понял, что ему не ставят в вину подслушивание. - Я не хотел... я не думал
подслушивать или следить за вами, но я смотрел на вас обоих, сэр, и
совершенно с вами согласен. Сэр Джон хороший человек. Он был очень добр к
моей матери, когда отец умер так внезапно. Да, конечно, мистер Броуди, у
сэра Джона для всякого найдется и доброе слово, и помощь.
безмозглый дурак! Ничего ты не понял, червяк несчастный!
все ту же дерзко-высокомерную и повелительную мину, он поднялся обратно к
себе в контору, сел в кресло и, собирая листы утренней газеты, смотрел на
них невидящим взглядом и тихонько бурчал про себя, как человек, который
шутливо и в то же время серьезно тешится тщательно скрытой заветной
тайной.
его глаз мерцал слабый огонек. Потом резко мотнул головой, как будто
могучим усилием воли освобождаясь от настроения, которого опасался,
встряхнулся всем телом, как громадный пес, и, снова овладев собой,
принялся спокойно и сосредоточенно читать газету.
4
напоить Мэта чаем до его ухода к Агнес, - сказала миссис Броуди, чопорно
поджимая губы и с корректным видом натягивая свои черные лайковые
перчатки. Затем прибавила: - Смотри, чтобы он закипел, мы скоро вернемся.
в черном широком пальто, в шлемоподобной шляпе с перьями казалась до
странности непохожей на самое себя. Рядом с ней стоял Мэтью, неуклюже
застенчивый и чопорный в своем новом, с иголочки, костюме, таком новом,
что, когда Мэтью стоял неподвижно, складки брюк держались прямо и остро
торчали, как лезвия параллельно поставленных мечей. Оба, и мать, и сын,
имели вид, необычайный для буднего дня, но случай был настолько из ряда
вон выходящий, что оправдывал самые необычные явления: это был канун
отъезда Мэтью в Калькутту. Два дня тому назад он в последний раз отложил
перо и снял с вешалки шляпу в конторе на верфи и с тех пор находился в
непрерывном движении и состоянии странной нереальности, когда жизнь похожа
на смутный сон, а в минуты пробуждения находишь себя в положениях и
непривычных, и смущающих. Наверху, в его комнате, стоял уложенный сундук,
и вещи в нем были пересыпаны шариками камфары, столь многочисленными, что
они попали даже внутрь мандолины, и столь благоухающими, что во всем доме
пахло, как в новой ливенфордской больнице, и запах этот встречал Мэтью,
когда он приходил домой, нестерпимо напоминая об отъезде. В сундуке
имелось все, чего мог бы пожелать самый опытный турист, начиная с шлема
для защиты от солнца, самого лучшего, какой можно было достать, - подарка
отца, и библии в сафьяновом переплете - подарка матери, и кончая
патентованной фляжкой с автоматическим затвором, полученной от Мэри, да
карманным компасом, купленным Несси на деньги, которые она скопила,
получая каждую субботу пенни.
неприятное томление в животе, где-то вблизи пупка. Если бы это зависело от
него, он бы охотно, жертвуя своими интересами, отказался от таких сильных
ощущений, но, как нервный новобранец перед сражением, он силой
обстоятельств лишен был возможности отступать. Львы, какую-нибудь неделю
назад занимавшие его воображение и не сходившие у него с языка, когда ему
хотелось произвести впечатление на Мэри и маму, теперь возвращались с
рычанием и терзали его во сне. Его не утешали постоянные уверения людей,
бывших на верфи, что Калькутта уж во всяком случае побольше Ливенфорда, и
он завел теперь привычку каждый вечер перед сном проверять, не забралась
ли какая-нибудь коварная змея к нему под подушку.
наконец-то она увидела себя в положении, достойном героини какого-нибудь
из ее любимых романов. Уподобляясь римской матроне, с спартанским
мужеством отдающей своего сына государству, или (что еще трогательнее)
матери-христианке, отправляющей нового Ливингстона [Давид Ливингстон -
миссионер и исследователь Африки] на славный подвиг, она изменила своей
обычной кроткой приниженности и держалась с благородным достоинством. Она
укладывала и снова распаковывала вещи сына, строила планы, ободряла,
утешала, увещевала и пересыпала свои речи текстами из библии и
молитвенника.
временное превращение.
этими фокусами, и кривлянием, и возней с твоим великовозрастным болваном,
и чаепитиями да закусками каждые полчаса. Глядя на тебя, можно подумать,
что ты королева Виктория. Ты генерала провожаешь на войну, что ли? Ходит
надутая, как свиной пузырь! Я отлично знаю, чем все это кончится. Как
только он уедет, ты свалишься, как пустой мешок, и будешь лишней обузой
для меня. Тьфу! Сохрани же ты, ради бога, хоть немножко разума в твоей
глупой башке!
робко возражала:
предстоит большое будущее.
чувства оскорбленной справедливости, удваивала свои заботы о
многообещающем молодом пионере.
ее рук, она спросила:
Мэтью кровь застыла в жилах.
мистер Скотт сказал недавно Агнес, что лучшее средство против малярии,
просто чудодейственное средство, - это хинин, так что мы идем заказать
несколько порошков.
картины: он уже видел себя измученным лихорадкой, лежащим в болоте, где
кишмя кишат крокодилы, и, уныло подумав, что несколько жалких порошков -
весьма сомнительная защита от таких зол, он мысленно с раздражением отверг
совет преподобного джентльмена. "Откуда он знает? Он никогда там не был.
Ему-то хорошо разговаривать!" - думал он с возмущением, в то время как
миссис Броуди, взяв его под руку, уводила из комнаты, как упиравшуюся
жертву.
казалась расстроенной - вероятно, от мысли о разлуке с братом. Всю
последнюю неделю настроение у нее - было крайне подавленное, что также
естественно можно было бы объяснить сестринской привязанностью к Мэтью.
Однако - странное совпадение! - ровно неделя прошла со времени ее свидания
с Денисом на ярмарке, и с тех самых пор она не видела его, несмотря на то,
что очень тосковала. Это было невозможно, потому что Денис уехал на север
по делам фирмы, Мэри знала это, так как он написал ей письмо из Перта -
письмо, получение которого совершенно потрясло ее. Письма вообще бывали
большим событием в ее жизни, и в тех редких случаях, когда она их
получала, они непременно прочитывались всеми в доме, но на этот раз, к
счастью, она первая сошла вниз утром, и никто не видел ни письма, ни
внезапного выражения трепетной радости на ее лице, так что Мэри избегла
расспросов, и тайна ее не была открыта.
внутренней дрожью она подумала о том, что этот листочек бумаги Денис
держал в руках, тех самых руках, которые так ласково касались ее, что он,
должно быть, заклеивая конверт, смочил его край губами, которые
прижимались к ее губам. И, читая письмо за запертой на ключ дверью своей
спаленки, Мэри краснела даже здесь, наедине, от пылких, нежных слов,
которые написал Денис. Ей стало ясно, что он хочет жениться на ней и что,
не подумав о могущих встретиться препятствиях, он ничуть не сомневается в
ее согласии.
в сотый раз перечитывать его.
без нее, что жизнь для него отныне лишь бесконечное ожидание того часа,
когда он увидится с ней, будет близ нее, будет с нею всегда. Читая, Мэри
вздыхала от страстной печали. И она тоже изнемогала от тоски по Денису.
Десять дней прошло с той ночи у реки, и каждый день казался унылее,
горестнее предыдущего!
воспоминания об ее отчаянной смелости, о неподчинении отцу, вызове,
брошенном всем священным канонам ее воспитания, слились как бы в один
удар, поразивший ее. Но время шло, второй день сменился третьим, а она все
еще не виделась с Денисом, и чувство виноватости потонуло в новом чувстве:
ей недоставало Дениса, она забыла о своем чудовищном проступке, охваченная
властной потребностью видеть его. На четвертый день, после того как она в
грустном смятении так долго пыталась проникнуть в неведомые и неосознанные
глубины пережитого, что оно стало ей казаться странным и мучительным сном,
пришло письмо Дениса и сразу вознесло ее на вершину экстаза и радостного
облегчения. Значит, он все-таки любит ее! Радость от этой ошеломительной
мысли заслонила в памяти все остальное. Но в последовавшие за этим дни
Мэри постепенно спускалась с небес на землю, и сейчас она, сидя в кухне,
Каменистый Артем
Афанасьев Роман
Якубенко Николай
Афанасьев Роман
Земляной Андрей
Шилова Юлия