Чтение 14–й страницы книги ~Тайна "Нереиды"~

Марсово поле - пешеходная зона, в тени портиков здесь в любое время дня и ночи толпится народ.; Однако для пурпурных авто делалось исключение. Когда машина Цезаря остановилась у входа в театр, толпа людей - судя по всему несчастливчики, которым не хватило билетов,- принялась радостно выкрикивать:

- Элий Цезарь! Элий Цезарь!

Летиция, выйдя из машины, послала толпящимся вокруг людям воздушный поцелуй. Толпа приветствовала ее радостным воем.

- Руфин уже в своей ложе, - сообщил служитель театра.

Летиция обожала театр - драпировки орхестра <Орхестр - место в театре, где сидели сенаторы.>, где помещались сенаторы со своими женами, лучи прожекторов, прорезавших темноту, чтобы придать сцене то голубоватую, то золотую подсветку, шорох марципановых оберток, дыхание в полумраке сотен людей, внезапные взрывы смеха, а следом - ледяная тишина, когда замирает даже дыхание, и лишь на сцене" гулко и четко звучат иАги актеров, обутых в котурны, и от брошенных в тишину зала реплик мурашки бегут по спине... а потом - вопль восторга-и опять тишина - и грохот аплодисментов, и подъем аулеума, как точка в конце письма <Аулеум - занавес, напоминающий декорацию. Он не опускался, а поднимался из специальной прорези в антрактах и в конце спектакля.>. Это можно переживать заново раз за разом и не насытиться никогда.

Элий почему-то боялся театра. Особенно театра Помпея. Быть может потому, что рядом с театром находилось здание курии Помпея - той самой, в которой убили Юлия Цезаря и которую потом замуровали. В детстве Элию представлялось почему-то, что труп божественного Юлия в окровавленной тоге замуровали в этой курии не погребенным. И как ни пытались взрослые его разубедить, та странная детская фантазия до сих пор вселяла в его душу тревогу.

Элий с Летицией, прежде чем занять свои места, направились к храму Венеры Победительницы. Маленький храм стоял наверху, и каждый ряд театральных кресел служил ступенькой к подножию храма богини любви.

Сегодня ни в орхестре, ни в следующих четырнадцати рядах, предназначенных для всадников, свободных мест не было. Да и остальные кресла были заняты, а театр вмещал восемнадцать тысяч зрителей. Элий, поднимаясь к храму, отвечал на приветствия и шутки. Зрители, как и в древние времена, обращались в театре к властителям запросто. Все на несколько часов становились лицедеями: и властители, и подданные...

- Элий, каково быть женатым на самой богатой женщине в Риме?

- То же самое, что и на самой красивой, - отозвался Цезарь.

- Элий, кто же будет теперь выполнять желания римлян?

- Сами римляне. Это совсем несложно.

- Я взял клеймо, чтобы сделать открытие в биологии. А мне заплатили двадцать тысяч. Зачем мне деньги?

- Хорошенько отдохни в Байях, потом примись за работу и сделай свое открытие...

На пурпуре императорской ложи сверкали золотом орлы, венки и

гении-покровители. И всюду надписи - "благочестивый" и "счастливый",

обязательные титулы императора, но не всякому дано их оправдать. К примеру, Руфин сейчас счастлив, восседая в ложе рядом с Криспиной.

- Мой маленький сынок, что ж такое получается?! - нахмурил брови Руфин. - У тебя есть золотое яблоко с надписью "достойнейшему", и ты его прячешь.

- Я должен его всем показывать?

- Ты должен подарить его мне. Я - твой отец и твой император! - Август поправил венок на голове.

- Нет, Август. Оно не для тебя.

- Вот как... - Глаза императора сверкнули холодно и зло,- Подумай хорошенько...

- Гладиатор принимает решение на арене, - отвечал Элий старинной поговоркой. - И я его уже принял.

- Оставишь яблоко себе?

- Нет.

- Ты кому-то его подаришь? Я знаю этого человека? - насторожился Руфин.

- Нет.

Элий раскрыл театральную программу и только теперь обнаружил, что дают "Касину". Ему не понравился, во-первых, выбор пьесы, а во-вторых, набранное мелким шрифтом примечание - "по мотивам пьесы Плавта. Обработка драматурга Силана". Это означало, что ловкач Силан успел переделать пьесу на тему дня. И хотя Элий не особенно интересовался театром, имя Силана ему было знакомо.

Тем временем на сцене появился Пролог. Элий понял, что самые худшие опасенисбываются. Пролог так прокомментировал будущее действие, что у зрителей не осталось сомнения - им предлагают весьма острое блюдо. Даже в классическом тексте можно было отыскать некоторые аллюзии. За обладание молоденькой рабыней Касиной борются похотливый старик Лисидама и его сыночек. Чтобы заполучить красотку к себе в койку, Лисидам хочет женить ее на своем управляющем, а сыночек и его мамаша, то бишь супруга Лисидама и хозяйка Касины, сватают девушку за раба-оруженосца, но Касина, разумеется, предназначена не рабу, а молодому господину. С современностью сходство более чем отдаленное. Но драматург Силан исправил этот недостаток. Во-первых молодой господин получил имя Гай, то есть личное имя самого Элия. Во-вторых, был сделан намек на большие деньги, которые достанутся Касине. А когда на сцене появились два прохвоста - управитель Лисидама и оруженосец сыночка Гая и принялись спорить, кому из них жениться на рабыне, и делать постоянные намеки на отсутствующего Гая, зрители в зале принялись недвусмысленно хихикать и поглядывать в сторону императорской ложи.

"А почему Гая здесь нет? Чего он боится?" - произнес вдруг оруженосец отсутствовавшую в классическом тексте фразу.

Зал взорвался смехом и аплодисментами.

- Замечательно! - воскликнула Летиция и зааплодировала. - В самом деле, чего этот парень прячется, если девушка ему симпатична?! Ведь она не рабыня, эта Касина, а свободнорожденная и всем ему равная, мы-то это знаем!

На сцену вышла Юлия Кумекая, исполняющая роль хозяйки Касины и супруги Лисидама. Актриса, загримированная под Сервилию Кар, великолепно имитировала походку Сервилии. Зал вопил от восторга.

- Бедная Летти, так неприятно, когда тебя вы ставляют в виде рабыни, которую все хотят купить, - с наигранным сочувствием произнесла Криспина.

- Кто такой отсутствующий Гай, догадаться нетрудно, - отвечала Летиция, - так же как нетрудно понять, на кого похожа хозяйка рабыни. Но кто же тогда старик Лисидам, который так хочет заполучить молодую девицу к себе в постель? Это загадка.

По лицу Криспины пошли красные пятна. В этот момент на сцене появился как раз Лисидам - самодовольный, с накладным животиком, с круглой лысиной на макушке. И в венке. Зал ахнул от восторга.

- Мерзавцы! Что они себе позволяют! - прошептал Руфин и поправил на голове венок. - Когда-то актеров и за людей не считали, они прятали лица под масками. А теперь!..

- Даже во времена менее либеральные правители позволяли подданным смеяться. Юлий Цезарь - некоторые считают, что ты на него похож - позволял солдатам распевать во время своего триумфа пошлые стишки, куда обиднее сегодняшних намеков, - улыбнулся Элий.

Руфин позеленел, но ничего не ответил. Однако Элий и сам был задет. Никто прежде не издевался над ним так жестоко. В актерской придумке было много правды и много яду. Но в чем-то главном насмешка была глубоко несправедлива.

- Я, конечно, не так велик, как Юлий Цезарь, - сквозь зубы процедил император,- но смотреть это безобразие больше не собираюсь.

Руфин вышел из ложи. Криспина, шурша пурпурными шелками, устремилась следом.

- А мне пьеса нравится,- заявила Летиция.- Хозяйка в исполнении Юлии

Кумской такая стерва. А ты не находишь, что управляющий чем-то напоминает Бенита - такой же коренастый, плотно сбитый? И такой же наглец. И подлец. И трус.

- Прошу тебя, не произноси этого имени при мне.

- Ничего не получится, - покачала головой Летиция. - Это имя в ближайшем будущем мы будем слышать часто. Чего ты надулся, Элий. Смейся! Эта пьеса о нас с тобой. Так нас видят со стороны. Не нравится - внеси свою правку, как это сделал мерзавец Силан. Хлопай же! - Она взяла его руки в свои и изобразила несколько хлопков.

Тем временем на сцене безумство нарастало. Уже мужчины расхаживали в женском платье, а женщины колотили дубинами мужчин, рассыпали финики и кидали их в зрителей вместе с придуманными новым соавтором Плавта фразами.

На сцену вышел молодой актер в тоге и, припадая на правую ногу, заковылял по сцене.

"Придумал я отлично все! Свободная Девица оказалась. У нее Сестерциев не меряно! - произнес двойник Элия придуманную не Плавтом фразу. - Мне надобно жениться непременно!"

Зал визжал от хохота. Летиция смеялась вместе со всеми. Элий улыбнулся.

"Поскорей прошу похлопать представленью нашему", - вопил двойник Цезаря, и зрители хлопали, не жалея ладоней.

"Кто согласен, тот заводит пусть себе любовницу От жены тайком любую; кто ж нам не похлопает, Громко, сколько силы хватит, человеку этому Вместо девочки подложат пусть козла вонючего" <Плавт. "Касина". Перевод А.Артюшкова.>.

Спектакль закончился. Из-за пурпурной драпировки ложи выскочил Квинт и подал Элию цветы.

- Для Юлии Кумской, - сообщил Квинт. Элий на мгновение задумался, потом покачал головой и усмехнулся:

- Хорошо, я вручу розы несравненной Юлии. А ты, Летти, не хочешь подняться на сцену? Кажется, ты меч-. тала об этом в течение всего спектакля?

Летиция заколебалась. Смеяться и аплодировать в императорской ложе было куда как забавно. А выйти на сцену, чтобы встать рядом с теми, кто так ловко и порой остроумно высмеивал ее брак с Элием, ей показалось чересчур. Но Элий взял ее за руку и вывел из ложи.

Они шли по широкому проходу, и толпящиеся у сцены зрители расступались. Они шли очень медленно. Летти заметила, что Элий делает отчаянные уси- лия, чтобы скрыть хромоту. И ему в самом деле удавалось ступать почти ровно. Но когда он стал подниматься на сцену, его так качнуло, что он едва не упал и изо всей силы вцепился пальцами в плечо Летиции. Актеры вновь высыпали на сцену.

Актер-пролог воскликнул с показным восторгом:

- Цезарь с супругой! Какая честь! Элий преподнес цветы Юлии Кумской.

- Ты сегодня неподражаема. Как всегда. В ответ она улыбнулась улыбкой царицы и поцеловала Цезаря в губы. Элий повернулся к своему Двойнику:

- Спору нет, изображать хромоту куда приятнее, чем хромать на самом деле.

- Элий! Это правда, что у тебя на правой ноге протез? - спросила стоявшая в первом ряду зрителей Вилда.

- Кажется, им показалось мало представления Плавта с добавками боговдохновенного Силана и игры боголюбимой Юлии,- шепнула Летиция.- Они хотят, чтобы теперь их позабавил сам Цезарь.

- Почему бы и нет? - Элий быстро размотал тогу и бросил драгоценный пурпур на руки Квинта, оставшись в одной тунике. Его сандалии с высокими голенищами напоминали котурны трагиков. Сейчас он снимет и их, обнажит свои шрамы... Зал замер, предвкушая потеху.

- Квириты! - крикнул Цезарь. - Вас не волнует, умен я или глуп, честен или пр(дажен, вас интересует одно - мои шрамы, и насколько они отвратительны. Вас интересует, было ли мне больно тогда, в Колизее! Было ли больно здесь, в театре. Да, очень больно! Но в моем нынешнем обязательстве и в обязательстве прежнем стоят одни и те же слова: "Даю себя жечь, вязать и убивать железом" <Старинная клятва гладиаторов. Элий перефразирует слова Сене-ки. См.>. И сейчас эта клятва мне пригодится больше, чем прежде. Смейтесь! Чего же вы не смеетесь?! - Говорят, Гай Гракх был прекрасным оратором. Элий тоже умел говорить зажигательно.

В зале стояла тишина. Юлия Кумекая обняла Элия. С другой стороны к нему подскочил его двойник и тоже обнял. Вся труппа взялась за руки. Аулеум с шумом поднялся и отгородил их от зала. В фальшивую стену прибоем ударил грохот аплодисментов.

- Ты здорово выступил! - засмеялась Юлия Кумекая. - Может, тебе по совместительству поступить в наш театр, Цезарь? Ты бы мог обеспечить неплохие сборы.

Сенека. "Нравственные письма к Луцилию". Письмо XXXVII.

- Когда меня выгонят из наследников, я так и сделаю,- пообещал Элий.-Придержи-ка за мной местечко.

- Всегда пожалуйста. А теперь пойдем ко мне в уборную, - предложила Юлия.

- Тебе надо привести себя в порядок.

Почти вся труппа набилась в небольшую комнатку Юлии. Было жарко и душно.

Разливали по бокалам неразбавленное вино и пили стоя.

- Я сама уложу ему тогу! - объявила Юлия Кумекая. - Все знают, что в Риме никто лучше меня не укладывает тогу. Учись, Летиция, - повернулась Юлия к юной супруге Цезаря. - Если хочешь знать, как надо уложить складки, чтобы они держались несколько часов, а ткань не повисала хомутом через пятнадцать минут.

Летиция кисло улыбнулась в ответ - она все еще злилась на Юлию за ее выходку на пиру Сервилии. И актриса прекрасно поняла ее улыбку. Она бесцеремонно ухватила Летицию за локоть и прошептала на этот раз так, чтобы слышала только Летти:

- Если ты все еще дуешься на меня, глупышка, то зря. Моя грубая выходка дала тебе повод удрать из триклиния. Неужели ты этого не поняла?

Летти растерянно заморгала. В самом деле, какая же она дура! Юлия отстранилась и ободряюще улыбнулась Летиции.

- Ничего, в твои годы я была еще глупее. Вот Элий меня любит, и ты люби,

Летиция, потому что мне постоянно требуется чья-то любовь. Я без этого просто не могу жить.

- Ты смеялся со всеми, Цезарь? - спросил старый актер, игравший Лисидама.

И только теперь Элий узнал в нем Марка Габиния.

- Марк! - выдохнул Элий и стиснул локоть знаменитого актера. - Как ты?

- Решил, что лелеять горе - самое глупое занятие на свете. В кино сниматься не могу, что-то мешает. Но на сцену вышел. У меня остался кусочек жизни, надо его прожить. "Ибо жизнь нам дана под условием смерти и сама есть лишь путь к ней" <Сснека. "Нравственные письма к Луцилию". Письмо XXX.>.

- Дядя Марк! - воскликнула.Летиция. - Уж от тебя-то этого я никак не ожидала! Зачем ты нас так осмеял?!

- Глупая девочка, ты ничего не понимаешь, - покачал головой Марк Габиний.

- Если над чем-то можно посмеяться, то это просто здорово. Горе, над которым нельзя смеяться, - вот что ужасно.

И опять она смутилась. Почему она все время ошибается? Потому что молода?

Или потому что глупа?

- Право, да тут нет обиды! - весело воскликнул Элий, притянул к себе Летицию и поцеловал в губы, быть может чуточку театрально, ибо в сенате Элий был сенатором, на арене гладиатором, а в театре - комедиантом. Совсем чуть-чуть. Он не надевал маску, но пользовался гримом. Рим обожает дродобные проделки. - В жизни все было так же, как в пьесе. Страсть, деньги, интриги. Последовательность не важна. Меняем их местами, правда становится ложью, ложь - игрой воображения, обман - удачей, все вместе - искусством.

В маленькой тесной уборной актеры ему дружно аплодировали. Его двойник, который то и дело начинал хромать под дружный хохот артистов, полез обниматься с Элием. Двойник был пьян. Неведомо откуда опять появился Квинт, принес коробки с пирожными и очень ловко извлек Летицию и Элия из дружеских и пьяных объятий лицедеев.

Когда они вышли из театра, уже начинало светать. Ясно было, что Элию спать не придется.

Глава 19

Игры Элия

"Скандал в театре Помпея закончился своеобразным триумфом Цезаря. Он удивил всех - и зрителей, и актеров".

"Акта диурна", 10-й день до Календ ноября <23 октября.>

Элий принял горячую ванну и выпил чашку черного кофе. Ему не хотелось спать. Ночь, проведенная в театре, подействовала на него возбуждающе. Хотелось еще немного побыть актером. Он направился в таблин в халате, босиком, не хромая на самом деле, а изображая, что хромает. Он кланялся бюстам и статуям и посмертным маскам, он дурачился, как мальчишка. Ему было весело. Через четыре часа он будет принимать клиентов, выслушивать просьбы, выписывать чеки. Может, он тоже начнет ломаться и цитировать Плавта? Или этого бездарного Силана, который так тужился сделать пьесу смешнее?

Пурпурная туника и пурпурная тога Цезаря лежали на стуле в таблине. Элий скинул халат и облачился в пурпур. Драгоценный пурпур, властолюбивый пурпур, обожествляющий пурпур. Неужели Элий станет когда-нибудь императором? При этой мысли сердце заколотилось сильнее. Но совсем чуть-чуть. Это может быть. Но желает ли этого Элий? Нет, не быть ему повелителем Империи. Он был неплохим сенатором. Даже не так: он был хорошим сенатором. А вот императором был бы плохим. Он должен сам себе в этом признаться. И не сожалеть. Он и не сожалеет.

Что такое пурпур, в конце концов? "...Пурпур - шерсть овцы, окрашенная кровью..." <Марк Аврелий. "Размышления". 6.13.>

На стене таблица между двумя нишами висела новая картина аквилейского художника Тациана - подарок Летиции на свадьбу. Небольшой холст в массивной золотой раме. Прекрасная рыжеволосая женщина раскинулась на кровати, подогнув колени. Ее томная поза, и согнутая в локте рука, и улыбка на губах - все было выразительно. Женщина ждала соития. Необычного, но от этого не менее сладостного. Она ждала самого царя богов. И он явился. Золотые монеты падали с неба. И глупая служанка ловила монеты в передник. Монеты, которые в следующее мгновение превратятся в капли спермы. Картина слишком чувственная для таблица. Уж куда правильнее было повесить ее в спальне. Но Летти хотела, чтобы картина украшала таблин, и Элий не стал перечить молодой жене.

Элий взял со стола папку с дедами клиентов, раскрыл ее, но успел просмотреть только первую страницу - просьбу вдовы легионера Порции о предоставлении ее сыну средств на учебу в риторской школе. Потому как в этот момент в таблин вошла Летиция в прозрачной коротенькой тунике, держа в одной руке две золотые чаши, а в другой - бутылку вина.

Элий посмотрел на жену с удивлением.

- Разве ты не собиралась лечь? Она затрясла головой. Театр подействовал на нее так же, как и на Элия - ей хотелось лицедействовать и дурачиться.

- В прежние времена римским женщинам запрещалось пить, - заметил Элий. - Это было правильно.

- Да, да! А еще запрещалось мужу делать подарки любимой супруге. Тоже правильно? - Она лукаво прищурилась.

- Этот закон сам собою утратил силу. Что тебе подарить, милая?

- Себя. Элий, ты - мое единственное по-настоящему исполненное желание. Ты- исполнитель желаний, ты понимаешь это! - воскликнула она патетически.

- Понимаю...- сказал он спокойно.

- Ничего ты не понимаешь, - она опустилась на ковер. - Ничегошеньки ты не понимаешь, - повторила она, мотая головой из стороны в сторону. - Я кричу-кричу, зову-зову, а ты будто глухой, не слышишь ничего... ну почему ты такой, яу почему я люблю тебя такого... Иди сюда! - она хлопнула ладонью по пышному ковру. - Иди и сядь рядом со мной.

Он повиновался.

- Слушай, - она начала декламировать нараспев:

...Лишь тебя увижу

Вымолвить слова, уж я не в силах

Но немеет тотчас язык, под кожей

Быстро легкий жар пробегает, смотрят,

Ничего не видя, глаза, в ушах же -

Звон непрерывный <Сапфо. Перевод В. Вересаева.>.

Тебе это знакомо?

- "...Соитие - трение известных органов и выбрасывание семени, соединенное с особыми спазмами" <Марк Аврелий. "Размышления". 6.13.>,- мысленно процитировал он в ответ.

- Знакомо, - вздохнула она. - Я знаю, что знакомо. Но при этом ты думаешь не обо мне.

Она поставила на пол золотые чаши и разлила вино.

- "Горькой влагою старого Фалерна" <Катулл. Перевод А. Пиотровского.> наполняю твою чашу до краев.

- Мы и так выпили изрядно в гостях у актеров.

- Пей, - повторила она. - И не смей со мной спорить. Да, я пьяная, но хочу быть еще пьянее. И ты тоже... будешь пьяный... Обо всем забудешь. Все-все забудь... да...

Элий пригубил вино и поставил чашу на пол.

- Так не пойдет! Пей до дна и не увиливай. Сама она уже осушила свою чашу и теперь перевернула ее и пролила несколько капель на тончайший виссон ночной туники. Элий подчинился и выпил свою чашу до дна.

- Отлично! - Легация захлопала в ладоши. - Ну и что же ты помнишь?

Помнишь, кто ты?

- Я - Цезарь... Она затрясла головой:

- Пей еще! - И вновь наполнила чашу, вино полилось через край. Ковер был загублен. Элий пытался протестовать, но напрасно. Она заставила его выпить. И вновь стала спрашивать, смеясь, помнит ли он что-нибудь.

- Я был гладиатором...

Таблин плыл кораблем в бурном море. Элий делал отчаянные усилия, чтобы вернуться в реальность, однако новая чаша его доконала. Комната приобрела фантастические очертания. Мраморный бюст подпрыгнул в воздух, у него появилио руки, причем они кружили в воздухе отдельно от тела. Элий тряхнул головой, но прогнать странное видение не смог.

"Я что-то забыл... что-то важное... но стоит ли помнить это важное? Ну конечно, не стоит... ничего не стоит помнить... все надо забывать немедленно... как только что-нибудь произойдет, надо это немедленно забыть, тогда будет хорошо... все хорошо..."

Что он может помнить? Разве что-то было в прошлом? И что такое прошлое?

Тень, на которую приятно наступить. Он сказал об этом вслух. Язык заплетался.

- Вот и отлично, вот и хорошо, - приговаривала Летиция, стаскивая с него тогу. - Зачем ты надел пурпур?

В самом деле, зачем он надел тогу?

- Раз ты ничего не помнишь, значит, теперь ты любишь меня, - шептала Летиция. - Ведь ты хочешь меня? Так? И значит - любишь... Да, да, он желает ее. А кто она такая? Откуда взялась? Пришла сама или он ее позвал? Может, она девчонка из Субуры и он должен заплатить ей перед уходом? Достаточно ли она искусна в любви, чтобы быть девчонкой из Субуры? Ну, страстности ей не занимать - она целует, жадно впиваясь в его губы, сплетает свой язык с его языком, она царапается и пребольно кусается. Она опрокидывается на ковер и извивается, как змея, она требует все новых и новых ласк как доказательств любви. Но она не особенно искушена для девчонки из Субуры. Она другая. Но откуда? Как попала сюда? Разве он ее любит? Ведь он любит Марцию. И зачем он так напился? Разве пьяный угар может заменить любовь?

"Может"! - стучала кровь в висках.

Его охватило исступление. Пьяный сатир поймал в лесу белотелую нимфу. Едва

удовлетворив желание, он вновь приходил в возбуждение. Ласковый зверь, он покусывал кожу, теребил губами соски, ластился, и его ласки заставляли биться в судорогах хрупкое тело нимфы. Ее жалобный вздох выражал то ли наслаждение, то ли боль - не разобрать.

"...Трение известных органов и выбрасывание семени..."

День разгорался, и солнце вовсю светило в окна таблина. Элий и Летти спали

на ковре пьяным сном без сновидений.

Он очнулся потому, что кто-то тряхнул его за плечо и сказал нараспев:

- Элий Цезарь...

Элий замычал, не открывая глаз, и поднес руку к голове. Прикосновение вызвало нестерпимую боль. О боги, никогда в жизни он так не надирался.

- Элий Цезарь, - вновь позвал кто-то. Голос был женский. Но не голос Легации. Значит, придется открыть глаза. А так не хочется. Элий разлепил веки. Прямо над собой он увидел опрокинутое женское лицо. Немолодая женщина склонилась над ним и трясла за плечо. Элий попытался v встать, но не смог - комната опрокинулась, а пол накренился, Элий вновь повалился на ковер. В висок над правой бровью ввинтилась раскаленная игла.