подал заявление о вступлении в немецкую армию.
убраться за дверь. Но привел меня Яковлев Маленький не в немецкую
комендатуру, а в комнату Алексеева, и оставил с глазу на глаз с немецким
офицером, который, оказывается, вербовал в фашистскую армию.
категорические слова:
нами - уничтожаем.
вызовут еще раз.
проявляли и величайшую стойкость, и падали до положения животного.
поддерживать в себе дух сопротивления. Это единственное, что позволяет
человеку остаться человеком. Никаких компромиссов с совестью.
-страшное место, но именно здесь в человеке проверяется главное - его
способность к сопротивлению. Это я уже понял. Способность к сопротивлению во
мне еще есть. Есть! Я знаю, именно это почувствовали во мне Сергей Котов и
немецкие товарищи. Поэтому я оказался в кольце их внимания и забот, поэтому
они рискуют из-за меня. Неужели я не буду достойным этого риска
благороднейших и умнейших людей, коммунистов, противников гитлеризма?
Неужели сегодня, здесь, в этой холодной клетке, я встречу свой конец? Нет!
Нет! Нет! Тысячу раз нет!
даже сказал, благополучный характер.
подошел Вальтер Эберхардт. Его сопровождал Ленька.
Генриха за эти дни. Жорка приносил мне каждый день лишнюю миску баланды. Так
что последнего шага от "доходяги" до "исходят" я пока не сделал.
Он был чем-то озабочен; даже не улыбнулся на мою шутку.
работу, здесь, на блоке. В лагере вспыхнула эпидемия тифа. Эсэсовцы боятся
заходить на блоки. Комендатура разрешила ввести на блоках должность
гигиенварта, санитара. Если ты согласишься, я устрою это. Нужно только
согласие Пауля Шрека, третьего старосты лагеря. Он коммунист, замечательный
товарищ, я вверен, он не будет против, он о тебе знает.
обязанности - водить заболевших в ревир к врачу, следить, чтобы чесоточные
ходили к Генриху втирать мазь. Учти, что многие уклоняются от этого и
заражают других. Нужно смотреть, не появились ли у кого вши. Если обнаружишь
хоть одну вошь, веди на санобработку. Наблюдай, чтобы на блоке не развелись
блохи и клопы. У тебя будет очень важная должность.
ссоры и мелкие кражи. Тебя будут слушаться, я знаю, - он хорошо улыбнулся
при этом.
погасим: коллективно будем воздействовать.
разошлись по местам. На блоке остались Вальтер, штубендисты, несколько
больных и я. Пошли в ход скребки, швабры, метлы, щетки, тряпки. Все
помещения, столы, скамейки, шкафы, миски, кружки должны быть в идеальном
порядке. В эти часы дня весь лагерь приводил себя в порядок. С улицы
доносились шелест колес, мнущих гравий под тележками мусорщиков и
труповозов, шуршанье метел, торопливый стук деревянных колодок. Иногда
раздавалось громкое топанье кованых сапог - это проходили эсэсовцы, и тогда
мы старались не попадаться им на глаза: никогда не знаешь, что взбредет им в
голову...
в бараках становилось тесно, помещение гудело от множества голосов. Здесь
можно было съесть миску брюквенной похлебки, повидать друзей, сходить на
другие блоки. Больше я не чувствовал себя одиноким, рядом со мною были и
Валентин Логунов, и Сергей Котов, заходил Яков, я чувствовал на себе всегда
внимательный взгляд Вальтера, рядом появился еще один интересный человек,
Николай Кюнг. Он был преподавателем истории, а в армии - политруком. Нет, не
только в армии. Николай Федорович Кюнг и в Бухенвальде чувствовал себя
политруком...
дрожали от холода - окна закрывать не полагалось, в одежде спать не
полагалось, а одеялишки были тонкие, редкие, вытертые. Пока не согреешься,
тесно прижавшись к соседям, - не уснешь.
погаснет свет, раздается этот голос. Он принадлежит человеку, которого никто
не зовет по имени, а только Толстяк, Тюфяк. Он совсем не толстый, но у него
короткие и сильные ноги, которые легко и свободно носят присадистое,
квадратное тело. Из-за этого он не кажется отощавшим.
переплетаются с бесконечными вымыслами о царях и царицах, о королях и
прекрасных принцессах, об их хитроумных и рисковых любовных похождениях.
Николай Кюнг всегда умел почувствовать момент, когда слушателям надоедали
прихотливые истории Толстяка, и переводил разговор на другое. Он
пересказывал древнегреческие мифы, легендарную историю Троянской войны,
сцены из "Одиссеи", сюжеты из русской истории и всегда как-то незаметно
подходил к эпизодам героической борьбы русского народа с иноземными
захватчиками, рассказывал о Ледовом побоище, о битве при Калке, о Полтавском
бое, о разгроме армии Наполеона, о Шипкинской обороне.
блоке недавно. Его привезли из Бельгии с каменноугольных шахт в числе
тринадцати других офицеров, которые сорвали вербовку пленных во власовскую
армию.
о своих многочисленных побегах из плена.
часто побоями, болезнями, собственной немощью, они жаждали рассказов о
мужестве, о человеческом достоинстве, терпении, чести. Это поднимало их
способность к сопротивлению, не позволяло опускаться до уровня рабочей
скотины, как хотели эсэсовцы.
похвастаться своими любовными похождениями, рассказывал, как за ним бегали
девушки и "липли" замужние женщины, а он будто бы легко бросал их. Свои
похотливые историйки он сопровождал самой разнузданной, грязной бранью.
Конечно, на блоке часто раздавалась матерная ругань, и на это мало кто
обращал внимание. Часто таким образом люди выражали злость, досаду,
отчаяние, но у Адамчика она была особенно смачная и отвратительная. Может
быть, потому еще, что он был очень молод. Слушая его, люди пожилые качали
головами, а молодежь охотно повторяла его пошлые прибаутки. Обидно было
видеть, что часть хороших ребят подпадает под его влияние.
залепляет стены и крыши бараков, мгновенно нарастает на плечах пробегающих
людей. Заключенные жмутся по своим блокам.
блоков. Тут же Яша Никифоров. У него в руках раздобытая где-то с помощью
немцев-заключенных гитара. Он неторопливо щиплет струны, неторопливо вокруг
него струится разговор. Все сегодня настроены лениво, вольно, отдыхают,
никуда не спешат.
похождениях. Не хотите ли послушать?
Херберт Фрэнк
Роллинс Джеймс
Муркок Майкл
Орлов Алекс
Курылев Олег
Сертаков Виталий