14
"Джейз-бар" был набит битком, чего давно не случалось. Джей мало кого знал
- но клиент всегда клиент, и повода для расстройства здесь не было. Треск
раскалываемого льда, его постукивание в стаканах, смех, "Джексон Файв" из
музыкального автомата, облака белого дыма под потолком, как изо ртов у
героев комиксов, - словно частичка лета забрела сюда этим вечером.
Однако для Крысы во всем этом что-то было не так. Одиноко сидя за стойкой,
он несколько раз пробовал читать - но, не в силах продвинуться дальше
одной страницы, отложил книгу в сторону. Теперь он хотел - если получится
- выпить последний глоток пива, вернуться домой и уснуть. Если
действительно получится уснуть...
В эту неделю удача напрочь отвернулась от Крысы. Все портилось - обрывки
сна, пиво, сигареты, даже погода. Потоки дождя омывали горные склоны,
уносились реками в море и красили его в коричнево-серую крапинку. Зрелище
не из приятных. В голову же словно напихали старых газет, свернутых
трубочкой. Сон поверхностный и всегда короткий. Будто спишь перед приемом
у зубного врача, а прихожую еще и натопили сверх всякой меры. Стоит
кому-нибудь открыть дверь, как ты просыпаешься. И перед глазами -
циферблат.
В середине недели Крыса накачивался виски, чтобы потихоньку заморозить все
мысли. Каждую щель в сознании он затягивал слоем льда - такого толстого,
что по нему прошел бы белый медведь, - и засыпал, надеясь дожить в таком
виде до следующей недели. Но когда просыпался, все было по-прежнему. Лишь
слегка болела голова.
Перед рассеянным взглядом Крысы - шесть пустых бутылок из-под пива. Между
бутылок видна спина Джея.
Неплохой момент для выхода в отставку, - думает Крыса. - Первый раз я
выпил здесь пива в восемнадцать лет. И с тех пор - тысячи бутылок, тысячи
тарелок с закуской, тысячи пластинок в музыкальном автомате. Все это
подобно волнам, бьющим в борт шлюпке - как пришло, так и ушло. Может, я
уже достаточно попил пива? Конечно, мне еще будет тридцать, потом будет
сорок, и пива я еще попью. И тем не менее, - думает Крыса, - тем не менее,
пиво, которое я пью здесь - это разговор отдельный... Двадцать пять лет -
неплохой возраст для выхода в отставку. Человек с умом и вкусом в этом
возрасте переходит из университета в банк, чтобы стать каким-нибудь
ответственным по кредитованию.
Крыса прибавляет к батарее пустых бутылок еще одну, берет готовый
расплескаться стакан и одним глотком отхлебывает половину. Потом
машинально вытирает губы тыльной стороной ладони. Потом вытирает ладонь о
штаны.
- Давай подумаем, - говорит сам себе Крыса, - давай подумаем, не торопясь.
Двадцать пять лет... Возраст, когда можно немного подумать. Два
двенадцатилетних мальчишки - разве такая тебе цена? Нет, столько на тебя
одного не хватит... Тогда, может, цена тебе - муравейник в банке из-под
огурцов? Ну, будет... Нагородил метафор, и ни одна ни к черту. Где-то у
тебя ошибка - сиди, думай. Вспоминай... Понятно тебе?
Устав от раздумий, Крыса допивает оставшееся пиво. Поднимает руку и
заказывает еще одну.
- Упьешься сегодня, - говорит ему Джей. Но все же ставит перед ним восьмую
бутылку.
Потихоньку начинает болеть голова. Ощущение, будто тебя качает вверх-вниз
на волнах. Внутри глаз - вялость. Проблюйся, - говорит голос в голове. -
Хорошо проблюйся, а потом уже будешь думать. Прямо сейчас вставай и иди в
сортир... Нет, никак. Мне дотуда не дойти... Все же Крыса расправляет
грудь, добирается до уборной, открывает дверь, изгоняет оттуда молодую
женщину, красящую глаза перед зеркалом, и склоняется над унитазом.
Когда же я блевал последний раз? Даже забыл, как это делается. Штаны
снимать или нет?.. Отставить шуточки! Блюют молча! Блюй до желудочного
сока.
Доблевав до желудочного сока, Крыса садится на унитаз и курит. Затем моет
с мылом руки и лицо, мокрыми руками приводит в порядок волосы. Меланхолии
еще многовато, но очертания носа и подбородка вполне ничего. Учительнице
средних классов муниципальной школы могли бы понравиться.
Крыса выходит из уборной, подходит к столику, где сидит женщина с
недокрашенными глазами, и приносит ей свои извинения. Потом возвращается
за стойку, выпивает полстакана пива и глоток ледяной воды, которую дает
ему Джей. Два-три раза встряхивает головой, закуривает - и только после
этого его мозговые функции начинают приходить в норму.
- Теперь хватит, - говорит он вслух. - Ночь длинная. Будет время подумать.
15
По-настоящему я попал в мир пинбольной магии зимой семидесятого. Целых
полгода прошли тогда, как в темной яме. В чистом поле была вырыта ямка под
мои габариты - и я сидел в ней, плотно заткнув уши. Моего интереса ничто
не могло привлечь. Но с наступлением вечера я просыпался, надевал пальто и
шел в игровой центр.
Автомат, найденный мной после долгих поисков, был копией того, что стоял в
"Джейз-баре", - трехфлипперная "Ракета". Когда я кидал в нее монету и жал
на кнопку "Старт", она тарахтела, поднимала десять своих мишеней, гасила
призовую лампочку, обнуляла все шесть разрядов на табло и выставляла на
старт первый шарик. Потребовалось бессчетное количество мелочи, чтобы
ровно через месяц, холодным и дождливым зимним вечером, мне покорился
шестой разряд - как последний мешок с песком, выброшенный из корзины
аэростата.
Я с трудом оторвал от флипперных кнопок дрожащие пальцы, оперся спиной о
стену, открыл банку ледяного пива - и долго-долго смотрел на шесть цифр:
"105220".
Это был наш медовый месяц - мой и пинбольной машины. В университете я
практически не показывался, а большую часть денег от подработок вкладывал
в пинбол. Я методично осваивал все приемы - захваты, перепасовки,
задержки, удары с лета... Пока я играл, за спиной у меня постоянно
толклись зрители. Какие-то перемазанные помадой школьницы вечно терлись о
мой локоть мягкими грудями.
Когда я перевалил за сто тысяч, пришла настоящая зима. Промерзший игровой
зал совсем обезлюдел; я же, закутавшись в байковое пальто и намотав шарф
по самые уши, продолжал обниматься с пинбольной машиной. Иногда я видел
себя в зеркале уборной: осунувшееся лицо, костлявые скулы, обветренная
кожа... Отыграв три партии, я откидывался к стене и отдыхал, трясясь от
холода и глотая пиво. Последний глоток всегда имел свинцовый привкус.
Потом я кидал под ноги окурок и грыз принесенный в кармане хот-дог.
Она была прекрасна, моя трехфлипперная... Только я понимал ее - и только
она понимала меня. Всякий раз, когда я жал на "старт", она с блаженным
урчанием выставляла ноль в шестом разряде и улыбалась мне. Я же с
миллиметровой точностью оттягивал плунжер - и выстреливал серебристым
сверкающим шариком. Пока шарик угорело носился по игровому полю, моя душа
была безгранично свободна - как бывает, когда покуришь качественного
гашиша.
В голове у меня без всякой связи появлялись и исчезали самые разные мысли.
На стекле, покрывавшем игровое поле, возникали и пропадали образы самых
разных людей. Как волшебный фонарь, стекло отражало мои мечты - и они
мерцали на нем вместе с огоньками буфера и призовой лампочкой.
Ты не виноват, качая головой, говорит мне машина. Ты старался, ты сделал
все, что мог.
Если бы, говорю я. Левый флиппер, тычковый пас, девятая мишень. Я вообще
ничего не сделал. Я даже пальцем не шевельнул. А могло бы и получиться,
если бы сильно захотел.
Человеческие возможности очень ограничены, говорит она.
Возможно, отвечаю я. Но еще ничего не кончилось, я еще держусь... Возврат,
пуск, ловушка, вброс, отскок, захват, шестая мишень...... призовая игра.
"121150". Теперь кончилось, говорит машина. Все кончилось.
А в феврале она пропала. Игровой центр снесли, и через месяц на его месте
возвели круглосуточную пончиковую. Узор на занавесках повторялся на форме
официанток, которые разносили пересушенные пончики на тарелках - с точно
таким же узором. Приехавшие на велосипедах старшеклассницы, шофера из
ночных смен, работницы баров и одетые не по сезону хиппи пили там кофе с
одинаково тоскливым выражением на лицах. Заказав чашку совершенно мерзкого
кофе и пончик с корицей, я спросил официантку о судьбе игрового центра.
- Игровой центр?
- Был здесь совсем недавно...
- Не знаю. - Официантка сонно покачала головой. Такой вот у нас город -
никто не помнит о событиях месячной давности.
С тяжелым сердцем я отправился кружить по городу. Где теперь находилась
трехфлипперная "Ракета", не знал никто.
И я завязал с пинболом. Когда приходит положенное время, человек перестает
играть в пинбол. Только и всего.
16
Дождь, ливший уже несколько дней, в пятницу вечером вдруг прекратился.
Город, который был виден из окна, напитался противной дождевой водой и
весь распух. Закат выцветил волшебными красками рваные тучи, и отраженный
свет принес эти краски в комнату.
Надев поверх майки ветровку, Крыса вышел на улицу. Черный асфальт,
тянувшийся далеко-далеко, был весь в неподвижных лужах. В городе пахло
сумерками после дождя. Стоявшие вдоль реки сосны насквозь промокли; с
кончиков их зеленых иголок стекали водяные капли. Побуревшая дождевая вода
была теперь в реке и скользила по бетонному дну вниз, по направлению к
морю.