Чтение 14–й страницы книги ~Хромой бес~

скажу.
Передонов говорил иногда "ты" гимназистам не из дворян; дворянам же он
всегда говорил "вы". Он узнавал в канцелярии, кто какого сословия, и его
память цепко держалась за эти различия.
Крамаренко посмотрел на Передонова с удивлением и молча пробежал мимо.
Он принадлежал к числу тех гимназистов, которые находили Передонова грубым,
глупым и несправедливым и за то ненавидели и презирали его. Таких было
большинство. Передонов думал, что это - те, кого директор подговаривает
против него, если не сам, то через сыновей.
К Передонову подошел - уже за оградою - Володин с радостным хихиканьем,
- лицо, как у именинника, блаженное, котелок на затылке, тросточка
наперехват.
- Знаешь, что я тебе скажу, Ардальон Борисыч, - зашептал он радостно, -
я уговорил Черепнина и он на-днях вымажет Марте дегтем ворота.
Передонов помолчал, соображая что-то, и вдруг угрюмо захохотал. Володин
так же быстро перестал осклабляться, принял скромный вид, поправил котелок
и, поглядывая на небо и помахивая тросточкою, сказал:
- Хорошая погодка, а к вечеру, пожалуй, дождик соберется. Ну, и пусть
дождичек, мы с будушим инспектором дома посидим.
- Не очень-то мне дома сидеть можно, - сказал Передонов, - у меня нынче
дела, надо в город ходить.
Володин сделал понимающее лицо, хотя, конечно, не знал, какие это
нашлись вдруг у Передонова дела. А Передонов думал, что ему необходимо будет
сделать несколько визитов. Вчерашняя случайная встреча с жандармским
офицером навела его на мысль, которая показалась ему весьма дельною: обойти
всех значительных в городе лиц и уверить их в своей благонадежности. Если
это удастся, тогда, в случае чего, у Передонова найдутся заступники в
городе, которые засвидетельствуют его правильный образ мыслей.
- Куда же вы, Ардальон Борисыч? - спросил Володин, видя, что Передонов
сворачивает с того пути, по которому всегда возвращался, - разве вы не
домой?
- Нет, я домой, - ответил Передонов, - только я нынче боюсь по той
улице ходить.
- Почему же?
- Там дурману много растет и запах тяжелый; это на меня сильно
действует, одурманивает. У меня нынче нервы слабы. Все неприятности.
Володин опять придал своему лицу понимающее и сочувственное выражение.
По дороге Передонов сорвал несколько шишек от чертополоха и сунул их в
карман.
- Это для чего же вы собираете? - осклабясь, спросил Володин.
- Для кота, - хмуро ответил Передонов.
- Лепить в шкуру будете? - деловито осведомился Володин.
- Да.
Володин захихикал.
- Вы без меня не начинайте, - сказал он, - занятно.
Передонов пригласил его зайти сейчас, но Володин сказал, что у него
есть дело: он вдруг почувствовал, что как-то неприлично все не иметь дела;
слова Передонова о своих делах подстрекали его, и он сообразил, что хорошо
бы теперь самостоятельно зайти к барышне Адаменко и сказать ей, что у него
есть новые и очень изящные рисунки для рамочек, так не хочет ли она
посмотреть. Кстати, думал Володин, Надежда Васильевна угостит его кофейком.
Так Володин и сделал. И еще придумал одну замысловатую штуку: предложил
Надежде Васильевне заниматься с ее братом ручным трудом. Надежда Васильевна
подумала, что Володин нуждается в заработке, и немедленно согласилась.
Условились заниматься три раза в неделю по два часа, за тридцать рублей в
месяц. Володин был в восторге: и денежки, и возможность частых встреч с
Надеждою Васильевною.
Передонов вернулся домой мрачный, как всегда. Варвара, бледная от
бессонной ночи, заворчала:
- Мог бы вчера сказать, что не придешь.
Передонов, дразня ее, рассказал, что ездил к Марте. Варвара молчала. У
нее в руках было княгинино письмо. Хоть и поддельное, а все-таки...
За завтраком она сказала, ухмыляясь:
- Пока ты там возжался с Марфушкой, здесь я без тебя ответ получила от
княгини.
- А ты разве ей писала? - спросил Передoнов.
Лицо его оживилось отблеском тусклого ожидания.
- Ну вот, валяет петрушку, - отвечала Варвара со смехом, - ведь сам же
велел писать.
- Ну, что же она пишет? - спросил Передонов тревожно.
- Вот письмо, читай сам.
Варвара порылась в карманах, словно искала засунутое куда-то письмо,
потом достала его и подала Передонову. Он оставил еду и с жадностью
накинулся на письмо. Прочел и обрадовался. Вот, наконец, ясное и
положительное обещание. Никаких сомнений у него не явилось. Он наскоро
кончил завтрак и пошел показывать письмо знакомым и приятелям.
Угрюмо-одушевленный, он быстро вошел в Вершинский сад. Вершина, как
почти всегда, стояла у калитки и курила. Она обрадовалась: раньше его надо
было заманивать, теперь сам зашел. Вершина подумала:
"Вот что значит проехался-то с барышней, побыл с нею,- вот и прибежал!
Уж не хочет ли свататься?" - тревожно и радостно думала она.
Передонов тотчас же разочаровал ее, - показал письмо.
- Вот вы все сомневались, - сказал он, - а вот сама княгиня пишет. Вот
почитайте, сами увидите.
Вершина недоверчиво посмотрела на письмо, быстро несколько раз пыхнула
на него табачным дымом, криво усмехнулась и спросила тихо и быстро:
- А где же конверт?
Передонов вдруг испугался. Он подумал, что Варвара могла и обмануть его
письмом, - взяла да сама написала. Надо потребовать от нее конверт, как
можно скорее.
- Я не знаю, - сказал он, - надо спросить.
Он поспешно простился с Вершиною и быстро пошел назад, к своему дому.
Необходимо было как можно скорее удостовериться в происхождении этого
письма, - внезапное сомнение так мучительно.
Вершина, стоя у калитки, смотрела за ним, криво улыбаясь, и торопливо
дымила папироскою, словно спеша окончить к сроку заданный сегодня урок.[5]
С испуганным и отчаянным лицом Передонов прибежал домой и крикнул еще в
передней голосом, хриплым от волнения:
- Варвара, где же конверт?
- Какой конверт? - спросила Варвара дрогнувшим голосом.
Она смотрела на Передонова нахально, но покраснела бы, если бы не была
раскрашена.
- Конверт, от княгини, что письмо сегодня принесли, - объяснил
Передонов, испуганно и злобно глядя на Варвару.
Варвара напряженно засмеялась.
- Вот, я сожгла, на что мне его? - сказала она. - Что же, собирать, что
ли, конверты, коллекцию составлять? Так ведь денег за конверты не платят.
Это только за бутылки в кабаке деньги назад дают.
Передонов, мрачный, ходил по горницам и ворчал:
- Княгини тоже бывают всякие. Знаем мы. Может быть, эта здесь живет
княгиня.
Варвара притворялась, что не догадывается о его подозрениях, но жестоко
трусила.
Когда к вечеру Передонов проходил мимо Вершинского сада, Вершина
остановила его.
- Нашли конверт? - спросила она.
- Да Варя говорит, что сожгла его, - ответил Передонов.
Вершина засмеялась, и белые тонкие облачка от табачного дыма
заколебались перед нею в тихом и нежарком воздухе.
- Странно, - сказала она, - как это так ваша сестрица неосторожна, -
деловое письмо, и вдруг без конверта! Все ж таки по штемпелю видно было бы,
когда послали письмо и откуда.
Передонов жестоко досадовал. Напрасно Вершина звала его зайти в сад,
напрасно обещала погадать на картах, - Передонов ушел.
Но все же он показывал приятелям это письмо и хвастался. И приятели
верили.
А Передонов не знал, верить или не верить. На всякий случай решился он
со вторника начать оправдательные свои посещения к значительным в городе
особам. С понедельника нельзя, - тяжелый день.

VIII

Как только Передонов ушел играть на биллиарде, Варвара поехала к
Грушиной. Долго они толковали и, наконец, решили поправить дело вторым
письмом. Варвара знала, что у Грушиной есть знакомые в Петербурге. При их
посредстве не трудно переслать туда и обратно письмо, которое изготовят
здесь.
Грушина, как и в первый раз, долго и притворно отказывалась.
- Ой, голубушка Варвара Дмитриевна, - говорила она, - я и от одного-то
письма вся дрожу, все боюсь. Увижу пристава близко дома, так вся и сомлею, -
думаю: за мной идут, в тюрьму сажать хотят.
Битый час уговаривала ее Варвара, насулила подарков, дала вперед
немного денег. Наконец Грушина согласилась. Решили сделать так: сначала
Варвара скажет, что написала княгине ответ, благодарность. Потом через
несколько дней придет письмо, будто бы от княгини. В том письме еще
определеннее будет написано, что есть места в виду, что если скоро
повенчается, то теперь же можно будет одно из них выхлопотать Передонову.
Это письмо напишет здесь Грушина, как и первое, - запечатают его, налепят
марку в семь копеек, Грушина вложит его в письмо своей подруге, а та в
Петербурге опустит его в почтовый ящик.