Чтение 14–й страницы книги ~Пангоды~

БАКЛАНЫ -- ПАНГОДЫ -- АНАГУРИЧИ

"Бакланы" -- это один из микрорайонов Пангод, комплекс деревянных
двухэтажек рядом с поселковой телевизионной станцией. Гостю здесь могут
рассказать романтическую историю возникновения необычного названия. Мол,
высадились сюда лет двадцать пять назад то ли топографы, то ли связисты и
взгляду их открылся крутой зеленый берег, усыпанный большими непугливыми,
величавыми птицами. И решили десантеры, что птицы эти не иначе как бакланы,
и нашли они в своей карте соответствующую точку и дали ей имя...

-- Знаком этот "легендарный" сюжет, -- говорит ветеран поселкового
телевидения Семен Савельевич Анагуричи, инженер радиорелейного цеха. --
Красиво, но птички здесь не при чем. "Бакланы" -- это кодовое название
военных полевых радиостанций тропосферной связи Р-408, которые были
смонтированы здесь, на пустыре за поселком, в конце семидесятых. Благодаря
им в Пангодах появилось первое телевидение. С этого времени и повелось: куда
рыбачить, или за грибами, ходил? -- за "Бакланы" и т.п. Со временем пустырь
застроился, появился микрорайон, придумывать название которому не было
необходимости -- оно уже существовало.

В 1979 году группу выпускников Тюменского училища связи, в полном
составе, направили на объекты строящейся радиорелейной линии "Надым --
Пангоды-Новый Уренгой", распределили по станциям. Семену Анагуричи и его
земляку, который был тоже, как и Семен, родом из Кутопьюгана, выпало
работать на пангодинском участке.

До женитьбы Семен с коллегой жили там, где работали, -- в помещении
телецентра. К этому периоду относится и рождение одной из сугубо
пангодинских присказок, которая до сих пор бытует среди ветеранов поселка,
хотя сейчас уже немногие правильно расскажут о сути ее происхождения. Так
вот. По случаю, когда на экранах телевизоров вдруг исчезало изображение и
появлялось "молоко" (причины были, в основном, технические), жители в шутку
говорили: "На бакланах ХАНТЫ спать легли".

В начале восьмидесятых, когда я слышал эту сентенцию, меня больше всего
удивляло само сочетание названия одного из северных народов, которые, в моем
представлении, в подавляющем своем большинстве до сих пор занимаются
примитивным хозяйством, -- и... телевидением, предполагающим
функционирование сложных технологий и их высококвалифицированное
обслуживание.

Каждое устойчивое словосочетание -- это история, причем не только
достижений, но и ошибок. О происхождении одного из таких, в данном случае
"этнографического" заблуждения, я попытался узнать у коренного жителя
Семена, задав ему вопрос: почему очень часто в надымском районе коренных
жителей -- а это в основном ненцы -- называют хантами? Семен ответил:

-- Ты знаешь, что маргинал, в общем изначальном смысле, это человек,
который вырвал свои корни на "колыбельной" родине, но не "прирос", в полной
мере, на новой земле. Отсюда и незнание всего того, что его окружает и
питает, -- оно как бы в неопределенности. А как можно уважать или просто
внимательно относиться к чему-то неопределенному, абстрактному? Знаешь,
когда я поправляю, мол, я не хант, а ненец, -- мне говорят: да ладно, какая
разница. Тогда я говорю: хорошо, если так, то давай, я тебя, русского, буду
хохлом называть -- какая разница? Реакция: ну ты уж, Семен, совсем того,
загнул!..

Мы с Семеном смеемся, в продолжение шутки я "успокаиваю" его: дружище,
маргинализм -- это не то, что характерно только для переселенцев, к
сожалению, для бывших советских людей это болезнь последних поколений, недуг
целой эпохи. Посуди, многие ли из нас, пришлых для тебя людей, смогут связно
рассказать о том крае, где родились и выросли, об истории того города,
улицы, своей фамилии?.. Шутка иссякла, и я задаю следующий вопрос, ответ на
который, как мне кажется, должен подвести символическую черту, под первой,
"координатной" частью нашего разговора. Все же, где мы с тобой находимся?
Где происходит наша жизнь и наш настоящий диалог? Что в переводе с ненецкого
означает имя нашего населенного пункта? За пятнадцать лет я слышал несколько
версий ответа от разных людей ("медвежье", "ягельный мох" и т.д.), но,
наконец, хочу услышать от ненца: что такое "Пангоды"?

-- Я давно интересовался происхождением этого названия, беседовал со
стариками. Так вот, в буквенном -- у нас, как ты знаешь, почти "кириллица"
-- или звуковом выражении такого слова у ненцев нет. Но первая часть этого
имени поселка согласна ненецкому слову, которое на русском языке имеет
соответствие: высокое, удобное место. Буквально "панг" -- массивный кусок
дерева, которое есть возле каждого чума для рубки дров и некоторых других
работ, -- удобное для дел место. Ведь действительно, Пангоды -- это
возвышенное место на водоразделе нескольких рек: одни текут в Надым, другие
в Пур. Задолго до промышленного освоения Медвежьего здесь было постоянное
стойбище, как бы перевалочный пункт, на торговой дороге ненцев с севера
региона в район Сургута. По этой дороге ездили мои предки.

Семен десятый ребенок в семье кутопьюганского оленевода Савелия
Анагуричи, всего детей было одиннадцать. После интерната очень хотел учиться
дальше -- в Тюменском индустриальном институте. Даже сдавал экзамены в
Салехарде (было всего два места для абитуриентов из числа коренных народов
Севера на двадцать желающих), не поступил. В Тюмень все же поехал, где был
зачислен в техническое училище.

И вот уже семнадцать лет Семен цивильный, урбанизированный ненец с
проживанием в общежитиях, квартирах, с работой на телецентре, населенном
спутниковыми антеннами, электроникой... Он признался, что сейчас его уже
ничто не заставит пасти оленей или работать на рыбных промыслах. И его дети
вряд ли тесно свяжут собственное будущее с образом жизни своих недалеких
предков.

-- Семен, многие общественные деятели сетуют на то, что цивилизация, в
тех формах, в каких она вступала на исконные территории обитания северных
народов, изменила общую ситуацию не в лучшую сторону. Я в данном случае не
говорю об ухудшении экологической обстановки: "перепахивания" пастбищ,
загрязнение почвы, водоемов -- это, опять же, из серии общероссийских бед.
Ты сам знаешь, что меняется ваш народ, как бы "усредняется" -- масса ненцев
не знает языка, традиций, многие забросили ремесло своих отцов, которое в
решающей степени определяло их быт, и даже -- образ мышления, способ
осознания себя в этом мире. Не лучше ли, как советуют иные твои образованные
соплеменники, оставить ненцев в покое: исключить обязательное обучение детей
с проживанием в интернатах, где преподавание, кстати, ведется на русском
языке, раздать оленей -- пусть каждый живет, как хочет?

-- Ты правильно заметил, что такое советуют именно образованные
представители северных народов. Представь, пишут они это, находясь в теплой
уютной квартире, где-нибудь в Салехарде или Надыме, а в соседней комнате
дочка разучивает гаммы на фортепиано... Для своих детей они вряд ли
планируют будущее проживание в стойбище и, тем более, не позволят, чтобы их
чада выросли просто неучами...

Мой собеседник заметно разволновался, и, признаться, после этих слов я
уже ожидал, что он далее будет оперировать такими фразами, как: "вот бы их в
тундру, в чум и т.п." Но Семен, напротив, перешел на спокойный тон и
заключил уверенно, но, как мне показалось, несколько нелогично, во всяком
случае, оставив "пищу" для следующих вопросов, возможно, это было намеренно.
Он сказал, что все северные народы должны жить именно так, -- т.е. в
квартирах, с пианино и т.д.

-- А как же самобытность?

Семен ждал именно такого вопроса, это было заметно по явному
удовольствию, с которым он предложил уже, видно, обдуманный и не раз
озвученный ответ, состоящий из скорой череды вопросительных восклицаний:

-- Почему другие народы, развиваясь, не утрачивают свою самобытность, а
ненцы, ханты, манси в этом случае должны ее непременно утратить? Неужели,
чтобы остаться русским, нужно носить косоворотку, обуваться в лапти или
валенки, жить на опушке леса -- в мазанке с соломенной крышей?.. Смешно?

-- Ну, хорошо. Тогда как уйти от интернатовской системы обучения, после
которого выпускник средней школы -- еще не пролетарий, но уже явно не
тундровый работник? Приблизить учителя к стойбищу? Реально ли это?

-- Во-первых, надо исключить условия, когда олени -- единственный
источник благополучного, небедного существования. Должен быть выбор. Для
этого в регионах проживания северных народов должна развиваться
промышленность. Сразу можно сказать, какая в первую очередь, -- конечно,
перерабатывающая! Народ должен быть вовлечен в процесс обслуживания и
развития наукоемких, высокотехнологических производств, только тогда он
развивается, это диалектическая истина. В частности, когда язык становится
средством научного, технического, политического общения, когда он
"нагружается", тогда он и развивается.

Семен убежден, что с развитием технического прогресса станут возможными
иные, более эффективные формы получения высоких результатов в оленеводстве.
Он опять привел пример из окружающей и всем нам давно понятной жизни:
надымчанину, обслуживающему расположенный за сто километров от дома газовый
промысел "Медвежьего", не приходит в голову жить с семьей в вагончике возле
газовой скважины...

Типичная "блок-схема" жизни уроженца южного региона, связавшего свою
жизнь с Севером: несколько лет в Пангодах (например) -- ежегодные отпускные
поездки на родину и, если повезет, к морю; покупка квартиры или постройка
дома "на земле", приобретение машины (раньше еще и "северную" мебель
накапливали для контейнера); и, наконец, "полноценная" жизнь (правда, перед
самой пенсией) где-нибудь в черноземной зоне... Перед тем, как спросить у
Семена о его "блок-схеме", я рассказал услышанную от знакомого
пангодинца-коми полуанекдотичную историю с ним приключившуюся. Поехал этот
очень северный человек на Черное море, а отдыхать, как все кругом, не может
-- жарко. Результат: две недели просидел в полуподвальном помещении, где от
скуки пил виноградное вино... Семен улыбается: