Чтение 14–й страницы книги ~Эфирный трактат~

Улетел в своем снаряде на Луну и не возвратился. Праха в урне нет.
Сохраняется его детское платье. Честь великому технику и мужественной
воле!"

Седая женщина, сияющая удивительным лицом, прошла с юношей дальше.

Они остановились у крайней урны.

"Михаил Кирпичников, исследователь способа размножения материи,
сотрудник доктора физики Ф. К. Попова, инженер. Погиб на "Калифорнии" под
упавшим болидом. В урне нет праха. Хранится его работа по искусственному
кормлению и выращиванию электронов и прядь волос".

Внизу висела вторая малая доска:

"Чтобы найти пищу электронам, он потерял свою жизнь и душу своей
подруги. Сын погибшего осуществит дело отца и возвратит матери сердце,
растраченное отцом. Память и любовь великому искателю!"

Бывает старость как юность: ожидающая спасения в чудесной опоздавшей
жизни.

Мария Александровна Кирпичникова утратила молодость напрасно, теперь
ее любовь к мужу превратилась в чувство страстного материнства к старшему
сыну Егору, которому шел уже двадцать пятый год. Младший сын Лев учился,
был общителен, очень красив, но не возбуждал в матери того резкого чувства
нежности, бережности и надежды, как Егор.

Егор лицом напоминал отца - серое, обычное, но необычайно влекущее
скрытой значительностью и бессознательной силой.

Мария Александровна взяла Егора за руку, как мальчика, и пошла к
выходу.

В вестибюле Дома воспоминаний висела квадратная золотая доска с
серыми платиновыми буквами:

"Смерть присутствует там, где отсутствует достаточное знание
физиологических стихий, действующих в организме и разрушающих его".

Над входом в Дом висела арка со словами:

"Вспоминай с нежностью, но без страдания: наука воскресит мертвых и
утешит твое сердце".

Женщина и юноша вышли на воздух. Летнее солнце ликовало над
полнокровной землей, и взорам двух людей предстала новая Москва - чудесный
город могущественной культуры, упрямого труда и умного счастья.

Солнце спешило работать, люди смеялись от избытка сил и жадничали в
труде и в любви.

Всем их обеспечивало солнце над головой, - то самое солнце, которое
когда-то освещало дорогу Михаилу Кирпичникову в лимонном округе
Риверсайда, - старое солнце, которое сияет тревожной страстной радостью,
как мировая катастрофа и зачатие вселенной.

* * *

Егор Кирпичников кончил Институт имени Ломоносова и стал
инженером-электриком.

Дипломный проект он сдавал на тему:

"Лунные возмущения электросферы земли".

Егору мать передала все книги и рукописи отца, в том числе труд Ф. К.
Попова, который начисто переписал Михаил Кирпичников после смерти Попова.

Егор познакомился с работами Попова, редкой литературой аюнитов и
всеми современными гипотезами по выкармливанию и воспитанию электронов.
Что электроны были живыми существами - отпали все сомнения. Область
электронов уже твердо определилась, как микробиологическая дисциплина.

Егор избрал темой своей жизни конечную разгадку вселенной, и он не
напрасно, подобно своему отцу, искал первичное чрево мира в межзвездном
пространстве - в таинственной жизни электронов, составляющих эфир.

Егор верил, что, кроме биологического, существует электротехнический
способ искусственного размножения вещества, и искал его со всею свежестью
и страстью молодости, не тронутой женской любовью.

В это лето Егор рано кончил свою работу в лаборатории профессора
Маранда, которому он ассистировал по кафедре Строения Эфира.

Маранд в мае уехал в Австралию к своему другу, астрофизику Товту, и
Егор наслаждался отдыхом, летом и собственными нечаянными мыслями.

Отдых - лучшее творчество, - писал когда-то в письме Марии
Александровне отец Егора, бродя по тундре вокруг вертикального
термического туннеля, где он служил некоторое время производителем работ.

Егор уходил из дому утром. Его нес метрополитен под Красными
воротами, под площадью Пяти Вокзалов и выносил далеко за город, за Новые
Сокольники, в кислородные рощи. Там шествовал Егор, чувствуя давление
крови, свободную вибрацию мозга и острую тоску приближающейся любви.

И раз было так. Егор проснулся - на дворе стоял уже великий
торжественный летний день. Мать спала, зачитавшись накануне до глубокой
ночи. Егор оделся, прочитал утреннюю газету, прислушался к звенящему
напряжению удивительного города и решил куда-нибудь уйти. От отца или
давних предков в нем сохранилась страсть к движению, странствованию и к
утолению чувства зрения. Быть может, его далекие деды ходили когда-то с
сумочками и палочками на богомолье из Воронежа в Киев, не столько ради
спасения души, сколько из любопытства к новым местам; может быть, еще что
- неизвестно. И Егор посильно удовлетворял свое тревожное чувство бродяги
в районе узкого радиуса.

Подземка вынесла Егора за Останкино и там оставила одного. Егор вышел
на глухую полевую дорогу, снял шляпу и пробормотал забытое стихотворение,
вычитанное в книгах матери:

Среди людей, мне близких и чужих,

Скитаюсь я без цели, без желанья.

Дальше он вспомнить слов не мог, но вспомнил другое:

Любимый твой умер далеко,

Как камень в колодезь упал.

В урне лежит его локон,

А голову он потерял.

Эту песню иногда пела мать Егора, когда ее схватывала тоска о муже и
она искала от нее защиты у детей и у простой песенки.

- Так, - сказал себе Егор, - но что же производит эфир? - И лег в
траву: - А черт его знает что!

Солнце гладило землю против шерсти - и земля вздымалась травами,
лесами, ветрами, землетрясениями и северными сияниями.

Егор небрежно посмотрел на солнце - и сразу горячая волна прошла в
его горле и остановилась в голове.

Он поднялся и ничего не мог сообразить.

Как будто его обняла сзади внезапно утраченная любимая женщина и
сразу скрылась.

Как в женщину, вонзилась в его сознание сияющая догадка и
прополосовала мозг, как падающая звезда. Это было так же странно и
безумно, как ребенок хватает сосцы матери, как момент зачатия в
девственном теле. Он ощутил страсть и успокоение, как цвет, сбросивший
плодотворную пыль в материнское пространство.

Утратив нечаянную мысль, Егор крикнул от досады и пошел прочь со
случайного места.

Но потом к нему не спеша возвратились все неясные мысли, как дети со
двора, наигравшись и слабо сопротивляясь матери.

* * *

Четвертого января в газете "Интеллектуальный труженик" была
напечатана заметка:

"Электроцентраль жизни.

Молодым инженером Г. Кирпичниковым в лаборатории эфира проф. Маранда
производятся в течение ряда месяцев интересные опыты над искусственным
производством эфира. В идее работа инженера Кирпичникова заключается в
том, что электромагнитное поле высокой частоты перемен убивает в материи
живые электроны; мертвые же электроны, как известно, составляют тело
эфира. Высоту технического искусства инженера Кирпичникова можно понять из
того, что для убиения электронов нужно переменное поле не менее 10\12
периодов в секунду.

Высокочастотную машину Кирпичникова представляет само солнце, свет
которого разлагается сложной системой интерферирующих поверхностей на
составные энергетические элементы: механическую энергию давления,
химическую энергию, электрическую и т. д.

Кирпичникову нужна, собственно, одна электрическая энергия, которую
он, посредством особого прибора из призм и дефлекторов, концентрирует в
очень ограниченном пространстве и достигает нужной частотности.

Электромагнитное поле, по существу, есть колония электронов.
Заставляя быстро пульсировать это поле, Кирпичников добился, что живые