конечно, как Артем, но под стать ему. Вошел, по-хозяйски, без промаха, метнул
кепку на вешалку, взглянул внимательно на гостя:
обняться по старинке, но, невольно взглянув на продолжавшую сидеть Галину
Петровну, остановились.
белым на фоне налившегося кровью лица. Богдан Анисимович вынул коробок с
куревом и никак, никак не мог открыть.
могилу нашел... Он Гришу нашего живого встречал. У катов тех отбил, на себе
домой принес и не знал даже кого... Вот, читай.
Тулубея, потом протянутую ему фотографию. Он вглядывался то в строчки записки,
то в снимок. Снял очки, уронил голову и хотел было отвернуться, да не успел.
Негромко стукнула тяжелая отцовская слеза в помятый листок. Осторожно свел ее
пальцем с бумаги Богдан Анисимович, а Галина Петровна вдруг припала виском к
его плечу. Он взял ее осторожно за плечи и усадил на диван. Потом вернулся к
стоявшему посреди комнаты Артему, схватил его за локоть, стиснул сильно,
зажмурился, помотал головой, справляясь с волнением:
начала да концы-то схватываются.- Он добавил, словно бы извиняясь: - Что в
живых нет, то, конечно, давно ясно было. Так ведь умом ведаешь, а вот за
сердцем где-то нет-нет да и шевельнется: "А что, если где живой?.." Ну теперь
уж ты как похоронную нам принес.
земляк. Стал след искать, вот и обнаружил. А сейчас подошел к школе, глянул на
бюст, и меня как громом стукнуло - вижу, он самый. Богри-тули он там, в
Италии, прозывался. По имени по отчеству.
Анисимович.- Ну, расскажешь когда все по порядку...-Он уже сумел совсем
справиться с собой.- А сейчас садись, гулена. На, сверни.- Он протянул ему
коробочку с табаком и курительную бумагу.
заграничным сигаретам пристрастился?
Иванович.
управился и вставил в зубы, крепко прикусив. И Артем заметил неживой,
металлический блеск его зубов.
Ну, а ты как, небога, скачешь?
везде люди. Ладят житьишко кто как сумеет. Один за работой света не видит, а
некоторые без работы мыкаются. Кое-как перебиваются. Чаще ведь так выходит. Но
надежду все имеют, что и у них за окошком посветлеет. И пуще всего войны
опасаются. Этого, я тебе скажу, хуже черта боятся. Все натерпелись.
Эх, бродяга ты, бродяга, гулена старый!
давай-ка сходим к старикам, в бывшую Подкукуевку. Помнишь место такое?
Хаживали мы туда с тобой... Там сейчас Дворец шахтера у нас. В буфет заскочим?
Правда, ты, должно быть, теперь крепкого не принимаешь?
соблюдать!.. Режима не держу, допускаю себе но малости. - Ну, давай по
малости. Ты как устроился-то в общем? Где стал?
спасибо, уважили, предоставили комнатку. Рассказал, что был в исполкоме, но
ничего толком не добился.
уже давно приглядываюсь, когда ты их оттуда выставишь... Вы, кстати,
поторапливайтесь со сносом-то и школу новую форсируйте, а то смотри - зальем.
Паводок ожидается высокий, весна ранняя. Заполним водохранилище до проектной
отметки в два счета. Вода вас ждать не станет.
появилась забежавшая домой переодеться Ксана. А за ней Пьер. На их голоса
вышел из соседней комнаты, куда он был отведен Натальей Жозе-фовной, Сеня.
словно хотела своими руками укрыть ее от горькой вести. Подвела к Незабудному:
Ксаночка! Он там в военное время папу твоего видел. Спасти хотел...
тревожной надеждой. Давно уже потухшая надежда вдруг на мгновение вспыхнула
снова. Но бабушка продолжала:
переводила взор с заплаканного лица бабушки туда, вверх, откуда на нее смотрел
невиданного роста человек. И не могла еще понять, не могла поверить...
Собирайся. Ксана все стояла.
за локти, притянула к себе внучку, вгляделась в лицо ей и припала губами ко
лбу девочки, покрывая его порывистыми, короткими поцелу-ями. А потом сама
резко отошла в сторону.- Иди. Что уж тут... Отгоревали мы, детка, с тобой
давно. Это только сегодня уж так... печать к нашему с тобой горю приложили.
Иди, родная! Ступай, ступай, маленькая!
подшагнул и припал к ручке Галины Петровны.
познакомились? - Она показала глазами на Ксану, и та, оглянувшись от дверей,
утвердительно кивнула, вся закрасневшись.
его помалу наши пионеры. А так складненький да и с рожицы чистенький.
Девчонки-то небось в классе уж загляделись... И Ксанка-то... Эх, бедная моя...
Рвануло ей, наверное, сейчас сердчишко-то. Хоть и не знала отца, а все думала
о нем. Уж так гордилась. И все, видно, хоть вот такесенькую, да берегла в себе
думку-надежду.
Пьер забрались с коленками на диван и занялись разглядыванием семейных
фотографий на стене. Снимки хранили память и славу семьи Ту-лубеев. Тут были
старые, словно обкуренные и полусмытые фотографии времен гражданской войны. С
одной из них глядел черноусый и бровастый Богдан Анисимович Тулубей в
буденовском шлеме с разлапистой красной звездой, со стрелецкими перехватами у
отворотов кавалерийской шинели, с кривой казацкой шашкой у пояса. Молодая
Галина Петровна стояла у бронепоезда, я над ней из поворотной башни торчало
дуло орудия. А вот она же много лет спустя, уже похожая на сегодняшнюю, снята
с делегатами партийного съезда на Красной площади в Москве перед Спасской
башней.
плохую погоду, в сумрачный день. По лица у людей были погожие, глаза смотрели
молодо, гордо.
плохонькие снимки, хотя и тусклые, но, как видно, более свежие. Они
рассказывали о тяжелых, полуголодных, душу выматывающих днях эвакуации за
далекий Урал. Там и простудилась в холодном нетопленном цеху, монтируя
оборудование, привезенное с юга, Ксанкина мать, Марина Андреевна, и вскоре
умерла, оставив на руках у бабушки маленькую дочку. Ксанка, конечно, не
помнила матери. Но вот она, Марина Андреевна, красивая, веселая, нарядная,
очень смелая, смотрит со стены.
материнскую фотографию Ксана. Нарядная и такая неожиданно красивая в новом
своем платье, что заглядишься, она была сейчас очень похожа на мать,
смотревшую со снимка. Только шейка больно уж тоненькая,- так бесприютно и
зябко вылезала она из широкого выреза, что у Сени непонятно и тревожно заныло
где-то под ложечкой.
состарившихся, бывалых, давно не видевшихся людей. Они идут не спеша, и Артем
Иванович по пути нет-нет да и спросит о чем-нибудь. Ведь все в этих старых