об этом таинственном дядюшке Пьере; но Меченый засыпал его разными
вопросами, а большой колокол святого Мартина так неожиданно прервал их
разговор, что молодой человек не выбрал для этого удобной минуты.
великодушен и щедр, - думал Дорвард. - Такой человек стоит черствого и
равнодушного родственника. "Лучше добрый чужой, чем свой, да чужой", как
говорит наша шотландская пословица. Непременно его разыщу; это будет
нетрудно, если только он так богат, как говорит мой хозяин. По крайней мере
он посоветует, как мне быть. А если ему, как купцу, приходится странствовать
по чужим краям, отчего бы мне и не поступить к нему? У него на службе
встретится не меньше приключений, чем на службе у короля Людовика".
голос, который звучит порой в нашем сердце помимо нашей воли, нашептывал ему
сладкую надежду, что.., как знать?., быть может, и обитательница башенки,
незнакомка с лютней и шарфом, присоединится к ним в их интересных
странствиях.
очевидно, зажиточными турскими горожанами - и, почтительно раскланявшись с
ними, вежливо спросил, как ему найти дом дядюшки Пьера.
повторил Дорвард свой вопрос.
который был ближе к нему.
другой. - Турский синдик не привык к такому обращению заезжих бродяг.
рассердить этих почтенных людей, что даже не обиделся на грубость их ответа
и стоял молча, с изумлением глядя вслед удаляющимся незнакомцам, которые
прибавили шагу и шли, беспрестанно оглядываясь на него, точно старались как
можно скорее уйти подальше.
и он обратился к ним с тем же вопросом. Они стали расспрашивать, какого
дядюшку Пьера ему нужно: школьного учителя, церковного старосту или столяра;
назвали еще с полдюжины других Пьеров, но ни один из них не походил по
описанию на того, которого искал Дорвард. Это рассердило крестьян: им
показалось, что молодой человек подшучивает над ними, и они накинулись на
него с бранью, грозя от слов перейти к делу; но самый старший из них,
пользовавшийся, по-видимому, некоторым влиянием у товарищей, остановил их.
птица? - сказал старик. - Это какой-нибудь заезжий штукарь, фокусник или
гадальщик.., кто их там разберет, и почем знать, какую он может сыграть с
нами штуку! Слыхал я об одном таком проходимце: он заплатил лиард <Лиард -
мелкая монета.> бедняку крестьянину, чтоб тот ему позволил поесть вволю
винограду в своем саду. И что ж бы вы думали: он съел, не расстегнув ни
одной пуговицы жилета, столько винограду, что можно было бы нагрузить целый
воз... Ну его, пусть себе идет своей дорогой, а мы пойдем своей - так-то
будет лучше!.. А ты, брат, коли не хочешь худа, ступай себе с богом и оставь
нас в покое с твоим дядюшкой Пьером. Почем мы знаем - может быть, ты зовешь
так самого черта!
Крестьяне, которые в ужасе попятились было от него при одном намеке, что он
колдун, теперь, очутившись на почтительном расстоянии, набрались храбрости и
стали кричать ему вслед всевозможные ругательства, а потом запустили в него
целым градом камней, которые, впрочем, не могли причинить ему вреда, так как
падали, не долетая до цели. Продолжая свой путь, Квентин стал думать, что
либо он попал под власть каких-нибудь злых чар, либо жители Турени - самый
глупый, грубый и негостеприимный народ во всей Франции. Случившееся вскоре
событие не замедлило подтвердить его последнее предположение.
несколько каштанов, образуя отдельную, замечательно красивую группу. Под
деревьями столпилась небольшая кучка крестьян, стоявших неподвижно и
пристально глазевших вверх на какой-то предмет, скрытый в ветвях ближайшего
к ним каштана. Юность редко умеет рассуждать и обыкновенно так же легко
поддается малейшему толчку любопытства, как гладкая поверхность тихого пруда
- случайно брошенному в него камешку. Квентин ускорил шаги и, легко взбежав
на пригорок, увидел ужасное зрелище, привлекшее к себе внимание собравшихся
зевак: на одном из деревьев в последних предсмертных судорогах раскачивался
повешенный.
скор на помощь ближнему, как и на удар за оскорбление.
лицо и молча указал на вырезанный на коре дерева значок, имевший такое же
отдаленное сходство с цветком лилии, как таинственные, хорошо известные
нашим сборщикам податей зарубки - с "широкой стрелой". Ничего не понимая во
всем этом и мало заботясь о значении этого символа, Дорвард с легкостью
белки взобрался на дерево, вытащил из кармана свой верный "черный нож" -
неизбежный спутник каждого горца и охотника - и, крикнув вниз, чтобы
кто-нибудь поддержал тело, в один миг перерезал веревку.
неожиданное впечатление. Вместо того чтобы помочь ему, крестьяне были до
того испуганы его смелостью, что все разбежались, словно по команде, как
будто присутствие их здесь могло быть сочтено за сообщничество и грозило им
опасностью. Тело, никем не поддержанное, тяжело рухнуло на землю, и Квентин,
быстро спустившийся с дерева, к прискорбию своему, убедился, что в этом
человеке угасла последняя искра жизни. Тем не менее он все же попытался
привести его в чувство: сняв петлю с шеи несчастного и расстегнув на нем
платье, он брызгал водой ему в лицо и делал все, что обыкновенно делают,
когда человек теряет сознание.
крики на непонятном для него языке скоро заставили его оглянуться, и не
успел он опомниться, как уже был окружен какими-то странными людьми,
женщинами и мужчинами, и почувствовал, что кто-то крепко держит его за руки.
В тот же миг перед ним сверкнул нож.
французском языке. - Убил его и еще хочешь ограбить! Но ты у нас в руках и
поплатишься за это!
увидел, что он окружен свирепыми людьми, уставившимися на него, как волки на
добычу.
я только что собственными руками перерезал петлю, в которой он висел, и вы
гораздо лучше сделаете, если попытаетесь вернуть его к жизни, вместо того
чтоб угрожать невинному человеку, которому он, может быть, обязан своим
спасением.
теми же средствами, к каким раньше прибегал Дорвард. Убедившись наконец, что
все их усилия бесплодны, они, по восточному обычаю, подняли отчаянный крик и
принялись в знак печали рвать свои длинные черные волосы; мужчины же
раздирали на себе платье и посыпали голову землей. Они так увлеклись этой
церемонией оплакивания умершего, что совсем позабыли о Дорварде, в
невинности которого их убедила перерезанная веревка. Самым благоразумным для
него было бы, конечно, предоставить теперь этим дикарям предаваться на
свободе своему горю и поскорей уйти от них, но Дорвард с детства привык
презирать опасности, да и молодое любопытство было слишком задето.
колпаки, напоминавшие скорее его собственный головной убор, чем шапки и
шляпы, какие носили в то время во Франции. Все они были черны лицом, как
африканцы. У многих мужчин были курчавые черные бороды. У двух-трех -
по-видимому, начальников - развевались яркие красные, желтые и зеленые
шарфы, а в ушах и на шее блестели серебряные украшения; руки и ноги у всех
были голые, и все они были очень грязны и оборванны. Дорвард не заметил на
них другого оружия, кроме длинных ножей, которыми они недавно ему угрожали,
и только один юноша, очень живой и подвижный, горевавший больше всех и
громче всех выражавший свою скорбь, был вооружен короткой кривой
мавританской саблей, за рукоятку которой он беспрестанно хватался, бормоча
невнятные угрозы.
походил на людей, которых Дорварду случалось видеть до сих пор, что он готов
был принять их за "неверных собак", проклятых сарацин <Сарацины - в средние
века в Западной Европе так называли арабов-мусульман, а иногда всех
мусульман.>, о которых он слышал и читал в романах как о заклятых врагах
каждого благородного рыцаря и каждого христианского государя. Он собирался
уже убраться подобру-поздорову подальше от этого опасного соседства, как
вдруг послышался конский топот, и на людей, принятых им за сарацин,
взваливших тем временем на плечи тело своего товарища, налетел отряд
французских солдат.
перешли в дикие крики ужаса. Мгновенно мертвое тело оказалось на земле, а
толпа бросилась врассыпную, со змеиной ловкостью и проворством ускользая под
брюхом лошадей от направленных на нее копий.
раздавались яростные крики.
и мелким кустарником, так затрудняло движения всадников, что им удалось
свалить с ног и взять в плен только двоих. Один из пойманных был юноша с
кривой саблей; он сдался только после отчаянного сопротивления. Квентина, на
которого, казалось, в последнее время ополчилась сама судьба, тоже схватили
и, несмотря на его горячий протест, тут же крепко связали, причем солдаты
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Орлов Алекс
Свержин Владимир
Журавлев Владимир
Посняков Андрей