- это кости клиентов суда, и картина могла считаться законченной.
света в лавку преграждала стена Линкольнс-Инна, стоявшая в нескольких ярдах;
поэтому нам, конечно, не удалось бы увидеть здесь так много, если бы не
зажженный фонарь в руках бродившего по лавке старика в очках и мохнатой
шапке. Повернувшись ко входу, старик заметил нас. Он был маленького роста,
мертвенно-бледный, сморщенный; голова его глубоко ушла в плечи и сидела
как-то косо, а дыхание вырывалось изо рта клубами пара - чудилось, будто
внутри у него пылает огонь. Шея его, подбородок и брови так густо заросли
белой, как иней, щетиной и были так изборождены морщинами и вздувшимися
жилами, что он смахивал на корень старого дерева, усыпанный снегом.
продажу?
силилась открыть наружную дверь, ведущую в жилые комнаты, вынутым из кармана
ключом, а Ричард сказал, что раз мы уже получили удовольствие видеть, где
она живет, то можем с нею проститься, так как времени у нас мало.
поразительной, искренней настойчивостью упрашивала нас хоть на минутку зайти
и посмотреть, как она живет, и так простодушно, но упорно влекла меня в дом,
к себе, должно быть видя во мне желанное для нее "доброе предзнаменование",
что я (не знаю, как другие) просто не могла противиться. Впрочем, у всех нас
любопытство было более или менее возбуждено, - во всяком случае, когда
старушку поддержал ее хозяин, говоря: "Да, да! Сделайте ей удовольствие!
Загляните на минутку! Входите, входите! Пройдите через эту дверь, если та не
в порядке!" - мы вошли в лавку, положившись на покровительство Ричарда и
ободренные его улыбкой."
хозяина с таким видом, словно она снизошла к нему с высоты своего величия. -
Соседи прозвали его "Лорд-канцлером". Его лавку называют "Канцлерским
судом". Очень эксцентричная личность. Очень странный. О, уверяю вас, очень
странный!
бы прося нас любезно извинить слабости своего хозяина.
старушка.
меня действительно прозвали Лорд-канцлером, а мою лавку - Канцлерским судом.
А как вы думаете, почему люди прозвали меня Лорд-канцлером, а мою лавку
Канцлерским судом?
- люди потому... Ха! Что за чудесные волосы! У меня в подвале три мешка
женских волос, но таких красивых и тонких нету. Какой цвет, какие
шелковистые!
провел своей желтой рукой по косам Ады. - Можете восхищаться, как и все мы,
но не позволяйте себе вольностей.
а та, смущенная и зардевшаяся, была до того красива, что привлекла даже
рассеянное внимание маленькой старушки. Стараясь предотвратить ссору, Ада со
смехом сказала, что может лишь гордиться столь неподдельным восхищением, а
мистер Крук снова сжался и погас столь же внезапно, как вспыхнул.
продолжал он, подняв фонарь, - и все это, как полагают соседи (хотя они
ничего не знают, эти люди), изнашивается, разваливается, гниет, вот почему
они так и окрестили меня и мою лавку. А склад у меня битком набит старым
пергаментом и бумагой. Да еще есть у меня страстишка к ржавчине, плесени,
паутине. По мне - "что в сеть попало, то и рыба" - ничем не брезгую. А уж
если что попадет ко мне в лапы, того я из них не выпущу (то есть соседи мои
так думают, но что они знают, эти люди?); а еще я терпеть не могу никаких
перемен, никакой уборки, стирки, чистки, ремонта у себя в доме. Потому-то
лавка моя и получила столь зловещее прозвище - "Канцлерский суд". Но сам я
на это не обижаюсь. Я чуть не каждый день хожу любоваться на своего
благородного и ученого собрата, когда он заседает в Линкольнс-Инне. Он меня
не замечает, но я-то его замечаю. Между нами невелика разница. Оба копаемся
в неразберихе... Ха, Леди Джейн!
вздрогнули.
приказал ей хозяин.
когтями и так шипела, что мне стало не по себе.
старик. - Кроме всего прочего, я скупаю кошачьи шкурки, ну мне и принесли
эту кошку. Отличная шкурка - сами видите, - однако я ее не содрал. Не содрал
- не в пример Канцлерскому суду!
Остановившись, он положил руку на задвижку, а старушка, проходя мимо,
снисходительно бросила:
некогда. Мне тоже некогда, - я должна присутствовать на судебном заседании,
а оно вот-вот начнется. Мои молодые друзья - подопечные тяжбы Джарндисов.
его жилица.
многом, и еще шире раскрыл глаза. - Подумать только!
сказал ему:
благородный и ученый собрат - другой канцлер!
потом загибал остальные пальцы, перечисляя другие фамилии. - Так, так. А еще
там встречаются фамилия Барбери, фамилия Клейр и фамилия Дедлок тоже, если
не ошибаюсь.
жалованье получает! -удивленно проговорил Ричард, обращаясь ко мне и Аде.
Джарндис... не посетуйте, что я называю вашего родственника Томом, в суде
его иначе не называли и знали так же хорошо, как... как вот теперь знают ее,
- он кивнул на свою жилицу. - Том Джарндис частенько забегал в наши края.
Все, бывало, шатался тут по соседству, места себе не находил, когда тяжба
разбиралась или скоро должна была разбираться в суде; болтал с лавочниками и
советовал им ни в коем случае не обращаться в Канцлерский суд. "Ведь это, -
говаривал он, - все равно что попасть под жернов, который едва вертится, но
сотрет тебя в порошок; все равно что изжариться на медленном огне; все равно
что быть до смерти закусанным пчелами, которые жалят тебя одна за другой;
все равно что утонуть в воде, которая прибывает по каплям; все равно что
сходить с ума постепенно, минута за минутой". Однажды он чуть руки на себя
не наложил, как раз вон там, где сейчас стоит молодая леди.
пальцем в воздухе воображаемый путь по лавке, - я говорю про тот день, когда
он это все-таки сделал... да, впрочем, все вокруг уже давно говорили, что
рано или поздно, а он этим кончит... вошел он тогда в эту дверь, походил
взад-вперед, сел на скамью, что стояла вон там, и попросил меня (я, конечно,
был тогда гораздо моложе) принести ему пинту вина. "Видишь ли, Крук,
говорит, я прямо сам не свой; дело мое опять разбирается, и, судя по всему,
теперь наконец-то вынесут решение". Мне не хотелось оставлять его тут
одного, вот я и уговорил его пойти в трактир напротив - на той стороне моей
улицы (то есть Канцлерской улицы), а сам пошел за ним вслед, посмотрел в
окно, вижу - он сидит в кресле у камина, как будто спокойный, и не один, а в
компании. Не успел я вернуться домой, слышу - выстрел... грянул и раскатился
до самого Инна. Я выбежал... соседи выбежали... и сразу же человек двадцать
крикнули: "Том Джарндис!"
пламя и закрыл дверцу.
как в тот день все соседи хлынули в суд на разбор дела! Как мой достойный и
ученый собрат и все прочие судейские, по обыкновению, виляли и петляли, но
делали вид, что и не слыхивали про последнее событие, к которому привела
тяжба, а если даже слышали, - о господи! - так оно не имеет к ней ровно
никакого отношения.
немудрено - ведь даже я взволновалась, хотя и была непричастна к тяжбе; так
как же горько было столь юным и неискушенным сердцам получить в наследство
бесконечное несчастье, связанное для множества людей с такими ужасными
воспоминаниями! С другой стороны, мне было больно думать, что жизнь этого
несчастного самоубийцы кое в чем напоминает жизнь бедной полоумной старушки,
которая привела нас сюда; но, к моему удивлению, сама она этого как будто
совершенно не сознавала и, ведя нас вверх по лестнице, объясняла нам, со
снисходительностью высшего существа к слабостям простых смертных, что ее
хозяин "немножко... того... знаете ли!"
виден Линкольнс-Инн-Холл. Это, должно быть, и послужило для нее главной
побудительной причиной поселиться здесь. Ведь отсюда она, по ее словам,