канонику, когда они шли обратно.
каноник.
с сестрой родились и выросли на Цейлоне?
совсем маленькие. Жилось нам плохо. Она назначила его нашим опекуном, а он
оказался отвратительным скрягой, скупился нам на еду и на одежду. Умирая, он
препоручил нас этому мистеру Сластигроху, уж не знаю почему; кажется, тот
был каким-то его родственником иди знакомым; а может быть, просто ему
примелькалось это имя, потому что часто встречалось в газетах.
настоящая скотина. Хорошо, что он умер, а то бы я его убил.
луной лицо своего многообещающего питомца.
почтительным.
минуту они шли молча. Потом юноша сказал:
бил мою - и не раз и не два, - и этого я никогда не забуду.
сестры, вырванные у нее позорно жестоким обращением, - тон его становился
все менее строгим по мере того, как он все живее представлял себе эту
картину, - ничто не может оправдать ужасных слов, которые вы сейчас
произнесли.
назад. Но в одном разрешите вас поправить. Вы сказали - слезы сестры. Моя
сестра скорее дала бы разорвать себя на куски, чем обронила перед ним хоть
одну слезинку.
сказанное его не удивило и не вызвало в нем сомнений.
юноша, - что я так сразу исповедуюсь перед вами, но позвольте мне сказать
два слова в свою защиту.
Невил.
бы лучше знали мой нрав.
пока я сам в этом разберусь?
голосе его звучало угрюмое разочарование. - Если вы предпочитаете, чтобы я
молчал, мне остается только покориться.
укололо совестливого младшего каноника. Ему вдруг почудилось, что он, помимо
своей воли, убил доверие, только что зарождавшееся в этом искалеченном юном
сознании, и тем лишил себя возможности направлять его и оказывать ему
поддержку. Они уже подходили к дому; в окнах был виден свет. Мистер
Криспаркл остановился.
собора, а то вы не успеете все мне рассказать. Вы слишком поторопились
сделать вывод, будто я не хочу вас слушать. Наоборот, я призываю вас
подарить мне свое доверие!
нашего знакомства. Я говорю так, словно мы уже неделю знакомы!.. Видите ли,
мы с сестрой ехали сюда с намерением вызвать вас на ссору, надерзить вам и
убежать.
мы решили, что и вы нам не понравитесь.
нас приняли, ничуть не похоже на все, с чем мы раньше сталкивались. Ну и вот
это - то, что мы тут с вами одни, и кругом стало так тихо и спокойно после
отъезда мистера Сластигроха, и Клойстергэм в лунном свете такой древний, и
торжественный, и красивый - все это так на меня подействовало, что мне
захотелось открыть вам сердце.
влияниям.
думайте, что это относится и к моей сестре. Сквозь все испытания нашей
несчастной жизни она прошла нетронутой, она настолько же лучше меня,
насколько соборная башня выше вон тех труб!
мне злобную ненависть. Это сделало меня замкнутым и мстительным. Всегда меня
гнула к земле чья-нибудь деспотическая, тяжелая рука. Это заставляло меня
прибегать к обману и притворству, оружию слабых. Меня урезывали во всем - в
учении, свободе, деньгах, одежде, в самом необходимом, я был лишен самых
простых удовольствий детства, самых законных радостей юности. И поэтому во
мне начисто отсутствуют те чувства - или те воспоминания - или те добрые
побуждения - видите, я даже не знаю, как это назвать! - одним словом, все,
на что вы могли опираться в тех молодых людях, с которыми привыкли иметь
дело.
подумал мистер Криспаркл, когда они повернули к дому.
примитивной расы, приниженных и раболепных, но вовсе не укрощенных, и, может
быть, что-то от них перешло и ко мне. Иногда - не знаю! - но иногда я
чувствую в себе каплю той тигриной крови, что течет в их жилах.
Криспаркл.
хочется, чтобы вы знали то, что, по-моему, служит к ее величайшей чести:
никакая жестокость не могла заставить ее покориться, хотя меня частенько
смиряла. Когда мы убегали из дому (а мы за шесть лет убегали четыре раза,
только нас опять ловили и жестоко наказывали), всегда она составляла план
бегства и была вожаком. Всякий раз она переодевалась мальчиком и выказывала
отвагу взрослого мужчины. В первый раз мы удрали, кажется, лет семи, но я
как сейчас помню - я тогда потерял перочинный ножик, которым она хотела
отрезать свои длинные кудри, и с каким же отчаянием она пыталась их вырвать
или перегрызть зубами! Больше мне нечего прибавить, сэр, разве только
выразить надежду, что вы запасетесь терпением и хоть на первых порах будете
снисходительны ко мне.
каноник. - Я не люблю поучать, и не отвечу проповедью на ваши искренние
признания. Но я очень прошу вас помнить, что я смогу принести вам пользу,
только если и вы сами будете мне в этом помогать; а для того, чтобы ваша
помощь была действенной, вы сами должны искать помощи у бога.
благословит господь наши начинания!
веселый говор.
один вопрос. Когда вы сказали, что ваше мнение обо мне изменилось, вы ведь
говорили не только за себя, но и за сестру?
возле дилижанса, у вас не было случая переговорить с сестрой. Мистер
Сластигрох, конечно, человек очень красноречивый, но не в осуждение ему будь
сказано, сегодня он несколько злоупотребил своим красноречием. Не может ли
быть, что вы ручаетесь за сестру без достаточных к тому оснований?
этого нам не нужно слов, довольно взгляда, а может быть, и того не нужно.
Она не только испытывает к вам именно те чувства, какие я описал, она уже
знает, что сейчас я говорю с вами об этом.
выражало такую непоколебимую убежденность в истине того, что им было
сказано, что мистер Криспаркл потупился и в раздумье молчал, пока они не
подошли к дому.
сказал Невил, и видно было, как темный румянец залил его щеки. - Если бы не
красноречие мистера Сластигроха - вы, кажется, назвали это красноречием,
сэр?.. - В голосе юноши прозвучала лукавая усмешка.
вас спрашивать. Этот мистер Эдвин Друд... я правильно произношу его имя?..