Чтение 14–й страницы книги ~Рукопись Ченселора~

накалиться, но воздух еще оставался прохладным. Питер медленно встал и пошел
в дом. Хотелось посидеть в комнате с кондиционером и чего-нибудь выпить.

"И правда, почему бы не выпить? Как это раньше говорили? "Я никогда не
пью раньше пяти часов дня". Слава богу, где-то уже пять часов. Сколько
сейчас на Восточном побережье? Около пяти утра? Да нет, вечно я путаю. Все
совсем наоборот: там уже почти полдень".

***

День был отвратительный: хмурое, закрытое облаками небо, сырой, тяжелый
воздух. Моросящий дождь, казалось, вот-вот разойдется и превратится в
ливень.

На площади перед Капитолием собралось множество народа. К шуму толпы
примешивалось негромкое пение сторонников мира, оттесненных за барьер,
подальше от здания конгресса. По мере того как усиливался дождь, Их пение
становилось все громче.

То здесь, то там щелкали раскрывающиеся зонты, и круги черной материи
скрывали безучастные, равнодушные лица, скучные, недовольные глаза.
Казалось, сам день делает людей раздражительными. В воздухе витал какой-то
непонятный, но явственно ощутимый страх. Так воздействовало на собравшихся
наследие человека, тело которого в эту минуту везли на огромном катафалке. И
вот, свернув с обсаженной деревьями аллеи, похоронная процессия с
двадцатиминутным опозданием вступила на площадь.

Хотя толпа стояла в стороне от ее маршрута, как только лошади, тянувшие
катафалк, приблизились, все, как один, отпрянули назад. "Вот еще одно
проявление страха", - подумал Стефан Варак.

По обеим сторонам ступеней, которые вели в ротонду, по стойке "смирно"
застыл почетный караул: потемневшая от дождя форма, сосредоточенный взгляд.

Одиннадцать тридцать. Тело Джона Эдгара Гувера будет находиться в здании
конгресса США в течение всего дня и ночи. Еще ни разу в истории страны ни
одно гражданское лицо не удостаивалось такой чести.

А может быть, тем самым нация стремилась окончательно убедить себя и весь
мир в том, что Гувер действительно мертв? Созданное когда-то для борьбы с
коррупцией и преступностью ФБР со временем превратилось в чрезвычайно
эффективную организацию, а сам Гувер вырос в фигуру общенационального
масштаба.

Но с годами в нем все заметнее проявлялось то, что специалисты называют
распадом личности. "Если бы он вовремя остановился! - подумал Варак. -
Раньше, чем его охватила лихорадка борьбы с "подрывными элементами", раньше,
чем он уверовал в собственную непогрешимость".

Вперед торжественным шагом вышли восемь военнослужащих. Приблизившись к
задней дверце катафалка, они замерли - по четыре человека с каждой стороны.

Откинулась тяжелая панель, и из глубины выкатился покрытый национальным
флагом гроб. Взяв гроб за выступающие стальные ручки, военнослужащие сняли
его с платформы и неестественно медленно двинулись к Капитолию.

Началось мучительное восхождение по тридцати пяти ступеням, ведущим в
ротонду. Собравшиеся, застыв, смотрели на уставившиеся в одну точку, будто
неживые, глаза, на мокрые от дождя и пота лица, на вздувшиеся от напряжения
под обшлагами формы мускулы, на потемневшие от пота белые воротнички.
Казалось, все затаили дыхание. Когда же наконец гроб достиг верхней
площадки, раздался всеобщий вздох облегчения. На минуту солдаты замерли по
стойке "смирно" и снова продолжили свое медленное шествие по направлению к
большим бронзовым дверям ротонды.

Варак и телеоператор стояли на небольшой, возвышавшейся над толпой
платформе. Рядом с ними находилась телекамера. На металлической оправе ее
толстых линз виднелись начальные буквы, обозначавшие название одной из
телекомпаний Сиэтла, штат Вашингтон. Компания эта входила в телекорпорацию
Западного побережья, и никого из ее сотрудников в это утро на площади перед
Капитолием не было.

- Вы все сможете заснять? - спросил Варак оператора по-французски.

- Каждая группа, каждый ряд, каждое лицо будет зафиксировано на пленке,
ответил француз.

- А плохое освещение и этот дождь вам не помешают?

- Для такой пленки, как наша, это не имеет значения. Повышенная
чувствительность!

- Хорошо, я пошел наверх.

К лацкану своего пиджака Варак прикрепил удостоверение сотрудника Совета
национальной безопасности. Сквозь толпу Варак пробрался к входу в здание
конгресса и мимо часовых прошел в помещение охраны.

- Скажите, дверь на лестницу, ведущую в архив, опечатана? - обратился он
к дежурному офицеру.

- Не могу знать, сэр. - Дежурный пробежал глазами лежавший перед ним лист
с инструкциями. - Здесь ничего об этом не сказано.

- Черт побери! Там должно быть указание на этот счет. Пожалуйста, внесите
дополнение, - проговорил Варак, отходя от офицера.

Никакой особой необходимости запирать эту дверь не было. Отдав
приказание, Варак просто продемонстрировал свою власть. Теперь, если что-то
случится с киноаппаратурой и ему срочно понадобится телефон, то не придется
тратить драгоценное время на установление его личности. Офицер наверняка его
запомнил.

Перепрыгивая через ступени, Варак быстро поднялся на площадку перед
входом в ротонду, на которой уже толпилось множество народа. Обливаясь потом
и едва держась на ногах, подвыпивший конгрессмен попытался пробраться сквозь
это сборище в здание Капитолия, но споткнулся и едва не упал. Какой-то
молодой человек, очевидно помощник, вовремя подхватил конгрессмена под левый
локоть и вытащил из толпы. Тот зашатался, ударившись спиной о стену.

Глядя на смущенное потное лицо конгрессмена, Варак вспомнил, что когда-то
тот публично обвинил ФБР в подслушивании его телефонных разговоров, поставив
Гувера в трудное положение. Но потом внезапно снял свои обвинения. Обещанные
доказательства так и не были представлены - у конгрессмена их почему-то
вдруг не оказалось.

Варак шел по коридору и думал, что этот конгрессмен, может быть, один из
тех, чье досье похитили. Он кивнул охраннику, который внимательно изучил его
удостоверение и открыл перед ним дверь на узкую винтовую лестницу, ведущую
наверх, под купол ротонды. Через три минуты он стоял на коленях рядом со
вторым оператором на высоте ста шестидесяти футов. Оператор разместился на
верхней галерее, уже много лет закрытой для туристов. Свою камеру он
предусмотрительно обернул в тройной слой изоляционного материала, а
завинченные до отказа линзы закрепил дополнительными зажимами, так что даже
на галерее ее слабого жужжания почти не было слышно. Снизу же ни оператора,
ни его камеру разглядеть было просто невозможно. Рядом лежали три коробки с
пленкой.

Внизу гроб уже устанавливали на помост. За ограждающими его канатами
собралось множество людей. Сквозь толпу рядовых граждан проталкивались
вперед руководители нации, стараясь оказаться на первом плане торжественной
церемонии.

Почетный караул, представляющий все рода войск, занял свое место. Где-то
далеко дважды зазвонил телефон. Варак инстинктивно вынул из кармана
маленькое переговорное устройство, служившее средством связи с другими
участниками операции, приложил его к уху и включил. Все было тихо. Он
облегченно вздохнул.

Внизу раздался монотонный голое - это Эдвард Элсон, капеллан сената и
священник пресвитерианской церкви, начал читать молитву. Вслед за ним
произнес хвалебную речь Уоррен Бергер. У Варака невольно челюсти свело от
услышанного.

- ...Человек, полный отваги, который никогда не поступался своими
принципами ради дешевой популярности... посвятивший всего себя служению
стране и стяжавший восхищение всех, кто верит в Свободу при соблюдении
законности и порядка...

"Какие принципы? Какая свобода и законность?" - думал Варак, наблюдая за
происходящей внизу церемонией. Однако времени для размышлений у него не
было.

- Все в порядке? - прошептал он по-чешски оператору.

- Да, если только меня не доконает судорога.

- Разминайся время от времени, но ни в коем случае не вставай. Каждые
четыре часа я буду тебя сменять на тридцать минут. Для отдыха используй
комнату на второй галерее. Еду я принесу.

- Ночью тоже работаем?

- Именно за это тебе и платят. Мы должны заснять каждого, кто войдет в
эти бронзовые двери. Каждую физиономию, черт бы их всех побрал!

Отдаваясь эхом, звучал низкий голос очередного оратора. С улицы
доносились лозунги, которые выкрикивали сторонники мира. Стоя за ограждением
под дождем, они тоже отдавали дань памяти, но не тому, чье тело лежало в
ротонде, а тем тысячам людей, которые погибли за сотни миль от Вашингтона.
Разыгрываемый в ротонде спектакль казался им грустной пародией на
действительность.

- Каждое лицо... - повторил Варак.

Водяная пыль фонтана, расположенного в саду пресвитерианской церкви,
каскадом Низвергалась в круглый бассейн. Чуть поодаль горделиво возвышалась
башня из белого мрамора - само воплощенное великолепие. Что же касается
церкви, то снаружи она больше походила на городскую тюрьму, чем на храм
божий.

Камеры под руководством Варака крутились без остановки. Измученные
операторы держались на ногах только благодаря стимулирующему действию кофе и
бензедрина. Еще несколько часов, и все закончится. С солидной суммой в
кармане оба вылетят домой: один - в Прагу, другой - в Марсель.

Похоронная месса была назначена на одиннадцать, однако первые лимузины
начали прибывать уже в девять сорок пять.

Снаружи снимал чех. Внутри, согнувшись в три погибели, стоя на коленях,
работал француз. Его камера была установлена на пороге, расположенном слева