космос, как и там, наверху, в звездах, галактиках, метагалактиках, еще Бог
знает где. А ребята пусть у ног ее играют в камушки, пусть загорают, пусть
себе, пусть! Ей до этого никакого дела нет. Вот отсюда и жесткость красок,
и резкость света, и подчеркнутость объемов - это все родовые черты неживой
материи, свидетельство о тех грозных силах, которыми они созданы. Да они и
сами, эти камни, просто-напросто разлетевшиеся и застывшие сгустки ее
мощи. Так изобразил художник Алмаатинку в тот день, когда он развертывал
перед нами свой первый лист ватмана с древним астрологическим небом и
трактором, въезжающим через Дворцовую арку на самый Млечный Путь. Это
Алмаатинка, увиденная из туманности Андромеды. А сейчас эта картина висит
у меня над книжным шкафом, и я каждый день смотрю на нее. Оказывается, от
этого можно даже получать удовольствие - до того здорово сделано. А сейчас
картины художника Калмыкова находятся в художественной галерее Казахстана,
их свалили навалом и привезли туда. Если когда-нибудь их выставят,
советую: посмотрите, многое вам покажется чудовищным или непонятным, но не
осуждайте, не осуждайте сразу же, с ходу художника. Так, зазря, не
обдумав, художник Калмыков ничего не творил, во всех его набросках есть
свой смысл, своя идея, только доискаться до них порой не так уж просто.
Что поделать, ведь существуют же такие странные, ничем не управляемые
вещи, как мечты, фантазия и просто видение мира.
хранения оказалась полуоткрытой. Он вошел и увидел, что Клара сидит за
столом, опершись подбородком на руки, и смотрит прямо на него. Лицо у нее
спокойное, ясное. А вот глаза больные. В них не осталось даже того сухого,
скорбного блеска, что он подметил часа два тому назад, когда они
разговаривали о черепе. И череп этот тоже лежал рядом, и из его глазниц
уже свисала свежая белая этикетка на красной ниточке. Зыбин вошел и
остановился у притолоки. Клара молчала. Он хотел что-то сказать ей, но она
прямо смотрела на него, и он никак не улавливал смысла ее взгляда. Так они
и стояли друг перед другом в страшной неудобности, близости и связанности.
И вдруг он понял, что она попросту не видит его.
отрешенности, а потом вдруг тихо вздохнула и совершенно спокойно, без
всякого перехода сказала:
Можете брать, если нужно.
встряхнул их и сказал ласково и настойчиво:
рядом и обнял ее за плечи.
дурак, дурак".
вам не надо? Тогда я его спрячу в шкаф. Посмотрите только, правильно ли я
в карточке переписала.
правильно. А знаете, кто это была?
крепко и бережно. Потом еще и еще. И вдруг ее лицо покрылось испариной и
рот дрогнул, как у маленькой.
прабабушка, моя колдунья!
шкафа и простояла так с минуту спиной к нему.
сказала она не поворачиваясь. - Он, по-моему, что-то не очень в духе. Я с
ним говорила и...
поговорить о нашем хранителе, - сказал директор, смущаясь и не глядя на
нее. - Ведь, кроме вас, у него, дурака, никого нет.
служебный, и поэтому он смотрит на меня вот так. - Директор сделал кулак
трубкой и поднес к глазу. - Оно, конечно, по совести, может быть, так оно
и есть, но если взглянуть по-деловому... Ну нельзя так, как он! Ну никак
нельзя! Не то время! А он ничего не понимает! Ну вот что вы, например,
думаете о Корнилове?
как? - настойчиво спросил директор.
да? Или как? Вот хранитель хоть пьет, да работает. А этот что - пьет и не
работает?
отыскалась одна старая знакомая, так вот она... - Он опять поглядел на
Клару и осекся. Клара молчала. - Так вот что я хочу вас попросить, -
продолжал он, помолчав, - поговорите с хранителем. Пусть он скажет
Корнилову: "Откуси свой поганый язычок ровно наполовину". Понимаете?
медные котелки! И следов потом их не сыщешь! Младший загремит за глотку, а
старший за дурость, за то, что слушает и молчит. Ну а раз молчит, значит,
соглашается, а раз соглашается, то участвует. Ну а как же иначе? Кто не за
нас, тот против нас. Знаете, кто это? Маяковский!
что-то не пойму. Ну, тот кричит, хорошо! А что ж, по-вашему, Зыбин должен
делать? Бежать заявлять?
Он должен был крикнуть ему: "Молчи, дурак, если сам лезешь в яму, так
другого не тащи". Вот что он должен был сделать. Неужели это непонятно?
Удивляюсь тогда вам. Умная девушка и ничего не видит. Ну да что там
говорить! - Он махнул рукой, гневно прошелся по комнате, подошел к окну,
закрыл его, подошел к столу, сел в кресло, выдвинул ящик стола, опять
задвинул, схватил телефонную трубку и опустил снова. Он был здорово
расстроен.
Николаевич скажет Корнилову "молчи", а Корнилов его не послушает, тогда
что? Бежать заявлять? Да, может быть, он и говорил ему уже.
черта лысого он ему не говорил! Пил с ним - вот это да! А говорить надо с
Корниловым так, чтоб он послушался. А не слушается - матом его покрой, в
морду дай, и хорошенько, чтоб он с час валялся. Вот и я прошу, чтоб вы
сказали ему все это. Вас он, может, послушает.
знаю, то должен того... меры принимать, а не предупреждать. Идиотская
болезнь - благодушие - знаете, что это такое по нашему времени?
тоскливо.
не ожидал. Да в конце концов питаете вы к нему хоть какие-нибудь чувства?
Ну хоть дружеские, что ли?
Очень редко люди разговаривают так пристально.
она понимала: от него не уйдешь.
он один и знает. Никто другой ему тут не указчик.
горестно, даже скорбно, но в то же время и освобожденно. - А я ведь и не
знал, что вы такая. Ну что ж, вам, конечно, виднее. Но откуда такие
берутся, вот такие, как он, тихие, настырные и дурные? Время, что ли,
такое? Ведь знает все и вот лезет, лезет в яму.
ничего и не будет, может, все обойдется.