Воробей, твой бесхоз, не толкни по дурости, бездомным будешь.
Ты, Миш, тоже запомни: ложить меня только туда. А чего смотришь?
Дырка-то у меня все ж без кости, и гной не перестает... Смех-то смехом.
На центральной аллее показалась знакомая фигура. Воробей прищурился:
-- Кутя, что ль? Ку-уть!
Кутя молча побрел на зов.
- Куда пилишь, могильщик хренов? - добродушно спросил Воробей. - Ты
когда портки заменишь?
- Домой пойду, - невпопад ответил Кутя.
- Громче говори.
- Домой пойду! - крикнул Кутя. - Петрович отчислил. За прогулы.
- Куда домой?!.. Где он?! - заорал Воробей.
Петрович сидел в кабинете.
- Ты что, шакал, над дедом мудруешь? - прохрипел Воробей. - Ему до
пенсии полгода, он сам отвалит!.. Неймется! Руки чешутся?.. Могу почесать!..
Петрович побледнел: в конторе никого, а Воробей неполноценный.
Отоварит, потом поди разбирайся.
Воробья трясло.
- Не обижай деда, Петрович...
-- Воду пей! - завизжал заведующий, подталкивая к нему графин.
Bоробей послушно припал к графину.
-- Не обижай...
- Защитничек... - Петрович встал из-за стола. - Много вас... Что ты
здесь разорался?.. Прибежал-прилетел!.. Все вы за чужой счет добренькие. А
сам, если что?.. Знаю я вас!..
- Спасибо, Петрович, - пробормотал Воробей. - Ему полгода, он сам
отвалит...
- Пошел вон. Иди работай, - буркнул Петрович.
- Вы чего наглеете? Полчаса гроб стынет. Оборзели вконец! - Молчок
понес на них правильно.
Раскрытый гроб, окруженный немногочисленными родственниками, забыто
прижался к массивной чужой ограде. .Появление Воробья с Мишкой разбудило
притерпевшихся к своему горю родных: кто-то всхлипнул, потом громче...
- Попрощались? - спросил Молчок у пожилой толстой женщины с заплаканным
лицом, по-хозяйски стоящей в изголовье. - Крышку давай! - скомандовал он
Мишке.
- Цветы из гроба уберите, покрывалом прикройте.
Молчок с Мишкой накрыли гроб крышкой, состыковали края. Молчок вынул
из-за голенища сапога молоток с укороченной для удобства рукояткой и
тут-тук-тук - гвозди изо рта - забил.
- Сейчас мы подымем, а вы тележку из-под гроба на себя примете, -
руководил Молчок. - Заходи, Воробей. Мишка, веди его.
"Веди", - значит, бери Воробья, обхватившего тяжелое изголовье гроба,
за бока и, пятясь сам, направляй его - тоже идущего задом - между мешающими
оградами, по неровной почве, чтоб, не дай Бог, не оступился. Ничем больше
помочь нельзя: слишком узка дорога.
Так, не торопясь, - быстрят только кошки да блошки - дошли до
свежевыработанной кучи, поставили гроб на осевший под тяжестью рыхлый холм
веревки Молчок заранее разложил поперек могилы.
- С ломом давай, - буркнул Воробей, - неудобно.
- Давай. Ложи.
Мишка положил лом поперек могилы - подергал: не телепается ли. Молчок с
Воробьем на веревках, зажатых в кулаках без намотки (упаси Бог наматывать:
полетишь за гробом вдогонку), установили гроб на лом. Потоптались, побили
сапогами землю для крепости.
Молчок натянул веревки.
- Ну, готов?
Воробью и слух ни к чему, по натягу команды ловил. Натянул свои концы -
гроб тяжело завис над могилой. Мишка вытянул лом.
- С Богом! - негромко скомандовал Молчок и, вытравливая веревку, стал
заводить гроб.
Воробей травил чуть медленнее: гроб быстро и без зацепки лег на дно,
ногами уйдя в подбой.
Молчок приподнял свой конец уже лежащего на дне гроба - ноги, - чтоб
Воробей смог вытянуть веревку из-под изголовья. Затем быстро выбрал свою.
- По горстке земли киньте... Монеты медные, если есть.
Родственники заплакали и, оскальзываясь, потянулись к могиле,
завозились в карманах, подыскивая мелочь.
Воробей закурил. Мишка через локоть сматывал веревки в скрутку.
- Не мелко, сынок? - спросила старуха.
- Как положено, мамаша, по норме.
- Ну-ну, хорошо, милый, закапывайте.
Закапывать - своя наука. Первое: нельзя, чтоб штык на штык шел, - руку
секануть можно. Да и ноги товарища в земле не заметишь - в кость засадишь.
Второе: все в свое место кидают. Один подбой швыром заваливает, другой - как
веслом на плоскодонке - греб под себя делает, третий - свою землю с чужих
холмов и с дорожки к могиле скучивает.
- Живые цветы давайте. Корзины давайте... Венки потом. Тюльпаны сюда
давайте! - Молчок взял тугой букет гладиолусов, положил на землю и, прижав
сапогом, отхватил концы сантиметров на двадцать, чуть не до цветов.
- Зачем это? - ахнула бабка.
- А чтоб у них ноги не выросли... Пьянь с могил цветы собирает - да на
базар. А куцые кому они нужны?.. Глядишь, и полежат. На девятый придете -
приятно, спасибо скажете.
- Хорошо, хорошо, сынок. А я-то, дура старая, думаю, чего он цветы
портит...
- Теперь венки давайте.
Венки Молчок составил шалашиком над холмом. Осмотрел все по-хозяйски,
отошел в сторону.
Главная женщина пододвинулась к Мишке, стоявшему к ней ближе всех, и
сунула ему свернутые трубочкой деньги.
- Бригадиру, мамаша. Вот ему... - Мишка указал на невозмутимого Молчка.
Женщина подошла к Молчку.
Следующий был военный. Вояк хоронить не любили: трескотни много, а
толку чуть - не раскошеливаются.
И при жизни холява сплошняком: одежда бесплатно и харч, и здесь то же
самое... Их не родственники, а армия хоронит. Родственники по команде
слушаются распорядителя - с повязкой и тоже военного. И плачут по команде, и
прощаются. И не дай Бог, сомнут порядок, черед нарушат: который с повязкой -
рычит, как некормленый.
Сегодня хоронили капитана. Он и по армии капитан, и капитан команды.
Хоккеист из ЦСКА.
Молчок его фамилию помнил по тем временам. Смотрел его на "Динамо". Не
Майоров, конечно, но тоже дай Бог играл. И жена у него молодая.
Впереди фотографию понесли, в уголке черной лентой перехваченную. Потом
- на красных подушечках - медали, немного, правда, капитан-то молодой был.
Крышку с приколоченной сверху через козырек фурой.
Потом капитана товарищи понесли. Жену его под руки вели, родственники,
еще народ, военные в основном, оркестр сзади тоже из солдатиков. Здешних не
берут, платить надо, они опять на холяву. Солдатикам - им чего не играть?..
Правда, играют они плохо. До лабухов-то им далеко. Те - хоть и тепленькие, а
музыку ведут плавно, без дерготни. Понятно почему: солдатики сегодня на
похоронах - а завтра на танцах дуют, а эти, краснорожие, всю дорогу жмуров
работают. Наблатыкались.
Процессия медленно текла на девятый участок. У женщин получалось
медленно, а мужики - видно было - тормозили себя, и скорбный шаг у них
смешно выходил.
На девятом участке, метрах в десяти от могилы, давно уже
перетаптывались автоматчики из комендатуры - стрелять холостыми. После
гимна.
- Воробей! - крикнул Стасик, остановившись неподалеку.
Мишка остановился. Воробей, раздраженно прищурясь, как всегда, когда
недослышивал, рявкнул:
- Чего?!
- Тебя зовет.
-- Чего там? - крикнул Воробей Молчку и обернулся к Мишке: - Иди
докрашивай, я сейчас. Воробья не было долго.
Мишка докрасил ограду, сбегал в сарай за шарами - забить в стойки,
когда показался Воробей.
Воробей шел медленно, палец во рту - драл ноготь.
- Тебя сейчас урыть? - прохрипел он, входя в ограду. - Или завтра?
Когда ребята сойдутся?
Мишка шагнул назад, опрокинул ведро с краской.
- Смотри под ноги, сука! - заорал Воробей. - Ты сколько, сука, мне за
отпуск "прислал", а? Полтинник!.. А Стас говорит, клиент пер с утра до
ночи!.. Смеется, говорит, Воробей, над тобой твой студент... А?!.. Над
Воробьем хохочешь?!..
Желтые зубы Воробья скрипели, глаза шарили по земле. Мишка увидел на
земле кувалду - осаживать ограду. "Все", - пронеслось в голове. Вцепился в
липкую от краски решетку.
Воробей шагнул вбок, нагнулся... Мишка скачками вылетел за ограду и в
сапогах, неподъемных от налипшей на краску грязи, понесся к церкви, к
выходу...
11
- Хоздвор, часовня... В контору! Всех собрать! Через пять минут кого
нет - уволю!
Петрович носился по кладбищу, собирая попрятавшийся по сараям штат.
Шилова Юлия
Акунин Борис
Мацумото Сэйте
Прозоров Александр
Ильин Андрей
Роллинс Джеймс