выкарабкаешься, или уже ничего тебе не светит.
выхода нет и ничего изменить нельзя, и надо продолжать жить.
все, силы тогда кончатся. А так хочется иногда, чтобы тебя пожалели.
просто расслабиться и бездумно закрыть глаза. Но сегодня бездумно не
получалось, сегодня был какой-то странный вечер воспоминаний, вечер
пережевывания разговоров, которые были и которых не было.
убирала. Физиономия хозяйки вся в улыбке, наманикюренный пальчик скользит по
дверце шкафа.
ивритские слова, но и русские, которых раньше не было. Но разве только этого
не было?
пыли, а что при этом тоже улыбнулась.
завтра сделает то же самое.
Надо что-то выбирать. Смешно. Разве выбирает -- она? Выбирают -- ее. И этого
раньше не было, чтобы ее выбирали.
используйте меня в качестве мойщицы полов, лестниц, сортиров. В другом
амплуа я в этой стране не котируюсь. А мне очень нужны полсотенные, которые
я у вас намываю за день. Надо выплачивать ссуду, кушать. учить детей.
а может, другой. Понимаете, я не могу без ваших шекелей. И потому я вам
улыбаюсь. А что я о вас думаю, это дело мое.
работаю, вы мне платите. И нежные чувства здесь не при чем.
в автобусе, только не в рейсовом, а в экскурсионном -- новеньких
репатриантов, таких, как она, возили в столицу, это было первое знакомство
со страной. На обратном пути все молчали, думали, наверное, об увиденном.
Вот она -- история, вот они -- святые места. Светлана, во всяком случае,
сидела, погруженная в свои ощущения, хотелось тишины.
повернулась лицом к публике. И -- заговорила. Есть такие люди, они считают
своим долгом развлекать других, они не выносят, когда кто-то просто сидит и
думает, его обязательно надо занять коллективным мероприятием. Женщина
выполняла свой долг и очень себе нравилась.
израильских газет, которые на русском языке печатались, да и сочинялись, для
них, специально для приехавших из Союза. Какая-то муть, грязная, ненужная.
Светлана слушала минуту-две, а потом перестала, думала, как всегда, о своем.
Иногда до нее доносились имена:
культпросвета ужасная, не русская речь, невозможный акцент. О Пушкине -- на
таком языке!
мы -- культурнее.
которые тогда показались ей нелепыми, смешными, особенно в устах женщины,
которая о поэтах знала из газет. Но Бог с ней, с той самозванной лекторшей,
-- пусть себе глотает куски, которые ей бросают, но ведь она, Светлана, чего-
то все-таки стоит. Ну и что?
понятия о них не имеет, оно ей и не нужно. Но у нее есть шекели, а у меня их
нет, я на нее работаю и еще улыбаюсь. Это очень приятно иметь такую
образованную уборщицу. Хотя, может быть, она и не догадывается, что я --
образованная, и вообще не знает, что это такое.
она ласковая и добрая! Уж лучше бы отыскивала пальчиком пыль, тогда, по
крайней мере, все было бы ясно, все на своих местах. Ты госпожа, я прислуга.
Я делаю, ты платишь. А тут тебя поглаживают, хоть мурлычь. И одаривают
шмотками. Нет, не старыми тряпками, новыми, отличными шмотками, но не от
себя отрывают, просто не нужны им, можно выбросить, а лучше -- дать тебе,
осчастливить тебя. Ты же никогда такого не носила, может, даже не видела. И
ты берешь. Вещи свои, что привезли, изнашиваются, купить новые пока не на
что.
рассказывают.
госпожой, в том числе новенькую светлосерую куртку с заклепками и молниями.
Такую куртку когда-то Светлана привезла Анатолию из командировки.
наверное, она совсем неплохая женщина, -- купила сыну, а он не хочет носить.
Может быть, мужу твоему пригодится для работы.
ты некоторых не знала и работать на них не могла. А теперь -- можешь. Значит,
ты стала еще образованнее.
интересно?
закончила ульпан -- ищет. Все удивляются: "Программист? Программисты всюду
требуются". А она вот -- нет. Выходит, не нужна.
подошла к киоску купить воды.
и отвернулась, она так устала, что не было сил отослать его подальше. Но
вдруг сообразила, что они -- знакомы. Недолго учились в одном классе ульпана,
осваивая азы иврита. Конечно, это он, именно ему Светлана завидовала, хотя и
сама была в классе одной из лучших. Он, казалось, овладевал языком
мимоходом, не напрягаясь. Открыл рот, вдохнул кислород, а с ним и все
премудрости языка, и того, на котором говорили праотцы, и того, на котором
сегодня шумит улица. "Учил раньше?" -- спрашивали его. Нет, говорил, не
приходилось. Учил английский, немецкий, немного японский, а иврит -- нет.
Маркеев Олег
Свержин Владимир
Жюль Верн
Мороз Александра
Круз Андрей
Никитин Юрий