получал от него приказания на полях сражений, видел, как он вкушал пищу,
подставлял чашу виночерпию и рыгал, поев рыбы. Сколько его посланий
доместикам и стратигам читал в свое время, в которых говорилось о самых
житейских вещах! А теперь я лежал на прохладном мраморном полу, едва дыша
от волнения, и мне казалось, что над нами, распростертыми во прахе в
земном преклонении, совершается какая-то тайна.
жизнью.
диакон поднимает перед царскими вратами орарь при чтении великой ектеньи,
и возгласил пискливым голоском:
тучный.
украшенный золотыми розами. Облачателей было четверо, в белых плащах,
откинутых за плечи, чтобы одежда не мешала движениям рук. Руки у них
заметно дрожали.
василевсу сосуд для омовения рук и золотой кувшин. Из этого кувшина ему
полили над сосудом воды на руки, и кто-то вытер их полотенцем, которое
было на плече у одного из облачателей. Потом они накинули на господина
вселенной тяжкую от жемчуга и золотого шитья хламиду и возложили на него
лор - узкое одеяние, обвивающее шею и грудь и ниспадающее на правую руку.
Оно должно изображать собою те пелены, в какие был обернут в гробу
Христос.
церемоний, и брови его хмурились. Но василевса уверили, что все это
необходимо, и он выполнял церемониал, только старался попутно передать
какое-нибудь повеление, выслушать доклад, если это было возможно, или
совершить хиротонию, которая как бы входила в обряд шествия.
не глядя:
суетились над широко разведенными руками василевса, завязывая золотые
поручи.
но тем медовым голосом, какие бывают только у протасикритов, ведающих
перепиской императоров. Как из далекого тумана до меня доносились скорбные
жалобы епископа:
нашим пересилим". И вот, изблевав яд аспидов, враги возбудили против нас
горечь в сердце благочестивого. Они переписывают каждую лозу наших
виноградников и уменьшают длину измерительного вервия, ибо какая им забота
о геометрии! Прекраснейшие храмы наши остались без церковного пения,
уподобившись тому винограднику Давида, который сначала пышно расцвел, а
потом стал добычей для хищения всех мимоходящих..."
Верреи, агаряне опустошали италийские владения, Варда Склир двигался снова
на Авидос, князь руссов осаждал Херсонес и из Таврики приходили тревожные
известия, а во внутренних делах царил беспорядок, всюду имели место
самоволие, хищения, вымогательства и мздоимство, и епископы, стратиги и
евнухи не давали покоя василевсу кляузами и жалобами. Манием руки Василий
велел прекратить чтение. Таких жалоб были сотни. Сладкий голос
протасикрита умолк.
для рукоположения меня в сан патрикия и друнгария императорских кораблей,
ибо только через хиротонию, или рукоположение, могла излиться на меня
благодать святого духа, без которой ничто не совершается в государстве
ромеев.
завидовавших моему возвышению, я объяснил благочестивому, сколько дромонов
стоит в Буколеонте, сколько хеландий грузится сосудами с огненным составом
Каллиника, сколько закуплено италийских кораблей для перевозки в Херсонес
пшеницы и оружия.
житейскими заботами. Папий возводил глаза горе, вздыхал и даже слегка
пожимал плечами, недовольный задержкой, так как на нем лежала обязанность
соблюдать тысячелетний порядок. А поговорить хотелось о многом, особенно о
преступном небрежении лукавого Евсевия Маврокатакалона, но я понимал, что
сейчас не время и не место докучать благочестивому.
овец нашего стада, сильно теснил в Херсонесе стратига Стефана. Об этом
рассказывал нам вчера на винограднике Лев Диакон, присутствовавший как
писатель истории на силентии.
быстроходными кораблями, ценными солеварнями и обильными рыбными
промыслами, изнывал в осаде. Было необходимо подать Херсонесу руку помощи,
а почти весь ромейский флот перешел на сторону Варды Склира, подкупленный
золотом вдовы Фоки. Но Василий все-таки решил снарядить оставшиеся верными
корабли и спешно послать их в Готские Климаты. Согласно его плану, флот
должен был прорваться в херсонесскую гавань и доставить туда припасы,
оружие и некоторое число воинов. Во главе этого рискованного предприятия
благочестивый поставил меня.
соседних залах, полных людьми, которым полагалось ожидать там появления
василевса, стоял глухой ропот голосов.
священной хламиды. А потом смиренно стал ждать распоряжений.
пурпуровым башмакам, на которых жемчугом были вышиты кресты. Василевс
поднял полу хламиды. Мою щеку оцарапало золотое шитье. Василевс накрыл
меня полою, как на исповеди священник накрывает епитрахилью верующего, и в
золотой тесноте я обонял запах парчи, пахнущей металлом и духами.
посвящает тебя наша царственность в друнгарии ромейского флота и патрикии.
Встань, патрикий Ираклий! Аксиос!
зале, которая называется Онопод, чтобы приветствовать там василевса вместе
с воинскими чинами и оруженосцами. В моих ушах еще звенели клики: "Аксиос!
Аксиос!" Мне очень хотелось хоть раз в жизни испытать это и приветствовать
василевса со стратигами и доместиками. А так как папий тоже спешил в
Онопод, чтобы устранить там какое-то упущение, то мы отправились туда
вместе по переходам и улиткообразным лестницам, чтобы сократить путь и
опередить шествие.
когда я был полон восторженных переживаний, любезным и приятным человеком,
задыхался от быстрого передвижения. Но вдруг мы услышали в одной из зал
женский смех. Роман в изумлении остановился и раскрыл рыбий рот. По
мраморному полу к нам навстречу бежал черный пушистый котенок, играя с
золотым шариком. С хищной грацией он сгибал бархатную лапку и ударял
шарик. Позолота игрушки казалась особенно яркой рядом с его чернотой.
Шарик летел в сторону, и котенок стрелой бросался за ним. Однако спустя
мгновение мы увидели, что за маленьким проказником бежали с радостными
восклицаниями две молодые женщины. На одной из них был пурпур, присвоенный
только рожденным в Порфире, как называется древний дворец Константина.
Другая была, по-видимому, прислужницей, но из благородных дев, дочь
какого-нибудь стратига.
побудила ее выйти из укромного гинекея? Может быть, она возвращалась от
утрени в одной из дворцовых церквей? Возможно, что этот проказливый
зверек, на поиски которого она отправилась с прислужницей, был причиной
того, что она заблудилась в лабиринте зал.
поднялись, Порфирогенита все еще стояла перед нами и широко раскрытыми
глазами смотрела то на евнуха, то на меня. Эти глаза были ослепительны!
Глаза, унаследованные от прекрасной Феофано! Никогда в жизни, нигде и ни
при каких обстоятельствах, я не видел таких огромных, глубоких, немигающих
глаз. Только однажды по делам службы пришлось мне побывать на короткое
время в Равенне, и там в одной из церквей я видел мозаику, изображающую
императрицу Феодору. В этих устремленных на зрителей глазах есть некое
Орловский Гай Юлий
Сертаков Виталий
Прозоров Александр
Никитин Юрий
Прозоров Александр
Быков Василий