Чтение 14–й страницы книги ~По следу единорога~

Мэллори открыл дверь, поставил Эогиппуса на возвышение, вскарабкался туда сам и осторожно уселся на вороного.

- Что ж, на радость или на беду, пора в дорогу, - молвил Мэллори, и вороной вышел на улицу, где хлесткий ветер и вихрящийся снег мгновенно ослепили их.

- Держись за мою гриву, - сказал вороной, переступая порог.

- Но ты ведь не собираешься бежать в этом месиве, а? - с опаской поинтересовался Мэллори.

- Тебе ведь важно выиграть время, разве не так?

- Добраться до места целым и невредимым не менее важно, а я еще ни разу не ездил на неоседланной лошади.

- Тогда тебе придется научиться, не так ли? - с нотками удовлетворения в голосе заявил вороной.

- Земля совсем обледенела. Ты опять повредишь себе ноги.

- Я буду лелеять свою боль. Она будет напоминать мне о тебе.

- А твое имя, часом, не Пролет? - саркастически полюбопытствовал Мэллори.

- Имя мне, - отрезал вороной, - легион. И сорвался на бег. Мэллори, держа Эогиппуса под мышкой, отчаянно вцепился закоченевшими пальцами в заснеженную вороную гриву, а его черный плащ развевался на ветру, как громадная крылатая тварь.

Глава 6

Полночь - 00.27

Дрожащий Эогиппус стоял в снегу, пока Мэллори, привалившись к стенке будки, поспешно перелистывал телефонную книгу.

- Ну как, есть Каррутерс в списке? - поинтересовался конек.

- Полковник В. Каррутерс, - зачитал Мэллори. - Вряд ли их может быть двое.

Выудив из кармана монету, детектив опустил ее в щель автомата и набрал номер, но через несколько секунд объявил:

- Не отвечает.

- Наверное, празднует Новый год, - предположил Эогиппус. - Как там насчет адреса?

Мэллори снова заглянул в книгу.

- Улица Уныния, 124, - сообщил он, нахмурившись. - Что- то я о такой не слыхал.

- Это между Леностью и Отчаянием, - сказал вороной.

- Это такие улицы? - уточнил Мэллори.

- Да, в этом Манхэттене.

- А ты бывал на улице Уныния?

- Я таскал похоронные дроги, - кивнул вороной, - после одной из устроенных Гранди эпидемий чумы.

- Похоронные дроги?

- Гранди ставит на большие числа, - угрюмо бросил Эогиппус.

- Да уж, пожалуй, - согласился Мэллори, положил Эогиппуса на холку вороного и неуклюже вскарабкался следом, затем прижал Эогиппуса к груди и обвил черную гриву вокруг пальцев правой руки. - Ладно, поехали.

Вороной затрусил через бескрайнее белое поле, в которое превратился Центральный парк, словно светившееся во мраке мерцающим, переливчатым светом. Проехав четверть мили, Мэллори обратил внимание, что по белому полю там и тут расставлены странные фигуры.

- Это что еще за черт? - спросил он, указывая на самую крупную.

- Это не черт, а снежная баба, - ответил Эогиппус.

- Ни разу в жизни не видел ничего подобного!

- Вернее, на самом-то деле это снежная горгона.

- У какого-то ребенка чертовски буйное воображение, - прокомментировал детектив.

- Да, - согласился миниатюрный конь. - Ступни должны быть гораздо крупнее.

- Ты хочешь сказать, что в этом мире действительно существует нечто подобное?

- Разумеется, - подтвердил Эогиппус.

Снежные творения становились все более и более замысловатыми, достигнув кульминации в снежной крепости, которая вполне могла бы приютить целый батальон.

- Чудесная работа, - отметил Эогиппус. - Обратите внимание, что все кирпичи сделаны изо льда. Держу пари, что подъемный мост работает по-настоящему.

- А кто мог их построить? - полюбопытствовал Мэллори, озираясь в поисках хоть одного живого существа. - Снег-то идет всего минут двадцать - тридцать.

- Кто знает? - тряхнул гривой конек. - Не лучше ли наслаждаться их красотой, пока они не растаяли?

- Пребывание в неизвестности для меня мучительно, - /`('- +ao Мэллори. - Наверно, потому-то я и стал детективом.

- Они не станут менее прекрасными оттого, что вы не знаете, кто их сотворил.

- Нет, для меня станут, - заупрямился Мэллори.

- Филистер! - проворчал вороной.

Мэллори решил больше не углубляться в тему и вновь сосредоточил внимание на снежных скульптурах - частью изящных и кристально-ясных, частью явившихся прямиком из его ужаснейших кошмаров. Тут и там предприимчивые работники рекламы бросались в снег, чтобы потешить свои творческие инстинкты: детальнейшим образом сработанные снежные мужчины и женщины демонстрировали тщательно скроенные смокинги, халаты, бюстгальтеры и туфли, причем каждый предмет одежды был снабжен выставленным на первый план ярлыком с указанием цены и адресом магазина, а торговец антикварными автомобилями даже воспроизвел "Дюзенберг" и "Такер" во всех деталях, вплоть до водителей, облаченных в костюмы соответствующих периодов.

- Ну, каково ваше мнение? - спросил Эогиппус, когда они миновали еще один замок.

- Пока не решил. Никак не разберусь в себе. Половина моего рассудка твердит, что это обворожительно. - Мэллори выдержал паузу. - А вторая, принадлежащая детективу, твердит, что эти штуки обеспечивают грабителям ужасно много укрытий.

- У нас в Центральном парке нет ни одного грабителя.

- А вот на это не рассчитывайте. Я только что видел движение вон за тем снежным сфинксом.

Эогиппус посмотрел в указанном направлении и почти тотчас же сообщил:

- Это всего лишь кукольный театр.

- Под открытым небом, в полночь, в метель? - не поверил Мэллори.

- А разве найдешь более подходящее время или место? - парировал Эогиппус. - В эту ночь множеству детей разрешают засиживаться допоздна ради встречи Нового года, а благодаря кукольному театру они не надоедают родителям.

Подъехав поближе, Мэллори увидел толпу детишек, одетых в такие же накидки, как он, сидевших на земле скрестив ноги по-турецки и радостно смеявшихся над накатанным представлением о Панче и Джуди, разыгрываемых мужчиной и женщиной, покрытых снегом от макушек до пят. Приглядевшись к детям попристальнее, Мэллори обнаружил, что из-под половины накидок торчат мохнатые или покрытые чешуей хвосты. По разные стороны от группы с безмерно скучающим видом стояла пара

девушек-старшеклассниц, явно приставленных присматривать за детьми, - одна вполне нормальная, а вторая с парой огромных кожистых крыльев.

- А они не замерзнут? - поинтересовался Мэллори.

- Они одеты в защитные плащи и накидки, - ответил Эогиппус.

- Я об актерах.

- А с какой стати им мерзнуть?

- Но ведь они покрыты снегом, - указал Мэллори.

- Естественно. У них снег не только снаружи, но и внутри.

- Ты что, хочешь мне сказать, что под снегом людей и вовсе нет?

- Совершенно верно, - подтвердил Эогиппус.

- Не верю!

- Но это правда. Всякий раз, когда выпадает достаточно солидный слой снега, дети бегут сюда, чтобы посмотреть представление о Панче и Джуди. Не представляю, каким образом, но снеговики ухитряются помнить свои роли от зимы до зимы.

Как раз тут Джуди ударила Панча по голове сделанной из снега скалкой, и Панч, вопя и рыдая, повалился на землю под смех и радостные возгласы детей.

- Вот видите? - указал Эогиппус. - Настоящего человека такой удар прикончил бы.

- Согласен. - Мэллори сделал паузу. - Пожалуй, я просто привык к своему Центральному парку.

- Отсюда не следует, что в этом Манхэттене нет своих опасностей, - продолжал крохотный конек. - Но исходят они из иных источников.

- Таких, как Гранди?

Эогиппус кивнул.

К тому времени сценическая площадка уже осталась позади. Они приехали в унылое голое место, где единообразие пейзажа лишь изредка нарушалось случайной снежной скульптурой. Наконец вороной добрался до конца парка и свернул на узкую, покрытую свежими колеями улицу.

- Где это мы? - осведомился Мэллори.

- На улице Раскаяния, - сообщил Эогиппус.

- Ни разу о такой не слыхал.

- Она всего квартал длиной, идет от Чревоугодия до Похоти.

- В моем Манхэттене их нет.

- Конечно есть, только называются по-другому. Они вышли к перекрестку, и вороной остановился на красный свет. Воспользовавшись случаем, Мэллори оглядел поперечную улицу.

Перед всеми дверями стояли швейцары, одетые один экзотичнее другого. Интерьеры зданий, тонущие в приятном полумраке, являли взгляду сплошной плюш да бархат, холодный ночной воздух далеко разносил визгливое хихиканье. Швейцар ближайшего к углу здания - высокий, бронзовокожий человек в тюрбане, золотом блестящем жилете, бархатных панталонах и туфлях с загнутыми кверху носами - убедительно расписывал достоинства заведения прилично одетому господину, казавшемуся нормальным во всех отношениях, если бы не пара крыльев за спиной; в конце концов он кивнул, дал швейцару немного денег и вошел в здание, где воздушная, полуодетая девушка тотчас взяла его под руку и повлекла прочь.

- Улица Похоти? - предположил Мэллори. Эогиппус кивнул. - А почему она примыкает к улице Раскаяния? Что, в этих заведениях клиентов обирают до нитки?

- Нет, они дают клиентам в точности то, что обещают; разнузданный разгул плоти при полном отсутствии неприятных m,.f(.- +l-ke последствий.

- Похоже, они отрабатывают свои денежки, - заметил Мэллори.

- Верно. И все равно большинство посетителей рано или поздно заканчивают на улице Раскаяния.

- Как я понимаю, улица Чревоугодия сплошь состоит из ресторанов?

- И все они до единого - четырехзвездочные.

- Они тоже дают клиенту все, что он хочет?

- Больше, - мрачно бросил Эогиппус.

Красный свет сменился зеленым, они проехали короткий квартал, свернули налево, проехали еще квартал и свернули направо. И снова облик окружающих строений разительно изменился: неоштукатуренные здания из красного кирпича ухитрялись выглядеть пыльными даже под снегом, вдоль обочин стояли ржавые "нэши", "студебекеры" и "паккарды", не трогавшиеся с места уже много лет, под каждым фонарем приткнулся истощенный бродяга, а на дверях большинства магазинов висели таблички "НЕ РАБОТАЕТ".

- Улица Уныния? - догадался Мэллори.

Эогиппус кивнул, а вороной остановился.

Мэллори поглядел на черные плотные гардины за окнами.

- Тут какая-то ошибка.

- Это улица Уныния, 124, - ответил вороной.

- Но ведь это похоронная контора!

- Тут уж не моя вина.

Спешившись, Мэллори поставил Эогиппуса на тротуар, затем обернулся к вороному:

- Побудь здесь. У меня есть подозрение, что в телефонной книге какая-то ошибка.

- Тебе нужен был транспорт до улицы Уныния. Я его обеспечил. Мои обязательства перед тобой выполнены. - С тем конь развернулся и затрусил вдоль по улице.

- Отличный у тебя друг, верный - дальше некуда, - язвительно заметил Мэллори.

- Он испытывает ужасные муки, - ответил Эогиппус. - У него больные ноги, а под нашим весом, да на снегу...

- Знаю. Просто у меня сложилось впечатление, что вину за все свои несчастья он возлагает лично на меня.

- Он возлагает вину на все человечество, - возразил Эогиппус.

- Что ж, по-моему, небольшая толика молчаливых страданий подействует на него весьма благотворно. - Мэллори вновь обернулся к зданию, секунд пять молча разглядывал его, потом подошел к парадной двери, нажал на ручку и пробормотал:

- Любопытно.

- Что? - поинтересовался Эогиппус.

- Открыто.

В сопровождении крохотного конька он вошел в здание и оказался в круглом фойе, озаренном светом свечей. В дальней стене виднелись три двери, все до единой украшенные траурными венками. Слева перед элегантным столом красного дерева в ряд выстроились четыре позолоченных стула.

За столом, делая какие-то записи гусиным пером в книге в черном кожаном переплете, сидел старик, одетый в темный двубортный костюм в узенькую полоску, с галстуком мрачной расцветки - невероятно изможденный, с ввалившимися щеками и глубоко посаженными глазами. В его серо-стальных от проседи волосах зияли глубокие залысины прямо над тонкими бровями.

- Вы пришли получить тело? - осведомился он гулким, утробным голосом.

- Нет, - ответил Мэллори, - я ищу полковника Каррутерса.

Мужчина улыбнулся, показав ряд желтых кривых зубов.

- А! Значит, вам нужен Патологиум.

- В самом деле?

- Да. - Мужчина с прищуром пригляделся к Эогиппусу. - Боюсь, собакам у нас вход воспрещен.

- Он конь, - поправил Мэллори. Встав из-за стола и подойдя к ним, мужчина наклонился и оглядел Эогиппуса.

- В самом деле, - наконец признал он и выпрямился. - У нас нет никаких правил, запрещающих входить лошадям, хотя это и крайне неординарная ситуация. - Снова осмотрев крохотного конька, он пожал узкими плечами. - Впрочем, одним нарушением норм больше, одним меньше - разница невелика. Пожалуйста, следуйте за мной, сэр.

Он вышел в ближайшую дверь, а Мэллори с Эогиппусом последовали за ним по пятам в тесный коридорчик, осиянный свечами, установленными в оловянных бра, развешанных через равные промежутки по обеим стенам. Миновав коридор, мужчина вывел их к винтовой лестнице и начал спускаться.

- Так что же такое Патологиум? - спросил Мэллори, поднимая Эогиппуса, чтобы снова взять под мышку.

- Это складское помещение при покойницкой, находящейся наверху.

- Там хранят тела?

- Гробы.

- И Каррутерс живет прямо там? - с подозрением уточнил Мэллори.

- Совершенно верно.

- Пусть мой вопрос покажется глупым, но все-таки, - не унимался Мэллори, - полковник живой человек?

- Определенно.

- А вы и полковник работаете в этом Патологиуме?

- Мы живем там, - рассмеялся старик.

- В морге? - не поверил Мэллори.

- Далеко не все настолько удачливы, чтобы отложить довольно средств для ухода на покой, сэр, - сходя с нижней ступеньки, поведал старик. - Морг же обеспечивает нас теплым, сухим помещением для визитов и чудесным запасом воистину шикарных гробов для сна, а взамен мы по мере надобности делаем кое-какую работу по обслуживанию.

- И гробы передают в ваше постоянное пользование?

- Боже мой, конечно нет! Они нужны для дела. Все гробы выставлены для продажи. Но как только гроб продан, приходится пополнять запас; администрация попала бы в очень неловкое положение, если бы тел оказалось больше, чем #`.!.". - Он помолчал. - В общем, это вроде смены постели каждые пару дней, и помогает скрасить однообразие жизни.

- Это ж вроде бы неудобно, - заметил Мэллори.

- О нет, сэр! Современные гробы вполне просторны и роскошны. Если честно, я могу без зазрения совести признаться, что у меня ни разу в жизни не было кровати, хотя бы вполовину столь же удобной, как гроб. - Старик дошел до конца коридора. - Вот и пришли, сэр. Сейчас я вам покажу полковника.

Он распахнул дверь, и Мэллори с Эогиппусом вслед за ним переступили порог просторного помещения.

В дальнем конце комнаты стояло гробов сорок с лишком, каждый на своем столе - многие довольно изысканные, но было несколько довольно заурядных и невзрачных. Почти все гробы были снабжены подушками и одеялами, а приглядевшись, детектив обнаружил, что в полудюжине гробов спит с полдюжины стариков и старух. Один старик с плеером и в наушниках постукивал пальцами по бортику гроба в такт музыке.

Остальная часть помещения смахивала на вестибюль старой гостиницы, пребывающей в доброй исправности, но отчаянно нуждающейся в смене декора. Кресла и диваны, пусть глубокие и удобные, давным-давно устарели, узор ковра считался старомодным еще до Второй мировой войны, красивые пепельницы почти не годились для использования по прямому назначению, стены украшали эстампы в позолоченных рамках работы художников давно почивших, но забытых еще задолго до того. Фонограф с изображением собаки, слушающей голос своего хозяина <Знаменитая в прошлом торговая марка "His Master's Voice" ("Голос его хозяина"), где изображен его фокстерьер Фрэнсиса Барро по кличке Ниппер (Кусака), внимательно слушающий голос, доносящийся из рупора фонографа.>, проигрывал на 78 оборотах в минуту одну из забывшихся любовных песенок Руди Уолли <Руди Уолли - эстрадный певец, популярный в конце 20-х - начале 30-х гг. Любопытно, что в 1928 году, когда Уолли организовал собственный оркестр и открыл в Нью-Йорке клуб "Хей-Хо", он начал пользоваться рупором для усиления голоса, как современные певцы - микрофоном.>.

В креслах и на диванах сидели мужчины и женщины, большей частью довольно старые. Двое мужчин щеголяли весьма неофициальными нарядами - белыми теннисными костюмами, а еще один облачился в спортивную рубашку, фуфайку без рукавов, кожаную кепку для гольфа, бриджи и шипованные туфли, но остальные были одеты в темные костюмы, белые рубашки со стоячими воротничками и галстуки сумрачных цветов. Женщины отдавали предпочтение либо ситцевым платьям, либо деловым костюмам; большинство при том были в шляпках с вуалями; некоторые дополнили наряд лайковыми перчатками, а одна - древняя, седая как лунь старуха с царственной осанкой куталась в меховую пелерину, с виду целиком состоящую из лисьих голов, хвостов и лап, и каждая последующая голова энергично вгрызалась в хвост предыдущей. Почти у всех в руках были чашечки с кофе, а большинство еще и угощалось печеньем или пирожными.

В дальнем конце комнаты, поближе к гробам, сидела дородная дама, прямо искрившаяся жизнерадостностью. В ее темно-рыжих волосах, стянутых в плотный узел, не было ни единого седого волоска, хотя на вид ей было от шестидесяти до шестидесяти пяти. Костюм ее состоял из коричневого твидового жакета, шерстяной юбки, весьма строгой рыжевато- коричневой блузки и шелкового галстука.

- Вон она, - сообщил старик.

- Кто она? - не понял Мэллори.