Чтение 14–й страницы книги ~Сорок пять~

прозябали, и заняться верчением вертелов и откупориванием бутылок на благо
влюбленным парочкам перекрестка Бюсси и даже многих других парижских
кварталов. К несчастью для притязаний г-жи Фурнишон, ее гостиница
расположена была слишком близко от Пре-о-Клер, так что в "Меч гордого
рыцаря" являлись привлеченные близким соседством и пышной вывеской
многочисленные парочки, намеревающиеся вступить в поединок, а другим
парочкам, менее воинственно настроенным, приходилось чураться бедной
гостиницы, словно чумы - так опасались они шума и лязганья шпаг. Влюбленные
- народ мирный, они не любят, чтобы им мешали, так что в башенках,
предназначенных для любовных похождений, приходилось устраивать на ночлег
всяких вояк, а купидоны, изображенные на деревянных панно тем же художником,
который создал вывеску, оказались разукрашены усами и другими более или
менее пристойными атрибутами: тут уж поработали углем завсегдатаи гостиницы.

Поэтому г-жа Фурнишон - до сей поры не без основания, по правде сказать,
- считала, что вывеска принесла их заведению несчастье, и утверждала, что
следовало положиться на ее опыт и нарисовать над входом, вместо гордого
рыцаря и гнусного, всех отталкивающего дракона, например, "Розовый куст
любви", с пышными сердцами вместо цветов: тогда все нежные души обязательно
избрали бы ее гостиницу своим убежищем.

К несчастью, мэтр Фурнишон, не желая признаваться, что он раскаивается в
своей идее и что эта идея оказалась столь пагубной для его вывески, не
считался с замечаниями своей хозяйки и, пожимая плечами, заявлял, что он,
бывший пехотинец г-на Данвиля, естественно, должен вербовать своих клиентов
в военной среде. Он добавлял, что рейтар, у которого только и мыслей - как
бы выпить, пьет за шестерых влюбленных и что, даже если он заплатит лишь
половину того, что с него требуется по раскладке, это все же выгоднее: ведь
даже самые расточительные любовники не заплатят столько, сколько три рейтара
вместе.

К тому же, заключал он, вино - вещь более нравственная, чем любовь.

При этих его словах г-жа Фурнишон, в свою очередь, пожимала плечами,
достаточно пухлыми, чтобы злоязычные люди считали себя вправе сомневаться в
добропорядочности ее воззрений на нравственность.

Так в семействе Фурнишонов и царил разлад, а супруги прозябали на
перекрестке Бюсси, как прозябали они на улице Сент-Оноре, но вдруг некое
непредвиденное обстоятельство изменило все положение и дало восторжествовать
взглядам мэтра Фурнишона, к вящей славе достойной вывески, где нашли себе
место представители всех царств природы.

За месяц до казни Сальседа, после кое-каких военных упражнений,
состоявшихся в Пре-о-Клер, г-жа Фурнишон и супруг ее сидели, как обычно,
каждый в одной из угловых башенок своего заведения. Делать им было нечего, и
они погружены были в хладную задумчивость, так как все столики и все комнаты
в гостинице "Гордого рыцаря" стояли незанятыми.

В тот день на "Розовом кусте любви" не расцвел ни один цветок.

В тот день "Меч гордого рыцаря" наносил холостые удары.

Итак, супруги горестно взирали на поле, с которого удалялись, чтобы
погрузиться на паром у Нельской башни и вернуться в Лувр, солдаты, только
что бывшие на учении под командой своего капитана. Глядя на них и жалуясь на
деспотизм военного начальника, заставляющего возвращаться в кордегардию
солдат, которым, несомненно, так хотелось пить, они заметили, что капитан
пустил свою лошадь рысью и в сопровождении одного лишь ординарца направился
к воротам Бюсси.

Этот горделиво гарцевавший на белом коне офицер в шляпе с перьями и при
шпаге в позолоченных ножнах, торчавшей из-под прекрасного плаща фландрского
сукна, минут через десять поравнялся с гостиницей.

Но ехал он не в гостиницу и потому намеревался уже миновать ее, даже не
взглянув на вывеску, ибо его, казалось, тревожили какие-то важные мысли,
когда мэтр Фурнишон, чье сердце сжималось при мысли, что в этот день никто
так и не сделает ему почина, высунулся из своей башенки и сказал:

- Смотри-ка, жена, конь-то какой чудесный!

На что г-жа Фурнишон, как опытная хозяйка гостиницы, сразу же нашла
ответ:

- А всадник-то каков, всадник!

Капитан, видимо, неравнодушный к похвале, откуда бы она ни исходила,
поднял голову, словно внезапно очнувшись от сна. Он увидел хозяина, хозяйку,
их заведение, придержал лошадь и подозвал ординарца.

Затем, все еще сидя верхом, он очень внимательно оглядел и дом, и все,
что его окружало.

Фурнишон, прыгая через две ступеньки, буквально скатился с лестницы,
стоял теперь у дверей и мял в руках сдернутый с головы колпак.

Капитан, поразмыслив несколько секунд, спешился.

- Что, здесь у вас никого нет? - спросил он.

- В настоящий момент нет, сударь, - ответил хозяин, страдая от столь
унизительного признания.

И он уже собирался добавить: "Но это редкий случай".

Однако г-жа Фурнишон была, как почти все женщины, гораздо проницательнее
мужа. Поэтому она и поторопилась крикнуть из своего окна:

- Если вы, сударь, ищете уединения, вам у нас будет очень хорошо.

Всадник поднял голову и, выслушав такой приятный ответ, увидел теперь и
весьма приятное лицо. Он, в свою очередь, сказал:

- В настоящий момент - да, именно этого я ищу, хозяюшка.

Госпожа Фурнишон тотчас же устремилась навстречу посетителю, говоря про
себя:

"На этот раз почин кладет "Розовый куст любви", а не "Меч гордого
рыцаря".

Капитан, привлекший в данное время внимание супругов Фурнишон,
заслуживает также внимания читателя. Это был человек лет тридцати - тридцати
пяти, которому можно было дать двадцать восемь, так следил он за своей
внешностью. Он был высокого роста, хорошо сложен, с тонкими, выразительными
чертами лица. Хорошо приглядевшись к нему, может быть, и удалось бы
обнаружить в его величавости некоторую аффектацию. Но величавость -
наигранная или нет - у него все же была. Он бросил на руки своего спутника
поводья великолепного коня, нетерпеливо бившего копытом о землю, сказав при
этом:

- Подожди меня здесь, а пока поводи коней.

Солдат взял поводья и принялся выполнять приказание. Войдя в большой зал
гостиницы, капитан остановился и с довольным видом огляделся по сторонам.

- Ого! - сказал он. - Такой большой зал и ни одного посетителя. Отлично!

Мэтр Фурнишон взирал на него с удивлением, а г-жа Фурнишон понимающе
улыбалась.

- Но, - продолжал капитан, - значит, или в вашем поведении, или в вашем
доме есть что-то отталкивающее гостей?

- Ни того, ни другого, слава богу, нет, сударь! - возразила г-жа
Фурнишон. - Но квартал еще мало заселен, а насчет клиентов мы сами
разборчивы.

- А, отлично! - сказал капитан.

Тем временем мэтр Фурнишон, слушая ответы своей жены, удостаивал
подтверждать их кивками головы.

- К примеру сказать, - добавила она, подмигнув так выразительно, что
сразу понятно было, кто придумал название "Розовый куст любви", - за одного
такого клиента, как ваша милость, мы охотно отдадим целую дюжину.

- Вы очень любезны, прелестная хозяюшка, благодарю вас.

- Не угодно ли вам, сударь, попробовать нашего вина? - спросил Фурнишон,
стараясь, чтобы голос его звучал как можно менее хрипло.

- Не угодно ли осмотреть жилые помещения? - спросила г-жа Фурнишон так
ласково, как только могла.

- Сделаем, пожалуй, и то и другое, - ответил капитан.

Фурнишон спустился в погреб, а супруга его, указав гостю на лестницу,
ведущую в башенки, первая стала подниматься наверх: при этом она кокетливо
приподнимала юбочку, и от каждого ее шага поскрипывал изящный башмачок истой
парижанки.

- Сколько человек можете вы здесь разместить? - спросил капитан, когда
они поднялись на второй этаж.

- Тридцать, из них десять господ.

- Этого недостаточно, прелестная хозяйка, - ответил капитан.

- Почему же, сударь?

- У меня был один проект, но, видно, не стоит и говорить о нем.

- Ах, сударь, не найдете вы ничего лучше "Розового куста любви".

- Как так "Розового куста любви"?

- Я хочу сказать "Гордого рыцаря". Разве что Лувр со всеми своими
пристройками...

Посетитель как-то странно поглядел на нее.

- Вы правы, - сказал он, - разве что Лувр... - Про себя же он
пробормотал:

- Почему же нет? Так, пожалуй, было бы и удобнее и дешевле. Так вы
говорите, добрейшая хозяюшка, - продолжал он громко, - что вы могли бы
разместить здесь на ночлег тридцать человек?

- Да, конечно.

- А на один день?

- А на один день человек сорок, даже сорок пять.

- Сорок пять! Тысяча чертей! Как раз то, что нужно.

- Правда? Вот видите, как удачно получается!

- И так разместить, что у гостиницы не произойдет никакой давки?

- Иногда, по воскресеньям, у нас бывает до восьмидесяти человек военных.

- И перед домом не собирается толпа, среди соседей нет соглядатаев?

- О, бог мой, нет. С одной стороны у нас сосед - достойный буржуа,
который ни в чьи дела не вмешивается, а с другой соседка, дама, ведущая
совсем замкнутый образ жизни; за те три недели, что она здесь проживает, я
ее даже и не видела. Все прочие - мелкий люд.

- Вот это меня очень устраивает.

- И тем лучше, - заметила г-жа Фурнишон.