- Как оно пойдет... От метлы щели нет...
- Дак, мужики, чево слыхал я в магазине-то. Будто сперва к конторе
собираться. А потом уже оттудова все вместе пойдем.
- Ну и правильно. Так-то ладнее.
- И штоб подводы были. Сидора покидать.
- Подводы дадут, чего ж не дать. Не в гости к куме...
- Да вон Касьян, сам и запрягет, сколь надо.
- Это можно,- кивнул Касьян.
- Касьяну и самому итить.
- Ну дак што... Кто-нибудь потом лошадей обратно отгонит. Да хоть
Селиван Степаныч.
- Об чем толк,- готовно согласился дедушко Селиван.- Отгоним, отгоним
лошадок. За этим не станет.
- Ну да ладно. Это пустое,- перебил Никола Зяблов.- Пешие ли, конные -
все там будем. А вот забота: сено! Надо бы наказать Прохор Ванычу, штоб
нашим бабам сенца дал, не обидел бы. Одни ведь остаются.
- Даст, раз обещался.
- Дак кто ж его знает... Время теперь такое... Овес вон забрали. И сено
могут затребовать. Лошадей-то небось на войне тоже надо кормить. Они не
виноватые.
- Сено! Хлеб неубранный остается.
- Да-а...- почесал за ухом Давыдко.- Не ко времени война зачалась. Что
б ей погодить маленько? Ну хоть недельки с три-четыре. Пока б сено прибрали
да хлеб. Управились бы, а тогда...
- Что и говорить, не в срок затеялась.
- А и когда война была нашему брату-пахарю в пору? - посмеялся дедушко
Селиван.- Смерть да война незваны завсегда.
- А я уж было сарайку начал рубить,- сокрушался Давыдко.- Венца три до
крыши не довел. Знато, дак уж лучше б не начинал, лежал бы материал в сухом.
- А у меня возле кузни три лобогрейки раскиданы,- покашлял в кулак
Афоня-кузнец.- Прошка косится, да чего уж теперь... Делов там еще не на один
день.
- Нам, татарам, все равно на Русь итить,- засмеялся дедушко Селиван.-
Завсегда дела находятся. То б надо, это бы... Дак вон и у Касьяна баба на
последних сносях, пышкает, как квашня перед праздником. Тоже надо бы
погодить с войной. Так ли, Касьянушко?
- Да уж скоро б должна родить,- потупился Касьян, почувствовав, как от
этого напоминания какой-то тоскливый червь опять тошно соснул меж ребрами.
- Ах ты, осподи, грехи наши! - вздохнул и дедушко Селиван.- Погоди
бить, дай пальцы в кулак возьму. Ох-хо-хо... Да што поделаешь? Огонь с
соломой все равно не улежится. Так и война с нашими делами. А уж ежели
занялось, годи не годи, а бросай все да иди. Тут уж тушить надобно, пока и
сама изба не сгорела.
Давыдко снова расплескал по чаркам, мужики, оборвав разговор, согласно
выпили и тоже согласно закурили.
Дым сизыми полостями заходил по избе, ища себе выхода.
- А я, ребята, от посыльного слыхал,- заговорил Никола Зяблов,- будто
бригадир заявление в сельсовет подал.
- Какое заявление? - насторожились мужики.
- Ну, штоб, значит, взяли его на фронт. Вроде как по своей охоте.
- Да ну! Иван Дронов?
- Еще на той неделе, говорят, подал.
- Гляди ты... А - молчок. Никому ни слова.
- А чего б ему в дуду дудеть?
- Ну, криворотый! Лих, лих малый!
Мужики поудивлялись, покрутили головами, и было заметно, что им
почему-то сделалось неловко друг перед другом от этого известия. С ними было
такое, как если бы они вшестером тужились одолеть бревно, но так и не
подняли, а пришел Иван Дронов, не шибко-то и казист с виду, но, долго не
раздумывая, подхватил и понес. И стало оттого совестно и непонятно: как же,
мол, так? И в оправдание своей нерасторопности начинала вертеться злая
мысль, хотелось придраться, а нет ли тут чего, какого подвоха, по правилам
ли сия ноша поднята?
И первым придрался Кузьма, уже заметно охмелевший.
- Да бросьте, не возьмут его! Кто ж будет бригадирить? Это он так,
покрасоваться. На него небось уже и бронь наложена.
- Да не, на Ивана не похоже,- сказал Леха Махотин.- Не такой он мужик,
чтоб козырнуть заявлением.
- А чего ж: подал - а доси дома?
- Что ж тебе, так вот и сразу? Поди, еще рассматривают бумагу-то.
Наверно ж, не один наш Иван.
- Посыльной говорил, в Верхних Ставцах еще сколько-то таких,- уточнил
Зяблов,- Да из Ситного учитель.
- Ну вот, вишь... Да по другим селам. В военкомате тоже теперь запарка.
Ну-ка, всех учти, всех сосчитай, кого брать, кого погодить.
- Так-то, пока рассмотрят,- хмыкнул Кузьма,- дак я, нерассмотренный,
поперед их там буду. Какая ж разница? Али за то пули им особые отольют,
золоченые?
- А вот та и разница,- сказал Леха Махотин.- То ты сам, а то по
повестке.
- Ага...- вертанул белками Кузьма.- В хорошие набивается.
- А ты чего ж не догадался? - спросил Леха.- Ты б тоже, не будь дурак,
взял бы да поперед его заявление подал. Глядишь, тебе тоже местечко
подобрали б, умнику. Два аршина на бугре. А-а! Кишка тонка! Заткнись лучше.
- А ты? ты-то сам чего ж не подал? - взвился Кузьма.- Ты ж у нас тоже
всех разумней, как послухать. А сам небось первым штаны замарал...
- Не, малый, ошибся,- усмехнулся Махотин.- Штаны мои чистые. Когда надо
- пойду. Прятаться за чужие спины не стану.
- Ох, ерой! В земле потурой! А из земли вытащи, дак и лапы кверху.
- Это какие такие лапы? - посерьезнел, насторожился Махотин.- Смотри,
друг, говори, да не заговаривайся. Как бы ты свои не задрал...
- Ладно тебе! - одернул Давыдко шурина.
-- А чего он, з-зануда. А то враз по соплям разживется.
Махотин привстал, заходил скулами.
- А ну, давай выйдем...- сдавленно проговорил он.- Пошли, гад!
- Сядь, Алексей, нажал на его плечо Афоня-кузнец.- И ты, Кузька, не
скотничай. Не гни на людей напраслину Пока нечего корить друг дружку... Кто
подал, кто не подал... Еще только за столом сидим... Кто ж был к этому
готовый? Тут и с мыслями еще не всякий совладал. Люди мы невоенные, у нас
вон земля да хлеб на уме... Генералы, и те небось затылки чешут, не знают, с
какой карты лучше зайти, какой бить, а какую при себе держать. С какой ни
пойдут, все не козырь... Все не наш верх...
- Да уж не козырь, это верно,- проговорил Давыдко.
- Вот у меня в кузне,- продолжал Афоня-кузнец,- на што уголь горюч,
железо варит, и то не сразу разгорается. Его сперва раздуть надо, а тогда и
железо суй. Так и это дело. Не всякому человеку вдруг на войну собраться. Не
его это занятие. Ивану, поди, жизнь тоже не копейка.. Как-никак, трое
пацанов. Наверно, ночи покрутился, посмолил табаку. И нечего, Кузьма, чепать
его понапрасну.
- Иван партейный,- напомнил Никола Зяблов.- Может, ему так предписано.
- Всем предписано,- сунул бровями Афоня-кузнец.- Да не всяк, вишь,
горазд.
И опять помолчали мужики, отрешив себя друг от друга. Кузьма, не
дожидаясь череда, потянулся за бутылкой, налил себе одному и единым махом
выглотал.
- А я так, ребятки, на это скажу,- встрял в спор дедушко Селиван.- На
войну што в холодную воду - уж лучше сразу. Верьте моему слову. А то ежели с
месяц так-то просидеть - голова не своя, в поле не работник, дак маета с
думой хуже вши заест. Еще и не воевал, а уже вроде упокойника. А сразу - как
нырнул. Штоб душа не казнилась. Да и баб не слухать.
- Не говори! - мотнул чубом Леха. Был он хотя и ряб скуластым калмыцким
лицом, но смоляной чуб в тугих завивах красил мужика пуще дорогой шапки.- Не
говори, дедко! Вторую неделю война, и вторую неделю моя Катерина ревмя
ревет. Садимся есть - голосит, спать ляжет - опять за свое. И все глядит на
меня, вытаращится и глядит, будто я приговоренный какой... А давеча,-
усмехнулся Леха,- когда бумажку вручили, как взялись обе, Катерина да бабка,
как наладились в две трубы, аж кобель на цепи не выдержал. Задрал морду и
тоже завыл. Хоть из дому беги.
Лехины шутливые слова про кобеля, однако, заставили всех опять запалить
цигарки. Касьян тоже закурил и, отвернувшись, засмотрелся в окно, где текли,
текли себе, как сон, белые бездумные облака.
Почуяв неладный крен, дедушко Селиван встал со своего места и бочком
пробрался по-за тугими спинами мужиков.
- Э-э, ребятки! Не вешайте носов! - сказал он бодрецой.- Не те слезы,
што на рать, а те, што опосля. Еще бабы наплачутся... Ну да об этом не след.
Улей-ка, Давыдушко, гостям для веселья!
И, остановившись позади Махотина и Касьяна, обхватив их за плечи,
затянул шутовской скороговоркой, притопывая ногой:
Ах вы, столики мои, вы тесовенькие!
А чево ж вы стоите не застеленные?
А чево ж вы сидите, хлеба-соли не ясте?
То ль медок мой не скусен, то ль хозяин не весел?
Но тут же откачнулся от обоих, мотнул бородкой с веселой лихостью:
- А то мне, дак так: али голова в кустах, али грудь в крестах!
- Ага... Давай, дед, давай...- Кузьма, заломив луковую плеть, потыкал
ею в солонку.- Ага...
- Ась? - не уловил сразу Селиван Кузьминой усмешки.
- Ага, валяй, говорю.