Чтение 14–й страницы книги ~Жизнь длиннее смерти~

Потом он подумал, что следует вооружиться посерьезнее, а не бежать, как придурок, с разъединственным "Макаровым". Случай подвернулся быстро - в одном из переходов обнаружился часовой, выскочил наперерез с совершенно ошалевшим от полного непонимания происходящего лицом, попытался загородить дорогу вскинутым "Калашниковым"...

Этот "Калашников" Мазур у него и отобрал молниеносным отточенным движением, сорвал с пояса подсумок, отпихнул дурака вглубь какого-то коридорчика, скорчил страшную рожу и побежал замыкающим.

Лаврик вел их крайне уверенно - и вскоре они оказались в небольшом бетонированном дворике, окруженном глухими стенами. Там стояли штук пять машин, легковых и грузовых, но вокруг не было ни души, даже часовой, который, несомненно, должен был находиться у высоких железных ворот, куда-то благоразумно слинял.

На улице не слышалось ни пальбы, ни рева моторов - бой, судя по звукам, развернулся исключительно у парадных ворот дворца. Лаврик втолкнул адмирала внутрь одного из открытых вездеходов, включил мотор, а Мазур проворно распахнул железную створку, давным-давно выкрашенную облупившейся зеленой краской.

Прыгнул на сиденье рядом с водительским.

- Сядь на пол, сука! - рявкнул Лаврик адмиралу, с лязгом переключая передачи. - Чтоб тебя видно не было!

А сам обеими руками натянул на уши просторный здешний берет, чтобы не видно было светлых волос. Мазур, уловив его мысль, проворно сделал то же самое.

В неразберихе и общем переполохе, да еще передвигаясь со всей возможной скоростью, был шанс унести ноги. Никто сейчас ни к кому особенно не приглядывается, обычные критерии рухнули в одночасье, как всегда в такой ситуации бывает, ничего еще не устаканилось. Тогда, в Африке, пришлось гораздо хуже - Мазур был белым, драпавшим по африканскому городу, по забитым разъяренными неграми улицам - а здесь, где расовые различия выражены не столь явно, шансов гораздо больше...

Пролетая по притихшим улицам, они очень быстро убедились, что большая часть народонаселения столицы ничего не понимает в происходящем - куда ни глянь, люди проворно улепетывали в дома и подворотни, потому что ожесточенная стрельба слышалась уже в нескольких местах - автоматные очереди, пулеметные, резкое буханье танковых орудий, торопливое чавканье "Бофорсов"...

Низко над крышами прошли два вертолета, прежде чем они скрылись за ближайшими крышами, правый выпустил ракеты, и они ушли куда-то вниз, Мазур не знал, куда, он даже не старался вспомнить, что за объекты расположены в той стороне. "Ну, предположим, на наших они не полезут, - подумал он. - Поостерегутся получить по зубам. На базе изрядно бронетехники, в порту полк морпехов, там наша эскадра, да и авиация имеется. Не рискнут. Но застрявшим в городе одиночкам, как учит жизненный опыт, придется скверно - переворот все спишет, любые эксцессы, сейчас ведь нет никакой власти, подозреваю, а новая от всего отопрется, списав на трагическое недоразумение... Да уж, лучше убегать сломя голову, того, кто попробует затаиться где-нибудь, быстрее зарежут..."

Лаврик гнал, как полоумный, временами тормозя с отчаянным визгом покрышек, петляя меж метавшимися по проезжей части горожанами. Свернул на тротуар, притормозил.

Навстречу им прошла колонна танков - с эмблемами республики на броне, но облепившие их солдаты все поголовно были украшены теми же зелеными повязками. Моментально сообразив, как себя вести, Мазур заорал что-то нечленораздельное, дружески махая рукой сидевшим на броне. Все равно за ревом моторов и лязгом гусениц никто не расслышал бы, Что он орет классические русские маты... Тактика себя оправдала - им вполне дружелюбно замахали в ответ, вопя что-то и вскидывая руки с вытянутыми буквой "V" двумя пальцами. Горожане жались к стенам, явно намереваясь остаться вне политики так долго, насколько удастся.

Пропустив колонну, помчались дальше. Над крышами прошли еще три вертолета, в ту же сторону. Послышалось хлесткое тявканье их бортовых пушек. "Мать твою, - подумал Мазур. - Это ж они к хозяйству Асади двинули, к Джаханнему... Ну да, логично, следовало ожидать..."

- Притормози-ка! - крикнул он Лаврику.

И вовремя - поперек улицы вытянулись цепочкой четверо в форме, с путчистскими повязками. Завидев летящую прямо на них машину, они уже собирались вскинуть автоматы...

Мазур опередил. Ударил длинной очередью справа налево. Лаврик с лязгом перекинул рычаг, и машина прыгнула вперед - Мазур, однако, успел, перегнувшись за борт, сорвать с рукава одного из уродов зеленую повязку, которая тому все равно уже была ни к чему. Торопливо закрепил ее на правом предплечье и встал в машине в позе объезжающего войска фельдмаршала, выставив правое плечо вперед, яростно рявкая что-то невразумительное при виде попадавшихся на пути пеших мятежников. Самое смешное, что их покорно пропускали и даже орали в ответ что-то отнюдь не враждебное - благословенна будь неразбериха первых часов неизвестно кем поднятого мятежа...

Зато потом они едва не нарвались. Стоявшая на углу кучка военных, завидев Мазурову повязку, поступила по-иному: кинулась наперерез с яростными физиономиями, вскидывая автоматы. Ни у кого из них повязок не было...

Лаврик свернул за угол так резко, что машина на миг оторвала от асфальта оба левых колеса.

За углом послышались автоматные очереди, парочка пуль просвистела в стороне, но они уже были далеко...

Мазур перегнулся назад, посмотрел. Адмирал съежился в комочек на полу, живехонький и здоровехонький, с белым, как мел, лицом. Жалко. В голливудских фильмах подобные типы обычно в конце обязательно попадают под злодейскую пулю, так что положительному герою и не приходится самому пачкать руки - но они, увы, не в Голливуде, а в сотрясаемой неведомым мятежом Аравии...

ЭПИЛОГ

О ТЕХ, КТО УХОДИТ

Иногда человеку совсем немного нужно для счастья. В данный момент счастье Мазура и его орлов заключалось в том, что боеприпасов у них было хоть завались, сколько душе угодно, а вдобавок им не нужно было притворяться кем бы то ни было. И о последствиях для большой политики думать не нужно. Задача была проста - прикрыть погрузку любыми имеющимися в их распоряжении средствами. И, между прочим, любой ценой.

Вот только не появилось пока что ни "Ворошилова", ни тех, кто должен был на него погрузиться, ни тех, кто попытался бы помешать. Пространство меж пакгаузами, давным-давно разбитое на секторы стрельбы, оставалось пустым и безлюдным. Даже докеры и портовые бичи куда-то попрятались, хотя их никто специально не разгонял. Ничего удивительного - после утренних шумных событий и до сих пор не стихших на улицах столицы перестрелок народ предпочитал отсиживаться по укромным местечкам, пока не настанет хоть какая-то определенность и станет совершенно точно ясно, чего от новой власти ждать и что ей, собственно говоря, от людей надо.

И делать было совершенно нечего - привычно ждать разве что. Они ждали уже сорок семь минут...

- Я-то всегда полагал, что архивы - в Джаханнеме, - сказал Мазур, чтобы только не молчать.

Примостившийся рядом с ним за баррикадой из металлических бочек Юсеф грустно улыбнулся:

- Есть такая притча... Однажды у старосты в деревенской казне завелись приличные для бедных крестьян деньги. Ну, конечно, стали думать, где их понадежнее спрятать от лихого народа. В конце концов выбрали самое надежное место - в кроне высоченной пальмы посреди деревни, куда так просто не заберешься. И двое сторожей с дубинами днем и ночью ходили под пальмой, никого не подпуская...

- И что?

- Деньги были спрятаны совсем в другом месте, о нем знал только староста, и никто там не караулил...

Мазур улыбнулся из вежливости. Он уже читал где-то эту историю применительно к Европе - ну, что поделать, крестьянское мышление повсюду идет параллельными курсами...

Прислушался. Далеко отсюда все еще слышалась пальба - где-то в центре столицы продолжали выяснять отношения.

- Если бы вы пустили на них свою морскую пехоту... - сказал Юсеф с тоскливой покорностью судьбе. - У вас здесь такая сила...

Лаврик покосился на них, пожал плечами:

- Против кого бросать морпехов - это понятно. А вот - за кого и за что? Не подскажешь, товарищ?

Юсеф молчал, уставясь себе под ноги, ему было плохо, очень плохо. Он не просто проиграл - он просмотрел...

Ну, предположим, прохлопал все-таки Асади, но от этого не легче, виновны все понемножку, и местные спецы, и коллеги Лаврика, и коллеги Вундеркинда...

Хасан переиграл всех. Тихонький, незаметный, бесцветный даже генерал Хасан, которого все считали недотепой, никудышным руководителем, бездарностью, державшейся среди вождей революции исключительно благодаря прошлым заслугам. Предположим, он таким и был - но это не помешало ему, тряхнув стариной, найти сообщников, распропагандировать парочку полков и устроить переворот. В то время как его в качестве личности, способной затеять успешный путч, никто всерьез и не рассматривал. Грешили на Бараджа, присматривали за полудюжиной амбициозных и недовольных своим положением полковников - а удар последовал с той стороны, откуда его никто не ждал. И, соответственно, не озаботился предпринять на этом направлении какие бы то ни было оборонительные меры...

Он уже выступил по телевидению, торжественно объявив, что душа его не выдержала страданий народа и он почел своим долгом обнажить сверкающий клинок, дабы исправить все ошибки, перегибы, преступления и необдуманные реформы, предпринимавшиеся прежним руководством, оказавшимся не на высоте. И заявил при этом, паскуда, что Касем, оказывается, был убит во дворце возмущенным народом (благо свидетелей не было, всем, в том числе и Юсефу, удалось выскользнуть из дворца, а непосредственный исполнитель отправился на тот свет).

Черт его знает, кто за ним стоял, и чем все должно было кончиться. Пока что новоявленный президент усиленно дистанцировался от любых внешних сил. В советское посольство он прислал какого-то прыткого полковника, заявившего, что президент ссориться с советскими товарищами не намерен, не говоря уж о том, чтобы, боже упаси, предпринимать против них действия. Однако убедительно просит оставаться в местах постоянной дислокации и проживания, носу не показывая за ворота - иначе Хасан, не в силах пока что совладать с народной стихией, ни жизни, ни здоровья никому не гарантирует.

Одним словом, ультиматум был ясный и неприкрытый - и Москва советовала его пока что принять, чтобы не обострять насквозь непонятную обстановку. Вот только Мазура и его группы это устное соглашение нисколечко не касалось - они выполняли очередное задание, по своей всегдашней привычке наплевав на то, что никто им ничего не гарантирует. Для них это было в порядке вещей... Привыкли считать единственной гарантией свою собственную ловкость во владении оружием...

Юсеф радостно вскрикнул - красавец "Ворошилов" подошел к пирсу, и прежде чем он успел коснуться бортом гирлянд, развешанных вдоль бетонной стенки автомобильных покрышек, на берег перепрыгнул офицер, что есть духу помчался к бочкам, за которыми сидели трое, закричал издали:

- Мазур кто?

Мазур молча ткнул себя в грудь большим пальцем.

- Они сейчас подъедут! - проорал среди окружающей тишины офицерик так, словно пытался перекричать грохот Ниагарского водопада. - Только что была связь! За ними вроде бы погоня, ребята, вы уж не подведите...

Физиономия у него была молодая, глупо-азартная, румяная, а на плечах красовались лейтенантские погоны, похоже, еще необмятые.

- Ребята, вам, кровь из носу, нужно...

- Бежи, пацан, бежи, - сказал Мазур вполне мирно. - Скажи старшим дяденькам, все будет в ажуре...

- Мне доложить...

- Да пошел ты нахрен! - рявкнул Лаврик. - Сказали тебе уже, что доложить!

Салажонок вспыхнул от обиды, но, разглядев на плечах Лаврика погоны с двумя просветами, связываться не стал. Лихо, совершенно по уставу отдал честь, повернулся на месте и припустил к сходням, уже переброшенным на пирс. Лаврик поморщился:

- Детсад форменный. Учить вздумал, как день простоять да ночь продержаться...

- Не ной, - лениво сказал Мазур, не отрывая глаз от прохода меж пакгаузами. - Мы с тобой в его годы были не лучше...

Потом оглянулся. Там, метрах в ста от них, у сходней, торчала немаленькая кучка морпехов. "Ворошилов" выглядел внушительно и грозно, прибавляя бодрости, но в том-то и соль, что от пуль он их не спасет, броней не прикроет, самим придется извращаться.

Первый грузовик пролетел меж пакгаузами, как пушечное ядро, за ним мчался второй, его брезентовый верх был прострелен во многих местах и опален. Третий, замыкавший процессию, вихлял и гремел, потому что ехал на спущенных колесах, оставляя за собой черные полосы жженой резины и высекая дисками искры из бетона...

Архивы генерала Асади, хранившиеся где-то в укромном местечке, благополучно прибыли. Как и сам генерал, которого никак не собирались оставлять на милость путчистов - слишком много он знал. В подобных случаях тех, кто много знает, либо пристреливают без шума в укромном уголке, либо, кровь из носу, забирают с собой. В данном случае кто-то высокопоставленный выбрал второе. Асади никоим образом не был битой картой - слишком много наработок у него имелось по внешней разведке, агентуры разослано изрядно, масса каналов и комбинаций работает, так что всю эту благодать следовало вывезти вместе с ее творцом, наплевав на все ультиматумы и устные договоренности со свежеиспеченной властью...

Набитые вооруженными людьми джипы появились во всех трех проходах - и Мазур громко отдал приказ.

Десяток стволов заработали, как ополоумевшие швейные машинки, с двух точек на плоских крышах застрочили ручные пулеметы, и в этом гаме совершенно потерялись хлопки снайперки Зоркого Сокола. Эффект получился молниеносным и уничтожающим: один джип перевернулся, разбросав седоков, тут же пришедших в состояние вечной неподвижности, второй, вильнув, врезался в стену, и с ним произошло то же самое, третий, затормозив, успел задним ходом смыться с глаз долой, потеряв парочку сшибленных пулями пассажиров.

И тут же из-за всех углов по Мазуру и его людям открыли огонь. Они ответили, и все пошло по накатанной. Как обычно и бывает, всякое представление о времени исчезло напрочь. Следовало исключить из игры как можно больше фигур противника, а самому при этом ухитриться уцелеть - тут не до того, чтобы следить за временем и мерить его мирными, гражданскими отрезками...

Огонь слегка приутих, и Мазур приподнялся, дернул за широкий ремень Юсефа - майор, стоя в полный рост, поливал из ручника нападавших, так что не прихлопнули его до сих пор только чудом.

- Убьют, мать твою! - рявкнул Мазур.

- Наплевать, - не оборачиваясь, ответил Юсеф, выщелкивая расстрелянный рожок. - На все теперь наплевать...

- Все равно не высовывайся! - прикрикнул Мазур.

Пуля смачно продырявила бочку совсем рядом с ним - но майор, как завороженный, уцелел и на этот раз. Из-за пакгаузов стали стрелять гораздо реже, но более прицельно - у них, похоже, появился в конце концов опытный командир...

Над крышами мелькнула втянутая тень, далеко впереди показался боевой вертолет, медленно разворачивавшийся на цель - и этой целью, как легко догадаться, была занятая людьми Мазура линия обороны, обозначенная яростным огнем. Винтокрыл, снижаясь, рос на глазах...

И внезапно разлетелся клубком багрово-оранжевого огня, разбрызгался ливнем пламени и черных обломков, с жутким грохотом обрушившихся наземь неподалеку, за ближайшими пакгаузами. Улучив момент, Мазур оглянулся.

От бака "Ворошилова" еще тянулась туманно-сизая дымная струя - а вскоре коротко загрохотало, с палубы сорвались еще три зенитных ракеты, с нетерпимым воем прошли низко, куда-то за крыши. Мазур мимолетно осклабился. Похоже, никто уже не собирался работать в белых перчатках... Морпехи, как осатанелые, носились с тюками и ящиками по сходням.

Парой секунд позже "Ворошилов" открыл беглый огонь по невидимым Мазуру целям - из обеих стомиллиметровых пушек, снаряды надрывно выли над головой, это было противно, но прибавило уверенности в себе. Тылы атакующих подверглись сокрушительному разгрому, тут и гадать нечего...

И все же те, кто укрывался за пакгаузами, палили ожесточенно и назойливо, время от времени делая попытки продвинуться вперед и всякий раз откатываясь с потерями. Должно быть, они прекрасно знали, что за сокровище в кузовах грузовиков, и кто-то велел им с пустыми руками не возвращаться...

Натиск был нешуточный, огонь плотный, но Мазур пока что не фиксировал потерь в собственных рядах, и это было прекрасно...

Еще два вертолета замаячили было на горизонте - и тут же, отогнанные близкими разрывами ракет, повернули восвояси, напоследок и сами пустив полдюжины эрэсов, не причинивших особого урона. Мазур успел подумать, что морячков с "Ворошилова" следует поить водкой до посинения - прикрыли от доброй половины опасностей.

Увы, оставшаяся половина в виде пуль и разрывавшихся на безопасном отдалении гранат - пока что безопасном - заставляла с собой считаться... Мазур двумя пальцами вытянул из нагрудного кармана позаимствованную на базе боцманскую дудку и условными трелями дал команду половине своих отступить на второй рубеж обороны. И видел, что его приказ выполнили все до одного - пока что нет потерь, ах, как хорошо-то...

Над его головой, под самой крышей пакгауза разорвался снаряд, уши заложило, на голову и плечи посыпались вороха бетонной крошки. Выругавшись, Мазур сменил позицию.

"Саладин" ворвался в проход меж складскими зданиями, как чертик из коробочки, ворочал башней, выискивал цель...

И навстречу ему четким шагом, как на смотру, вышел майор Юсеф, вскидывая на правое плечо короткую толстую трубу шведского гранатомета, названного в честь, быть может, не самого воинственного, но самого прославленного в боях шведского короля...

У Мазура поневоле отвисла челюсть - майор шел навстречу надвигавшейся на него шестиколесной железной громаде открыто, в полный рост, словно был бессмертным и неуязвимым...

Пулемет броневика яростно замолотил в его направлении, пытаясь срезать. Фукнул гранатомет, и снаряд, пролетев всего-то метров пять, влепился прямехонько под башню.

Громыхнуло - ох, как громыхнуло... в буро-сером облаке разрыва, продернутом мгновенными огненными сполохами - боекомплект рванул, конечно - исчезли и броневик, и майор, и из этого марева вылетела сорванная взрывом башня, кувыркаясь медленно, грузно, нереально, полетела, снижаясь прямо на Мазура - и он застыл, понимая, что бежать некуда и укрыться негде...

Башня с погнутым пушечным стволом ухнула оземь чуть ли не в шаге от него, так что землю вокруг сотрясло тяжким ударом, и прошло несколько секунд, прежде чем Мазур осознал, что еще поживет на свете...

Когда дым от разрыва малость рассеялся, на месте броневика он увидел вздыбленные лохмотья железа, имевшие самое отдаленное сходство с прежним шестиколесным красавцем из шеффилдской стали, а там, где только что стоял майор, ничего не было. Вообще. Какие-то пятна, лохмотья...

Его рванули за плечо, и он сгоряча чуть не врезал в развороте короткой очередью - но это оказался незнакомый морпех в черном кителе с закатанными рукавами, в пропотевшей тельняшке, мокрый, как мышь, оскаленный. Заорал что-то неразличимое за окружающим грохотом, тыча рукой назад.

Мазур оглянулся. Все три грузовика стояли с неведомо откуда взявшимся покинутым, брошенным видом, и возле них никого не было. Мазур понял, что все благополучно кончилось, и геройствовать более нет нужды.

И дал команду своим. Они отступали к сходням короткими перебежками, огрызаясь меткими очередями, все до единого живехонькие, хотя кое-кто и царапнутый, стояла жара, палило солнце, и над головами у них выли, визжали снаряды - "Ворошилов" безостановочно гвоздил по берегу из обеих "соток" и четырех малокалиберных шестистволок, все меж пакгаузами заволокло разрывами, с басовитым свистом уходили за горизонт ракеты, чтобы ни одна винтокрылая сволочь и близко не совалась, и в этом отлаженном аду один за другим взбегали по сходням "морские дьяволы", а последним, как и полагалось командиру, покинул берег Мазур...

Отвалив от причала, "Ворошилов" пошел в открытое море на всех парах, какое-то время он еще палил из всех стволов, но потом перестал за ненадобностью...

* * *

Мазур стоял у борта, пытаясь отдышаться, выплюнуть из горла сухой комок, существовавший лишь в его воображении. Над покинутым берегом косо вставали многочисленные дымы, разгорались пожарища - комендоры эсминца постарались на совесть - и дымы тянулись в вышину в полном соответствии с полузабытой песней, вот-вот должны были заслонить солнце.

И в сердце у Мазура сидела тоскливая, колючая боль. Он за короткое время потерял слишком много - и не только он. Он делал все правильно, впервые в жизни провел несколько головоломных операций без малейших потерь. Но, по большому счету, могучая и грозная военная машина, сознательным и усердным винтиком которой он был, все же осталась в проигрыше. Они ушли из Могадашо, они, очень похоже, потеряли Эль-Бахлак - пинок по самолюбию и профессиональной чести, нешуточный удар по стратегическим интересам державы... Самому Мазуру не в чем было себя упрекнуть, но он со всем своим геройством и удачей оказался в шеренгах позорно отступавших когорт. Когорты Рима, императорского Рима отступали вопреки бодрой песне от экзотических горизонтов, и все усилия пропали даром, и погибла Лейла, и глубоко в его душе поселилась угрюмая, грязная тайна, с которой предстояло обитать бок о бок всю оставшуюся жизнь...

И он отвернулся от черных косых дымов, пятнавших лазурное небо, вычеркивая из памяти и эту страну, и все происшедшее.

...Никто не получил наград, хотя им и обещали - кому-то высокопоставленному пришло в голову, что в сложившейся ситуации награждать вроде бы и не за что. Мазур стал единственным исключением. Красную Звезду ему таки вручили - товарищ Хоменко, как оказалось, слов на ветер не бросал и, вернувшись в Союз, продавил по своим каналам наградной лист.

Что тут поделать? Не выбросить же. Пришлось привинтить по всем правилам, рядом с уже имевшейся...

Красноярск, сентябрь 2003

Александр Бушков: "Пиранья. Жизнь длиннее смерти"