Чтение 14–й страницы книги ~Предела нет~

потом оказалось, что хитрость была ни к чему.)

Ответ из Севастополя не пришел. Грустно! Стало быть, Виктор обиделся.
Впрочем, так оно и должно быть. Но спустя какое-то время он, надо
надеяться, простит ее.

Когда же это все было? Да, в мае. А в июне они с Олегом отправились в
Алупку. Это было их свадебным путешествием.

Но почти сразу в доме отдыха ею овладело беспокойство. Почему Виктор не
ответил на письмо? Как перенес этот неожиданный удар?

И ведь их разделяет сейчас всего несколько десятков километров,
каких-нибудь полтора-два часа езды на автобусе.

- Олежка, ты не будешь на меня сердиться? - сказала она. - Я съезжу в
Севастополь, повидаюсь с Виктором.

Олег оказался на высоте. Он взял ее за плечи, заглянул в глаза, потом
отстранился со вздохом.

- Ты моя маленькая сумасбродка, - сказал он. - Конечно, поезжай. Я же
вижу, ты нервничаешь. Только, ради бога, не вымаливай у него прощения. Ты
не провинилась ни в чем. Но не будем об этом...

Она удивилась: Севастополь украшен флагами!

Где-то у моря призывно громыхнул оркестр. Мимо ярко-зеленых газонов и
клумб, пестреющих цветами, быстро протопали пионеры.

- Праздник! А как же! - охотно пояснил прохожий. - Отмечают новый
выпуск из военно-морского училища. У нас в Севастополе это праздник...

Вот подгадала! Как это некстати. Но не возвращаться же в Алупку!

Она приблизились к воротам Приморского бульвара, у которых толпились
молодые командиры, курсанты и матросы.

Рысцой подбежал курсант с повязкой распорядителя:

- Торжественная часть закончена, девушка. Сейчас танцы начнутся. А вы к
кому?

- Мне бы курсанта Колесникова.

- Лейтенанта Колесникова, хотите вы сказать. Это можно.

Через минуту в воротах появился Виктор. Он был уже в командирской
форме. Курсантская ему, пожалуй, больше шла. Когда он приезжал в Москву,
фланелевка туго обтягивала его крутые плечи и широкую выпуклую грудь, а из
открытого ворота башней высилась загорелая шея над треугольником
тельняшки. Впрочем, он был хорош и командиром. Стоял перед нею весь в
белом, с головы до пят: белый верх фуражки с крабом, белый китель, белые,
безупречно разглаженные брюки и, в довершение всего, белые туфли. Совсем
статуя командора из оперы "Дон-Жуан"!

Она робко взглянула на него - как преступная донья Анна на своего
сурового мраморного супруга.

Но Виктор улыбался! И по этой мгновенно осветившей его лицо улыбке она
поняла, что он ничего еще не знает. А как же письмо?

- Нинушка! Ты?! Но почему не предупредила, не телеграфировала?

- Я написала тебе из Москвы.

Он быстро под руку провел ее внутрь сада.

- Последний месяц мы жили на корабле, а не в общежитии. Я даже не
заглядывал еще в общежитие. Телеграммы, правда, передавались с берега...
Но зачем мне теперь телеграммы, письма, когда ты сама здесь? - Он
счастливо засмеялся. - А обещала весной. Эх ты! За опоздание штраф! Ну,
шучу, шучу. Не могла выбрать лучший день для приезда.

- Я вижу, ты лейтенант. От души поздравляю.

- Спасибо. А где твои вещи? В гостинице? Но ты, наверное, не успела
отдохнуть. Жарко было в поезде? У тебя утомленный вид.

- Мне надо что-то сказать тебе, Витя.

- И мне.

- Очень важное.

- И у меня.

Но тут их тесно окружили несколько молодых лейтенантов, товарищей
Виктора.

- Здравия желаем! Виктор, что же ты? Познакомь!

Ритуал знакомства. Ей пожимают руку, спрашивают о чем-то, она что-то
отвечает.

- О, вы москвичка и доктор! А Виктор о вашем приезде ни слова. Мы бы
вас встретили на вокзале музыкой, цветами! Как же иначе? Молодой
специалист! В Севастополе первый раз! И главное, вы приехали в такой
торжественный для всех нас день! Еще вчера мы были курсантами. А сегодня -
лейтенанты!

Кто-то шутливо обещал опустошить для нее соседнюю клумбу с розами.
Кто-то декламировал: "Доктор, доктор, я прекрасно болен!" В общем, сразу
стало шумно, сумбурно, бестолково. Она умоляюще взглянула на Виктора. Но
он, держа ее под руку, улыбался. Был, видно, очень горд за нее перед
товарищами.

Солнце только что село. Море за парапетом бульвара стало пестрым,
покрылось розовыми, багровыми, белыми и бледно-желтыми пятнами. Словно бы
это лепестки роз, покачиваясь, медленно плыли по воде.

Из раковины оркестра раздались звуки вальса.

- Доктор, разрешите?

- А ты, Витя?

- Увы, Ниночка! Я не танцую.

- А может, рискнешь! Я поведу.

Поскорее бы увести его танцевать! Это, кажется, единственный способ
удрать от лейтенантов.

Виктор, улыбаясь, развел руками.

- Что же это вы, товарищи? - огорченно сказала она. - Почему не научили
своего друга танцевать? Девушек, что ли, не хватает в Севастополе?

- О, доктор, вы не знаете Виктора! Он сторонится девушек. Он, как
средневековый рыцарь, верен одной, той, которая...

- Да, а когда этой одной хочется танцевать...

Она была вынуждена придерживаться того же беззаботно-шутливого тона,
хотя кошки, стаи кошек остервенело скреблись у нее на сердце.

Лейтенанты засуетились:

- Заменим, доктор, заменим! Как не выручить товарища в беде!

Кто-то галантно подхватил ее и завертел. Но, кружась, она все
оглядывалась на Виктора. Стемнело. На деревьях зажглись разноцветные
фонарики.

Ее охватило лихорадочное, почти истерическое возбуждение. Больше всего
хотелось уйти куда-нибудь в тень и хорошенько выплакаться там. Но надо
было смеяться, танцевать, острить. И она старалась изо всех сил.

Сменяясь, друзья Виктора добросовестно несли подле нее осою вахту. В
перерывах между танцами они перебрасывались шутками, как снежками. Что же
касается местных девиц, то те смотрели на нее так, словно бы она прилетела
в Севастополь на помеле.

Да, успех был полный. И Виктор наслаждался им.

- Я рад, что тебе весело, Нинушка, - шепнул он, когда они гурьбой
возвращались от киоска с мороженым.

- Мне совсем невесело, Витя. Уведи меня поскорей отсюда.

- Сейчас неудобно. Чуть позже...

И ее опять разлучили с ним, умчали танцевать.

Но хотя ноги по-прежнему легко и неутомимо летели над полом, душевные
силы ее были на исходе.

Вдруг она увидела, что возле Виктора появился курсант с повязкой на
рукаве и, козырнув, подал ему какой-то пакет.

Еще через минуту она пронеслась так близко от Виктора, что махнула по
его ногам подолом платья.

Улыбаясь, он помахал над головой нераспечатанным конвертом.

- Твое! - прокричал он. - Только что... из общежития...

- Не читай! - взмолилась она. - Мы вместе...

Но ее снова унесло от него.

- Я хочу к Виктору, - сказала она своему партнеру.

- Еще один тур!

- Нет.

- Устали?

- Да, голова что-то...

- Слушаюсь, доктор. Есть к Виктору!

Он неподвижно стоял на том же месте. Конверт был вскрыт. В руке его
белело злосчастное письмо. Рука дрожала. У Виктора дрожала рука! С
раскаянием и жалостью она вскинула на него глаза. Лицо Виктора было
пугающей, меловой бледности. И оно застыло, закоченело, будто на
пронизывающем ледяном ветру.

Нельзя допустить, чтобы кто-нибудь из лейтенантов увидел Виктора таким!

Она попыталась загородить его спиной. Он не шелохнулся, ничем ей не
помог. Тогда она решительно взяла его под руку и повела к выходу.

И опять надоедливый хор лейтенантов:

- Доктор, так рано? Будет еще концерт, потом праздничный ужин!

- Не могу. Я же с дороги, товарищи. Ноги не держат, так устала.

- Но завтра, мы надеемся... Завтра катание на катерах... Виктор, что же
ты?

- Да, да, катера, завтра...

Лейтенанты церемонно проводили гостью до ворот. Еще несколько минут
пришлось Виктору испытывать муки веселой бессвязной болтовни, а она
страдала за него и вместе с ним.

- В гостиницу? - спросил он, когда они остались одни за воротами.

- На станцию автобусную. Я приехала из Алупки.

- А!

И все же он не смог сразу поверить в свое несчастье. Где-то, видно,
теплилась еще надежда. Он спросил отрывисто: