и они пошли к самой дальней двери.

Дверь была заперта, но умелец Славка сделал что-то с замком, и дверь отворилась.

Большой подвальный зал, стены его тонули в тени. В противоположном конце от входа был установлен импровизированный алтарь, рядом - погасшая сейчас жаровня. В углублении в стене стояла золотая статуэтка львиноголовой богини Ламашту.

С двух сторон ее? освещали масляные светильники.

Надежда подошла ближе и пригляделась к статуэтке. Львиная голова лежала на женских плечах совершенно естественно, морда львицы не была особенно страшной или уродливой, она выражала только обычную для хищника голодную злость, но тело, безупречное тело женщины, источало такое вселенское зло, порок и похоть, что у Надежды волосы встали дыбом - Что, потрясает? - спросила подошедшая тетя Вася.

- Не может быть! - прошептала Надежда. - Или у меня крыша едет, или какой же великий мастер ее создал!

- Сказано же тебе - по ассирийским представлениям божество живет в своей статуе, - усмехнулась тетя Вася.

- Не морочьте мне голову, этого же не может быть! - возмутилась Надежда.

- На твоем месте я бы поостереглась это утверждать в святилище богини, - заявила тетя Вася, - а впрочем, я к ней претензий не имею, меня интересуют таблички. - Она окликнула Шошу и отошла.

Надежда еще раз поглядела на богиню.

В неровном, мерцающем свете светильников ей показалось, что львиная голова чуть шевельнулась и мигнула глазом. Надежде вдруг захотелось перекреститься.

"Вообще-то я тоже к богине претензий не имею, - в панике подумала она, - я тут человек случайный..."

Слава Таракан внезапно нырнул под малиновое покрывало, которое свисало складками за алтарем, Надежда устремилась за ним. Там они обнаружили дверцу, естественно, запертую. Но для Славы, как уже говорилось, замки были не проблема.

- Слушай, да у тебя талант! - искренне восхитилась Надежда, она вообще любила смотреть, как кто-то отлично делает свое дело.

За дверцей находилась маленькая комнатка, за ней - еще одна, тоже запертая на огромный амбарный замок.

- Что тут у вас? - заглянул Шоша за занавеску.

Надежда медленно оглядела первую комнатку.

- Могу вас поздравить: мы попали в святая святых - рабочий кабинет вашего великого жреца! - заявила она.

В комнате еле помещались простой стол и стул. Стол когда-то был письменным, сохранились еще ящики. Надежда выдвинула первый ящик и увидела коробку от печенья "Мечта". В коробке находилось не печенье, а пакетики с сушеными травами. Открыв наугад один пакетик, Надежда принюхалась. Пахло чем-то сладким и одуряющим.

- Э, ребята, да он вас тут наркотиками окуривал! - протянула она.

- Дайте сюда! - протянул руку Шоша.

- Спокойно, милый, - Надежда отвела его руку, - доверься мне. Мы ему такой спектакль устроим - любо-дорого! Не все же жрецу перед вами лицедействовать!

Шоша нехотя согласился. Надежда вынула принесенные с собой вещи и заменила пакетики трав. Потом в следующем ящике она нашла флягу с темной жидкостью, на вид напоминающей все тот же бальзам Биттнера.

Но жидкость пахла противно и даже как-то опасно. Надежда послала Славу, чтобы он вылил ее куда-нибудь подальше от святилища. Во фляжку она налила принесенного с собой коньяка, порадовавшись своей прозорливости: хороша бы она была, взяв с собой только совершенно прозрачную водку, - добавила еще бальзама Биттнера - не пропадать же добру, - а для верности растворила в полученной бурде шесть таблеток белатоминала. Матери выписали когда-то в незапамятные времена непонятно от какой болезни, и Надежда знала только, что, приняв на ночь таблетку, мать тут же засыпала.

Неизвестно, давал ли жрец эту жидкость кому-то или сам принимал для настроения и куража, но, надо думать, не помрет он от такого коктейля, а только слегка обалдеет.

На столе стоял магнитофон, и, с опаской включив его, Надежда услышала рев голодного льва.

- В зоопарке записывал он, видно, вашу богиню, - усмехнулась она, - а что, тут близко...