умирает. Ну, изобьют до полусмерти. Не самое худшее. Вот "зеленая улица" -
это, брат, ужас. Гоняют на месте преступления. Я однажды видел, как вон
там, на берегу Москвы-реки, возле Тайницкой башни, одного гоняли. Боже
мой, боже!
Пришли солдаты из кремлевских казарм, выстроились в две шеренги, с
интервалами в три шага. Бедолагу за руки привязали к ложу ружья, и два
солдата его повели. И - началось. В конце первого прохода спина у него
была черная, вздувшаяся, как подушка. Потом кровь начала брызгать. На
руки, на лица, на мундиры солдат (им специально на этот случай старые
выдали). И каждый раз как проведут - два солдата с тазами подбегают,
макают в них тряпки и вытирают кровь со спины. А в тазах - уксус.
Христиане! Аспиды ненастные! Некрещеных басурманов ругаем, дикарей ругаем!
А сами кто? Уксусом! Словно не читал никто, что бога нашего на кресте из
губки поили "ац-том и жел-чью"... - Голос старика осекся. -
Чувствительные. Мимо нищего, мимо шарманщика без копейки не пройдут. И что
там господь наш молчит, милостивый, неублажимый, если никогда хорошо не
было хорошему, а плохо - злому, если всегда самое дерьмо, самая последняя
дрянь возвышается над нашими головами.
везет? Ни одного доброго властелина. Три таких несчастных народа на свете:
гишпанцы, турки да мы. Тьфу!
столбами. Тоже черное и высокое, оно было едва не выше жалких окрестных
халуп.
очереди, начиная с женщины, отвязывали от скамьи и силком, с помощью
палача, возводили на эшафот. Женщина оттолкнула руки палача и пошла сама.
Третий из привязанных уцепился за доску, и его пришлось отрывать силой. Он
хватался за доску, потом за скамью, потом за ступеньки колесницы.
барина.
бабу ту принудил. Ну и прижил с нею ребенка. А сам как мужчина сдюжить мог
мало и потому, слуги говорили, щипал ее до крови, бил смертным боем и
кусал... Ну, воля пришла - та обрадовалась и решила уйти. А он говорит:
"Иди. А дите не отдам. Все знают: мое! Но гляди, как бы не пожалела: мой
щенок. Хочу - с кашей ем. Хочу - масло сбиваю". А сам и к ребенку
относился не лучше, чем к ней. Просто остаток старческого блуда в нем
бунтовал... Тогда пришли ее братья и пустили красного петуха. Так и сгорел
дом... вместе с хозяином.
ягодиц сорочка висела лохмотьями на веревках. И, как предчувствие,
багровели, скользили по нежной коже жидкие отблески факелов.
затылок. Палач сжал этот затылок пятерней. Человек резко вскинул голову.
Синие уста то ли улыбаются, то ли вздрагивают от холода.
Алесю не стало легче. Этот затылок, дрожащие уста, непослушные ноги. Чужой
человек вдруг переполнил сердце Алеся безысходной тоской по всеобщему
человеческому братству.
наступила тишина. Вопреки воле Алесь оглянулся. Палач похаживал возле
оголенных спин, как кот возле сала, редкоусый, с бритой красной шеей.
Игриво смеялись под низким лбом большие глаза.
женской спине. Радостный, даже восторженный голос зазвенел над толпой:
дернула головой.
не выдерживает, теряет сознание. Дальше бьет более снисходительно, но чаще
всего, как по мертвому. Так что и непонятно, до смерти убил или еще нет.
Доктор по нескольку раз запястье щупает.
жуткий крик, как будто ревело смертельно раненное животное.
сильные люди.
рот.
подбородком о столб, чтобы она держалась.
подрубленная. Палач довольно хмыкнул и отжал с кнута кровь.
четырехсот саженей, но Загорский все еще как будто слышал звуки ударов. И
еще ему казалось, будто все они опускаются на его спину.
Отец ее беременную избил.
иногда еще сильнее любит.
жестоко отомщу. Только бы дорваться - они у меня получат. Мстить! Ни
одному пощады! Оставить пепелища... Оставить пепелища".
6
притупилась боль той страшной ночи. И хотя основная часть оружия была
закуплена, Алесь на пределе сил носился по Москве и окольным городкам,
скупая все, что мог. Как одержимый, как бесноватый, как маньяк.
Купили порох. Купили на складах у Крестовской заставы железо, и медь, и
свинец. Купили оружие даже на Сухаревке, рынке, который в это время
особенно богато торговал не только гобеленами, редкими книгами, стильной
мебелью и картинами, но и коллекционным помещичьим оружием. Шли с молотка
барские коллекции.
шедевры. Но Загорского теперь это не интересовало. Он покупал ружья,
кавказские сабли, даже японские ритуальные мечи - лишь бы стреляло и
кололо, лишь бы сталь. Он знал: меч в руках смельчака - тоже оружие.
Алесь толкался среди людей, вытаскивал очередную находку из-под
какой-нибудь коллекции минералов, примеривал: по плечу ли, по руке ли.
Маевский считал, что и другим будущим войсковым руководителям стоило б
позаботиться заранее, а то что-то тяжелы на подъем. Не могут же они вдвоем
сделать все и за всех.
старьевщики. Один хохотал, другой сквернословил, купив "чугунную шляпу".
физиогномике, астрологии, хиромантии и чародейству. Люди с мистическими
глазами, плохо выбритые и подозрительно одетые, прицеливались к оракулам и
сонникам. Мстислав только ворчал:
понадобилась. Им больше нужна тюрьма да баня.
он не возьмет верх в битве с человеческой алчностью. Под ударами безменов
и купленных штыков падут рыцарство, чистота и благородство. И останутся
валуевы да тит титычи.
вздохнул и сказал:
Мацумото Сэйте
Березин Федор
Якубенко Николай
Браун Дэн
Соломатина Татьяна
Жюль Верн