соломенно-желтых оттенков, которые приятней всего в жарких краях. Иные
ведут на привязи красивых левреток в шелковых попонках, обшитых золотой
тесьмой. Вся эта богатая публика фланирует взад и вперед по дорожкам,
посыпанным мелким песком и причудливо извивающимся среди газонов. Одни
откинулись на подушки электрических экипажей, другие сидят на скамейках
под деревьями и кустами. Далее какие-то молодые джентльмены играют в
теннис, в крокет, в гольф, в футбол, а также, сидя верхом на резвых пони,
- в поло. На газонах резвятся кучки детей, шумных американских детей, у
которых, особенно у девочек, так рано проявляется индивидуализм. На
отлично содержащихся дорожках для верховой езды виднеется несколько
всадников; другие, показывая свое искусство, устраивают увлекательные
состязания.
катятся движущиеся тротуары с публикой. По скверу у подножья башни все
время снуют прохожие, и четверо пленников, нисколько не стесняясь,
стараются привлечь их внимание: Пэншина и Фрасколен несколько раз
принимаются громко кричать. Ну, конечно, их слышат, - ведь на них
указывают рукой, до их слуха даже доносятся слова! Но никто из прохожих не
выражает ни малейшего удивления. По-видимому, появление на площадке башни
этих славных гостей, которые почему-то так волнуются, никого не поражает.
Что касается слов, то они состоят из всевозможных "гуд бай", "хау ду ю
ду", приветствий и всяких формул любезности и вежливости. Можно подумать,
что население Миллиард-Сити осведомлено о прибытии четырех парижан на
остров, который с такой предусмотрительностью показывал им Калистус
Мэнбар...
Фрасколена возымели не больше успеха, чем многократные проклятья
Себастьена Цорна. Наступает обеденный час, гуляющие понемногу, исчезают из
парка, улицы очищаются от заполнявшей их праздной публики. В конце концов
можно прийти в бешенство!
похожи на тех недостойных, которых злой дух увлек в священное место, и
теперь осуждены на гибель за лицезрение того, на что не должны были
смотреть...
для продления нашего существования! - восклицает Себастьен Цорн.
пойдет Ивернес! - говорит Пэншина.
чтобы принять смертельный удар.
поднимается и останавливается на уровне площадки. Предполагая, что сейчас
появится Калистус Мэнбар, пленники готовятся устроить ему достойный
прием...
всего спуститься вниз, а самое верное средство для этого - занять место в
лифте.
кабине, она стала опускаться и через несколько секунд доставила их в
первый этаж башни.
пересекают его и идут по дорожке сквера.
иностранцев никакого внимания. Фрасколен опять взывает к благоразумию, и
Себастьен Цорн вынужден отказаться от несвоевременных выражений гнева и
возмущения. Требовать правосудия надо от властей. Торопиться, однако,
незачем. Надо вернуться в "Эксцельсиор-Отель" и завтра же предъявить свои
права свободных людей, - таково решение, принятое членами квартета.
крайней мере внимание публики? И да и нет. На них смотрят, но без особой
назойливости, так, как если бы они были из числа туристов, которые изредка
посещают Миллиард-Сити. Артисты же в столь необычных обстоятельствах
чувствуют себя не очень ловко, - им кажется, что их разглядывают
пристальней, чем это имеет место на самом деле... С другой стороны, нет
ничего удивительного, если им самим кажутся странными эти плавучие
островитяне, люди, добровольно расставшиеся с себе подобными, чтобы
скитаться по волнам самого большого океана на земном шаре. Дайте волю
воображению, и вам покажется, что это обитатели какой-то далекой планеты.
И вот пылкая фантазия Ивернеса уже увлекает его в какие-то воображаемые
миры. Что касается Пэншина, то он довольствуется следующим замечанием:
на то, что пониже спины у них имеется маленький гребной винт, как у их
острова.
и желудок предъявляет свои обычные требования. Надо как можно скорее
добраться до "Эксцельсиор-Отеля". Завтра они предпримут все необходимые
шаги для того, чтобы возвратиться в Сан-Диего на одном из пароходов
Компании, и притом им возместят убытки по всей справедливости - за счет
Калистуса Мэнбара.
перед роскошным зданием, на фронтоне которого выделяется золотыми буквами
надпись "Казино". Направо от великолепной арки, возвышающейся над главным,
входом, сквозь зеркальные, разрисованные арабесками окна ресторана
виднеются многочисленные столики, занятые обедающими, вокруг которых
суетятся официанты.
взглядом своих проголодавшихся товарищей.
особого внимания - ресторан часто посещается иностранцами. Через пять
минут четверо проголодавшихся друзей с увлечением набрасываются на первые
блюда отличного обеда, меню которого выработал Пэншина, а он-то в
гастрономии знает толк. К счастью, кошелек квартета основательно набит
деньгами, а если даже музыканты опустошат его здесь, то сборы с концертов
в Сан-Диего снова его наполнят.
блюда приготовлены на электрических плитах - электричество с одинаковым
удобством применяется и для слабого и для сильного огня. После супа из
консервированных устриц, фрикасе из маисовых зерен, свежего сельдерея,
традиционных пирожков с ревенем следуют необычайной свежести рыба,
исключительной нежности ромштекс, дичь - вероятно, из лесов и степей
Калифорнии - и овощи, взращенные на острове методами интенсивной
культивации. Для питья поданы не вода со льдом, по американскому обычаю, а
различные сорта пива и вин, которые попали в погреба Миллиард-Сити из
виноделен Бургундии, Бордо и Рейна, и уж наверное - за хорошую цену.
Пожалуй, они склонны теперь не так мрачно смотреть на приключение,
выпавшее им на долю. Всем известно, что музыканты умеют пить. То, что
вполне естественно для тех оркестрантов, кто, напрягая дыхание, извлекает
волны звуков из духовых инструментов, менее извинительно для играющих на
струнных. Но это неважно! Ивернес, Пэншина, даже Фрасколен, находясь
здесь, в городе миллиардеров, начинают видеть жизнь в розовом и даже в
золотом свете. Один лишь Себастьен Цорн, поспевая за товарищами, все же не
может угасить свой гнев виноградными соками Франции.
потребовать счет. Метрдотель в черном фраке передает его казначею
Фрасколену.
опять приподнимается, протирает глаза, глядит в потолок.
причем рыба стоит двадцать долларов, ромштексы - двадцать пять, медок и
бургонское - по тридцать долларов за бутылку, и соответственно - все
прочее.
метрдотель не понимает. Однако он все же догадывается, что происходит. Но,
хотя на губах его показывается легкая улыбка, усмехается он не
презрительно, а удивленно. Ему представляется вполне естественным, что
обед на четырех человек стоит сто шестьдесят долларов. Таковы здешние
цены.
платить...
Послезавтра у нас не останется денег и на один сандвич.