read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



Обезьяной Бруно и лакированным манекеном, изображавшим кого-то
отсутствовавшего. Адам Круг, в коричневом халате, сидел прямо за ним. Некто
слева попросил его передать книгу семье соседа справа, что он и сделал.
Книга, как он заметил, была на самом деле коробочкой из красного дерева,
формой и раскраской похожей на томик стихов, и Круг сообразил, что она
содержит какие-то тайные комментарии, которые могли бы помочь пораженному
страхом рассудку неподготовленного ученика. Круг пожалел, что не открыл
коробочки или книги, пока та была у него в руках. Темой сочинения был вечер
с Малларме, дядюшкой его матери, но он смог припомнить только "le sanglot
dont j'étais encore ivre".
Вокруг все рьяно марали бумагу, и черная-черная муха, которую Шимпффер
нарочно приготовил для этого случая, обмакнув ее в тушь, разгуливала по
выбритому участку прилежно склоненной главы Падука. Она оставила кляксу у
красного уха и черную запятую на блестящем белом воротнике. Двое учителей --
ее свояк и учитель математики -- деловито готовили за занавеской что-то,
чему предстояло стать демонстрационным пособием при обсуждении следующей
темы. Они походили не то на рабочих сцены, не то на могильщиков -- на кого,
Круг толком не мог разглядеть, мешал затылок Жабы. Падук и прочие продолжали
усердно писать, провал же Круга был полным -- непостижимым и ужасным
крушением, -- ибо он вместо того, чтобы заучивать простые, но теперь уже
недоступные строки, которые легко запоминали они, сущие дети, потратил время
на превращение в пожилого мужчину. Воровато, бесшумно Падук поднялся с
сиденья, чтобы сдать свои бумаги экзаменатору, и рухнул, споткнувшись о
выставленную Шимпффером ногу, и в оставленной им прорехе Круг ясно увидел
очертания новой темы. Она была уже совсем готова к показу, но занавес еще не
раздернули. Круг отыскал клочок чистой бумаги и изготовился записывать
впечатления. Двое учителей развели занавес. Открылась Ольга, сидящая перед
зеркалом после бала, снимающая драгоценности. Еще затянутая в вишневый
бархат, она закинула назад сильные, неровно светящиеся локти, приподняв их
как крылья, и стала расстегивать сверкающий ошейник. Он сознавал, что вместе
с ожерельем снимутся и позвонки, -- что в сущности оно-то и было ее
хрустальными позвонками, -- и испытывал мучительный стыд при мысли, что
каждый в классе увидит и подробно опишет ее неизбежный, жалкий, невинный
распад. Вспышка, щелчок; обеими руками она сняла прекрасную голову и, не
глядя на нее, осторожно, осторожно, милая, смутно улыбаясь забавному
воспоминанию (кто бы подумал на танцах, что настоящая драгоценность в
закладе?), поставила прекрасную подделку на мраморную полку туалетного
столика. И тут он понял, что следом пойдет и все остальное: бронзоватые
лодочки со ступнями, перстни вместе с перстами и перси вместе с баюкающими
их кружевами... жалость и стыд его достигли зенита, и при окончательном
жесте высокой, холодной стриптизки, снующей, как пума, по сцене туда и сюда,
в приступе отвратительной дурноты Круг проснулся.


6
-- Мы познакомились вчера, -- сказала комната. -- Я -- запасная спальня
на dache [сельский дом, коттедж] Максимовых. А это ветряки на обоях.
-- Верно, -- откликнулся Круг. Где-то за тонкими стенами сосной
пропахшего дома уютно покрякивала печь, и Давид звонко рассказывал что-то,
-- видимо, отвечая на вопросы Анны Петровны, видимо, завтракая с ней в
соседней комнате.
Теоретически не существует абсолютного доказательства того, что
утреннее пробуждение (когда опять находишь себя оседлавшим свою особу) не
является на самом деле полностью беспрецедентным событием, совершенно
оригинальным рождением. Как-то Эмбер и Круг обсуждали возможность того, что
это они выдумали in toto сочинения Вильяма Шекспира, потратив на подделку
миллионы миллионов, замазав взятками рты бессчетным издателям,
библиотекарям, жителям Стратфорда-на-Авоне, ибо, приняв ответственность за
все сделанные за три столетия культуры ссылки на поэта, следует
предположить, что ссылки эти -- суть подложные вставки, внесенные надувалами
в настоящие произведения, ими же и подредактированные: в этом еще оставалась
некоторая шероховатость, досадный изъян, но, вероятно, можно устранить и
его, подобно тому, как упрощают перемудренную шахматную задачу, добавляя в
нее пассивную пешку.
Все это может быть верным и в отношении личного существования,
воспринимаемого в момент пробуждения в ретроспективе: сам по себе
ретроспективный эффект есть весьма простая иллюзия, мало в чем отличная от
изобразительной ценности глубины и дали, порождаемых окрашенной кистью на
плоской поверхности; однако требуется нечто превосходящее кисть, чтобы
создать впечатление плотной реальности, подпираемой правдоподобным прошлым,
логической неразрывности, ниточки жизни, подобранной именно там, где ее
обронили. Изощренность такого фокуса граничит с чудом, если вспомнить об
огромном числе деталей, требующих учета, требующих размещения в таком
порядке, чтобы внушалась мысль о работе памяти. Круг сразу знал, что жена
его умерла, что он вместе с маленьким сыном поспешно бежал из города в
деревню, и что вид в раме окна (голые волглые ветви, бурая почва, белесое
небо, изба на дальнем холме) -- это не только образчик пейзажа этих именно
мест, но и поместили его сюда, дабы указать, что Давид поднял штору и вышел
из комнаты, не разбудив его; а кушетка в другом углу комнаты с почти
раболепными "кстати" немыми жестами показывает -- видишь, вот, и вот, -- все
необходимое, чтобы убедить его, что здесь ночевал ребенок.
Наутро вслед за смертью явились ее родственники. Эмбер ночью сообщил
им, что она умерла. Заметьте, как гладко работает ретроспективная машинерия:
все сходится одно к одному. Они (переключаясь на более плавные обороты
прошлого) явились, они наводнили квартиру Круга. Давид как раз надевал
вельветину. Силы прибыли значительные: ее сестра Виола, Виолин отвратный
муж, какой-то сводный брат с супругой, две дальних, едва различимых в тумане
кузины, и неопределенный старик, которого Круг никогда до того не видел.
Подчеркнуть тщеславную напыщенность иллюзорной глубины. Виола сестру не
любила, последние двенадцать лет они виделись редко. Она была в короткой,
густопегой вуальке: вуалька доставала до веснущатой переносицы, не дальше, и
за черными ее фиалками различалось поблескивание, жесткое и удовлетворенное.
Светлобородый муж нежно ее подпирал, хотя на деле забота, которой надутый
прохвост окружал ее острый локоть, лишь затрудняла ее спорые, умелые
перемещения. Она его скоро стряхнула. В последний раз его видели взирающим в
достойном молчании через окно на пару черных лимузинов, ожидавших у бордюра.
Господин в черном и с синими запудренными челюстями -- представитель фирмы
испепелителей -- вошел сообщить, что самое время начать. Тут-то Круг и удрал
с Давидом через заднюю дверь.
Неся чемодан, еще мокрый от слез Клодины, он довел ребенка до ближайшей
трамвайной остановки и вместе с шайкой сонных солдат, возвращавшихся в
казармы, прибыл на железнодорожный вокзал. Прежде, чем впустить его в поезд,
идущий к Озерам, правительственные агенты проверили документы у него и
глазные яблоки у Давида. Гостиница на Озерах оказалась закрытой, но после
того, как они побродили вокруг, веселый почтарь в желтом автомобиле отвез их
(с письмом от Эмбера) к Максимовым. Чем реконструкция и завершается.
Общая ванная комната -- единственное негостеприимное место в доме
друзей, особенно если вода в ней сначала течет чуть теплая, а потом ледяная.
Длинный серебряный волос впечатался в дешевый пряник миндального мыла.
Раздобыть туалетную бумагу в последнее время стало трудненько, ее заменили
нанизанные на крюк обрывки газеты. На дне унитаза плавал конвертик от
безопасного лезвия с ликом и подписью д-ра З. Фрейда. Если я останусь здесь
на неделю, подумал он, эта чуждая древесина постепенно смягчится и очистится
в повторяющихся соприкосновениях с моей прижимистой плотью. Он осмотрительно
ополоснул ванну. Резиновая трубка брызгалки, булькнув, слетела с крана. С
веревки свисали два чистых полотенца и какие-то черные чулки, то ли
выстиранные, то ли ждущие стирки. Бок о бок стояли на полке бутылка
минерального масла, наполовину пустая, и серый картонный цилиндр -- прежняя
сердцевина туалетного рулона. Стояли там и два популярных романа
("Отброшенные розы" и "На Тихом Дону без перемен"). Улыбнулась, признав его,
зубная щетка Давида. Он уронил на пол мыло для бритья, а когда поднял, к
мылу оказался приклеен серебряный волос.
Максимов был в столовой один. Дородный пожилой господин, он сунул в
книгу закладку, с радушной поспешностью встал и пожал гостю руку крепко,
словно ночной сон был опасным и длительным путешествием. "Как отдыхалось
[Kak pochivali]?" спросил он и, озабоченно хмурясь, проверил температуру
кофейника под стеганым шутовским колпаком. Глянцевитое, розовое лицо
Максимова было выбрито по-актерски гладко (устарелое уподобление);
совершенно лысую голову покрывала ермолка с кистью; одет он был в теплую
куртку с бранденбургами. "Рекомендую, -- сказал он, указывая мизинцем. --
Насколько могу судить, -- единственный сыр, который не тяжелит желудка."
Он был из тех людей, которых любишь не за какой-то блестящий талант (у
этого отставного коммерсанта талантов и вовсе не было), но потому, что
каждая проведенная с ним минута приходится ровно впору твоим жизненным
меркам. Есть дружбы, подобные циркам, водопадам, библиотекам; есть и иные,
сравним их со старым халатом. Разберите на части ум Максимова и ничего
привлекательного вы в нем не найдете: идеи консервативны, вкусы
неразборчивы; но так или иначе, эти скучные части слагались в замечательно
уютное и гармоничное целое. Честности его не разъедала никакая изысканность
мысли, он был надежен, как окованный сталью дубовый сундук, и когда Круг
однажды заметил, что слово "лояльность" напоминает ему звучаньем и видом
золоченую вилку, лежащую под солнцем на разглаженном бледно-желтом шелке,
Максимов ответил довольно холодно, что для него лояльность исчерпывается ее
словарным значением. Здравый смысл оберегала в нем от самодовольной
вульгарности тайная тонкость чувств, а несколько голая и лишенная птиц
симметрия его разветвленных принципов лишь чуть-чуть колебалась под влажным
ветром, дующим из областей, которые он простодушно полагал не сущими. Чужие
несчастья заботили его больше собственных бед; и будь он старым морским
капитаном, он бы скорее затонул со своим кораблем, чем виновато плюхнулся в
последнюю спасательную шлюпку. В данный момент он собирался с духом,



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 [ 14 ] 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.