Чтение 14–й страницы книги ~Бухта Потаенная~

берегу Ямала не пострадал. Но постам, территориально более близким к тем
участкам военно-морского театра, где разыгрывались главные события в сорок
первом году, пришлось туго.

Пост Пумманки подвергался бомбежкам и обстрелам с самолетов шесть раз,
пост Вайталахти - пять раз, пост Цып-Наволок - три раза, цып-наволокский
участок службы наблюдения и связи и другие строения - что-то около семи
или восьми раз.

Больше всего пострадала станция Кутовая. После пяти воздушных налетов
она была разрушена полностью. В Териберке сгорел жилой дом, были убиты три
матроса и ранены пять. На Цып-Наволоке поврежден жилой дом, разрушены
отдельные агрегаты; пострадали жилой дом поста Вайталахти, блиндаж поста
Пумманки. Несколько матросов были ранены.

Привожу эти данные по памяти, но с достаточной степенью точности.

Да, враги били по нервам, по нервной системе нашего флота!

И все-таки люди на постах держались. Удивительные это были люди!..

Связисты-новоземельцы, к примеру, предпочитали, несмотря на вражеские
бомбежки, жить не в землянках, а в домах.

Но на Новой Земле были высокие скалы, за которыми постройки не
просматривались с моря. В Потаенной никаких скал на берегу не было.

Стало быть, здесь полагалось строить землянки.

Конечно, в отношении комфорта - не блеск, согласен. Это такие ямы в два
метра глубиной, вместо крыши настил из досок, устланный толем или
рубероидом, сверху вдобавок прикрытый аккуратными квадратами мха и торфа -
для тепла и одновременно для маскировки.

Но мичман Конопицын доложил, что рельеф местности на Ямале позволяет
строить не землянки, а дом. Я поддержал его рапорт. С моим мнением
посчитались, так как я единственный человек в штабе, бывавший в Потаенной.

Строительство дома Конопицыну было разрешено.

7. ЗАПОЛЯРНЫЕ РОБИНЗОНЫ

Однако, по словам Гальченко, до середины сентября связисты поста жили
еще в палатке.

Кроме дождя и зарядов, их начали нещадно хлестать штормы.

Однажды шквальным порывом чуть было не унесло жилую палатку - ее с
трудом удержали за распорки, не то она, как белая бабочка, упорхнула бы в
тундру.

Гальченко с опаской поглядывал на вздрагивающий от порывов ветра,
колышущийся над головой непрочный полог. Неужели придется жить под ним и
зимой? Хотя изнутри палатка подбита байкой, а посредине стоит чугунная
печка, все равно не высидишь здесь в тридцатиградусные морозы.

На чугунной печке, стоявшей в палатке, связисты готовили себе пищу.

Запасы, достаточно солидные, не только не таяли, а словно бы по
волшебству пополнялись день ото дня. Это было связано с уже упоминавшимися
мною регулярными патрульными поездками на шлюпке вдоль побережья.

Предпринимались они обычно после шторма, который срывал мины с якорей и
выбрасывал их на берег. Мины мичман Конопицын подрывал самолично - недаром
он служил раньше на тральщиках.

Во время патрульных поездок большое внимание Конопицын уделял также
плавнику.

Ближайшие к Потаенной "кошки" - маленькие песчаные пляжи - были
завалены плавником, великолепным строевым лесом, сибирской сосной и елью,
которые остались от разбитых плотов - "сигар" - и от пущенных ко дну
лесовозов.

Тут-то, карабкаясь по беспорядочно наваленный бревнам, Гальченко понял,
каким точным было сравнение со спичками, рассыпанными по столу. Мичман
Конопицын, видите ли, был привередлив, он желал "товар" только на выбор!
Понравилось ему торчащее из кучи бревно, тюкнул топором, удовлетворенно
улыбнулся: звенит! Но попробуй-ка вытащи облюбованный "товар" из-под
бревен, лежащих наверху!

Среди "даров моря" иной раз попадалось кое-что и поинтереснее, на
взгляд Гальченко, а именно: предметы, уцелевшие после кораблекрушения и
прибитые к берегу.

Однажды у полосы прибоя он увидел странный светлый камень, совершенно
круглый. Волны то накатывали его на гальку, то неторопливо откатывали в
море.

- Подгребай! - приказал Конопицын. - Это - окатыш. Ящик с лярдом
разбило о Камни, лярд всплыл и плавает.

- А почему он круглый, как шар?

- На гальке волной обкатало его. Потому и название - окатыш. Видишь,
кое-где в нем галька темнеет, как изюм в булке?

И шар лярда был подобран и улегся на дно шлюпки, чтобы впоследствии
отправиться в котел или на сковороду.

Сигнальщик - недреманное око - нередко замечал со своей вышки бочки или
ящики, плавающие в воде, Тотчас же мичман Конопицын высылал за ними
шлюпку. Добычу прибуксировывали к берегу и вскрывали. Гальченко, по его
словам, всегда волновала эта процедура. Ну-ка, что за сюрприз приготовило
сегодня Карское море? Все-таки он был мальчишкой, что там ни говори, и
частенько воображал себя и своих товарищей новыми, заполярными
Робинзонами.

Не откажите в любезности - мне отсюда не дотянуться, - справа от вас
этажерка, на ней книга Визе "Моря советской Арктики". Нашли? Снимите ее,
пожалуйста, и откройте на странице сто пятьдесят пятой. Там показаны
траектории движения гидрографических буев и бутылок в Карском море, иначе
направление господствующих ветров и течений. Ну что? Наглядно убедились в
том, как попадали обломки кораблекрушения в Потаенную?

Да, это было эхо войны, овеществленное эхо...

Но и оно перестало доходить до поста с наступлением ледостава.

Холод давил, прижимал людей к земле все сильнее.

Перед тем как заступить на вахту, Гальченко и Тимохин долго отогревали
руки над благословенным неугасимым примусом. Но уже спустя
пятнадцать-двадцать минут пальцы окоченевали и прилипали к ключу.

Нежной радиоаппаратуре, кстати, тоже было плохо. В особенности не
выносила она промозглой сырости.

А ведь ближайшая ремонтная станция отстояла от поста на сотни
километров. Все повреждения приходилось исправлять самим, не обращаясь за
помощью к "доброму дяде".

Снегу подваливало и подваливало с неба. Через день, не реже,
приходилось откапываться из-под сугробов и пробивать в них глубокие, в
половину человеческого роста, траншеи - от палаток до вышки и до штабелей
дров, заготовленных впрок.

Будничные хозяйственные заботы отнимали у жителей Потаенной уйму
времени, хотя Гальченко, Тимохин, Калиновский и Тюрин были заняты на вахте
по двенадцать часов в сутки, а порой и больше, если приходилось заменять
товарища, уезжавшего в патрульную поездку.

Сон? Ну какой на войне, да еще в Арктике, сон? Галушка был прав.
Поспишь часа три-четыре за сутки, и то хорошо, рад и доволен.

Дома Гальченко, по его словам, был соней. Матери стоило труда
добудиться его утром перед школой. Но на флоте организм как-то
перестраивается. Моряки умеют отмерять свой сон почти гомеопатическими
дозами. Знаю это по себе. Урвешь, бывало, двадцать-тридцать минуток,
прикорнешь где-нибудь в уголке в штабе и спишь - не дремлешь, а именно
спишь глубочайшим сном, будто опустился на дно океана. Потом вскинулся,
"всплыл" со дна, плеснул в лицо воды похолоднее - и опять готов к труду и
к обороне.

Кстати сказать, выражение это - "труд и оборона" - чрезвычайно точно
характеризовало деятельность связистов Потаенной.

Не забывайте, что строить дом они могли только в свободное от службы
время. А много ли оставалось этого свободного времени? Что бы ни
происходило вокруг - хоть пожар, хоть землетрясение, - круглосуточную
вахту нельзя прерывать ни на миг. А кроме того, нужно еще патрулировать по
побережью, ловить рыбу, бить зверя, главным образом нерпу, заготавливать
топливо, ежедневно расчищать снег, выпекать хлеб, варить пищу. И на все
про все только шесть человек! Вот и ловчи, вертись, комбинируй!

Шишки, по обыкновению, валились больше всего на моториста, но Галушка
не жаловался, только покряхтывал. Доставалось и сигнальщикам.

Тимохина и Гальченко мичман Конопицын берег - точнее, руки их берег.
Опасался, как бы не повредили на стройке. А ведь пост без рук радиста
буквально как без рук! Представляете? Поворочайте-ка на морозе
двенадцатиметровые бревна, а потом заступайте на вахту у рации! Гальченко
рассказывал, что иной раз он чуть не плакал от досады - ну не гнутся
руки-крюки, так одеревенели от холода!

И все-таки он с охотой участвовал в строительстве, которое было
увлекательно, как и всякое строительство.

Но перед тем как начать строить дом, связисты воздвигли баню. Они без
промедления и с огромным удовольствием перебрались из палаток в нее. Туда
же перенесли и рацию. Тесно ли было? Полагаю, как в купе бесплацкартного
вагона. Нары установлены были в два ряда, а передвигались "пассажиры" по
"купе" бочком. Но у тесноты этой имелись и преимущества. Не нужно было
вставать с места, чтобы достать со стены или с нар нужный тебе предмет. А
главное, дольше сохранялось драгоценное тепло.

Баня, понятно, была только временным жильем, переходным этапом к дому.

Еще засветло, то есть до ноябрьских праздников, связисты заложили его
основу. В одном из разлогов расчистили площадку, потом прикатили туда
большие валуны из тундры и положили на них бревна первого венца. Фундамент
Конопицын клал по старинке, без раствора.