Чтение 14–й страницы книги ~Все дороги ведут в Рим~

- Август познакомился с ним в Субуре! - хихикнул Луций Галл.

Постум посмотрел на сенатора с холодной яростью. Галл смутился и принялся суетливо оглядываться, ища поддержки. Но все молчали. Постум сознавал, что сейчас ему потребуется вся его выдержка. Он бросил кости. Блеф кончился. И начался бой на смерть, а не игра.

- Гней Рутилий прекрасный командир. Я - император. Имею право назначать префекта претория. - Голос Постума утратил обычные интонации, сделался тверд и властен.

Похоже, сенаторы растерялись. Кое-кто готов был уже уступить.

- Лишь когда кончатся мои полномочия, - напомнил Бенит.

- Нигде в конституции этого не сказано. Власть императора не может ограничить временный диктатор. Он принимал решения лишь потому, что я из-за своей молодости был некомпетентен и полагался на мнение диктатора и решения сената. Я не покушаюсь на власть сената. И прошу отцов сенаторов соблюдать конституцию. Префекта претория назначает император и требует одобрения сената. Я предлагаю одобрить кандидатуру Гнея Рутилия.

- Мы не можем решить сейчас. Все это так неожиданно... - промямлил кто-то из стариков. - Мы должны обсудить...

Луций Галл взглянул на Бенита. Галл утверждал, что может читать мысли на расстоянии. Возможно, так и было - желание Бенита он угадал.

- Предлагаю объявить перерыв в заседании, - предложил Луций Галл.

Ропот одобрения пробежал по рядам. Да, да, перерыв. Ну конечно! Мы то же самое хотели предложить! А после перерыва сразу станет ясно, как голосовать. Бенит подскажет. Решение сделать перерыв приняли единогласно. Даже десять строптивцев высказались "за". Ничтожества! Седые комары! Император едва сдерживался, чтобы не ругаться вслух.

Постум поднялся. Двери курии были открыты, и на пороге, как всегда, толпились любопытные. На местах для прессы было полно репортеров. Как бы Бенит ни старался, ему не удастся скрыть спор с императором.

- Объявляется перерыв! - объявил дребезжащим голосом первый сенатор [То есть спикер.].

Бенит тут же подошел к Августу.

- Ты что, вчера хватил лишнего в Субуре? Зачем тебе понадобился этот Гней Рутилий? Наглый заносчивый мальчишка не может стать префектом претория.

- Он - не мальчишка. А легат Десятого легиона. Его отец погиб в Нисибисе. У него свои счеты с монголами. Он несколько раз сталкивался с ними. Он знает их уловки, их тактику и стратегию. Макрин не может командовать армией. Он ее погубит. Монголы на пороге Готии. Если мы хотим помочь Книве, то должны действовать быстро.

- Слушай, Постум, я ценю твой напор, твою агрессивность. Мне это нравится. Но оставь это дело. Я обещал пост префекта претория Макрину, и я назначу Макрина. Он справился с гениями, справится и с армией. Он заслужил. У нас лучшая конница в мире. Пусть монголы попробуют с нами тягаться.

Постум подошел к толпящимся у входа любопытным. С сначала заседания толпа изрядно выросла. Все ступени курии были запружены народом. А с форума подходили все новые и новые. Кто-то из репортеров протиснулся к императору. Потом второй, третий. Целая гроздь микрофонов тянулась к лицу Августа. За последние дни репортеры осмелели. Они первыми чуют запах перемен. Раз они оживились, значит, что-то грядет, что-то куда более интересное, чем гонки колесниц, запряженных обнаженными красотками, чем буйства в Субуре и кровавые бои на арене Колизея. К сожалению, сенаторы перемен не чувствуют и, как прежде, заискивают перед Бенитом.

- Я предложил назначить Гнея Рутилия на пост префекта претория, - сказал Август. Он нервничал, то говорил слишком громко, то переходил почти на шепот. - Но сенат отказывается утвердить мое назначение.

Все загалдели разом. "Почему?", "Кто против?", "А есть ли другие кандидатуры?", "Что ты сам думаешь о Макрине, Август?" - вопросы сыпались градом, Постум только поворачивался к репортерам, но не успевал отвечать. Наконец он выкрикнул:

- Макрин - палач! Ничтожество! Он погубит армию. Можете так и написать: он погубит армию!

- Почему выбран Гней Рутилий? Разве он не слишком молод? - тут же сразу двое или трое полезли с вопросами. - Из-за того, что отец его погиб в Нисибисе?

Один из репортеров говорил с сильным акцентом. К тунике его была приколота тессера со знаком "Лондиний-кронос".

Август не стал отвечать и вернулся в курию. Во всяком случае, в Альбионе точно узнают, что он был против назначения Макрина. А значит, узнают и в Империи. Нелепо. Он, римский император, надеется на помощь Лондиния. Впрочем, не только на помощь Лондиния. У него есть союзники куда страшнее. О них вообще лучше не говорить.

Он полагал, что встреча с прессой пройдет куда эффектнее. Она мыслилась как маленькая победа. А вышло путано и как-то некрасиво. На победу никак не походило. Август не без труда подавил разочарование и принял невозмутимый вид.

Заседание возобновилось. Первым делом император потребовал, чтобы в сенат пригласили Гнея Рутилия. Это означало перерыв на несколько дней. Кто знает, может, дух перемен успеет проникнуть в сенат. Но его предложение отклонили. Кто-то вспомнил, что заседание надо бы сделать закрытым. Но сенаторы так привыкли говорить "нет", что отвергли и это предложение. Пресса осталась в зале. Толпа у дверей жужжала встревоженным ульем. Для того чтобы отклонить кандидатуру Рутилия, требовалось две трети сената - четыреста голосов. Набралось четыреста двадцать.

- А теперь голосуем по кандидатуре Макрина! - объявил первый сенатор.

Тут из толпы у входа выскочил немолодой легионер в красной тунике и броненагруднике, но без оружия - входить в курию с оружием было запрещено - и выкрикнул срывающимся голосом:

- Седые комары! Совсем сдурели! Макрин! Какой, к Орку, Макрин! Вы же всех погубите! Император, спаси! Император!

Несколько человек в черных туниках двинулись к ветерану, рассекая толпу. Взметнулась рука. Сверкнуло лезвие. Короткий хрип - и человек, захлебываясь кровью, рухнул на пол. Крики ужаса, проклятия, визг. Сенаторы, сидевшие в первых рядах, кинулись на пол, пытаясь забиться под кресла. У дверей началась давка - люди с форума пытались прорваться в курию, чтобы узнать, что там происходит, хотя радио транслировало заседание сената, и голоса разносились по всему форуму. Свидетели убийства рванулись вон из здания. Крики людей, затоптанных и раздавленных, доносились даже в зал заседаний. И вся эта фантасмагория была раскадрована высверками фотовспышек.

Вигилы бездействовали. Несколько исполнителей дрались с ветеранами-легионерами.

Бенит усмехнулся в лицо юному императору:

- Вот первые плоды твоей глупости, мой мальчик. Первые трупы. Так что ступай-ка лучше в Субуру. С девками ты обращаешься лучше, чем с сенаторами.

- Пусть сенаторы проголосуют по кандидатуре Макрина, - потребовал Август.

- Хорошо, - Бенит удовлетворенно кивнул. - Проголосуем. Но запомни: ты сегодня мне очень не понравился.

Порядок был кое-как восстановлен, отцы-сенаторы выползли из-под кресел и заняли свои места. Кандидатуру Макрина поставили на голосование. "За" - четыреста один голос. Постум усмехнулся. А кто говорит, что один человек ничего решить не может? Один голос - и Макрин утвержден.

Власть - это всегда мистерия безвыходности. Вернее, выход один - в безумие и беззаконие.

Август поднялся и вышел из курии, не дожидаясь конца заседания. Ликторы с трудом прокладывали ему дорогу в толпе. Репортеры все еще суетились вокруг. Август ничего не сказал. Вместо него охотно ответил знаменитый писатель Неофрон:

- Бенит, конечно, мелок, но он всегда уважал армию. И я уважал его - до сегодняшнего дня.

"Как хорошо было бы, - подумал Постум, - если бы меня сейчас убили. Мне бы не пришлось переживать эти мерзкие тошнотворные, отвратные, грязные, фекальные минуты..."

Ему казалось, что его сейчас вырвет.

Из курии император явился мрачнее тучи. Ожидалось, что молнии враз ударят и испепелят все вокруг. Так и вышло. Гроза разразилась. Забегали слуги, на кухне возникла краткая паника. Лишь преторианские гвардейцы, охранявшие Палатин, оставались невозмутимы. Ясно было, что Август устроит очередную попойку и будет дебоширить до утра. Обо всем этом было тут же доложено соглядатаям Аспера и Макрина. Бениту эти сведения не поступали: они были из рядовых.

И вскоре в триклинии началась шумная и безобразная пьянка. Позвали мимов, но через час актеры были изгнаны. Буйству Августа не должно быть лишних свидетелей - этот принцип свято соблюдался на Палатине.

Незадолго до полуночи вся компания с пьяным пением вывалилась из дворца - как знакома была эта сцена гвардейцам - и принялась грузиться в пурпурную "трирему". Но тут из покоев Августа выбежал Квинт, пьяный лишь наполовину, и путано принялся объяснять, что Гету плохо и змей вот-вот откинет хвост. Да, именно хвост, поскольку копыт у него нет. Крот кинулся звонить в "скорую", остальные, спотыкаясь и плача, побежали обратно - выносить Гета. Вскоре вся компания явилась вновь, на руках их, стеная самым жалостливым образом, висел огромный, весь туго спеленатый бинтами змей. Тут и "скорая" подкатила. Змея загрузили в машину и увезли в сопровождении Гепома. Постум залился пьяными слезами и кинулся Философу на грудь. Потом завопил уже вовсе бессвязное и погрозил черному небу кулаком.

- Куда мне идти?! Куда?! - кричал Август, обращаясь к небу.

- В Субуру, куда ж еще? - подсказал Крот.

Ничего подозрительного в этой сцене не было, хотя от нее сильно отдавало театром. Подозрительным было другое: в Субуре император не появился. Осведомитель Макрина так и не видел императора этой ночью в "Медведе". Но агент не доложил об этом начальству, потому как ему не сообщили, что Август покинул Палатин.

А пурпурная "трирема" каким-то чудом исчезла с улиц Города. На три потрепанных авто, выехавших порознь через Аппиевы ворота, никто не обратил внимания. Авто мчались по Аппиевой дороге, не снижая скорости. Каждый дорожный патруль мог оказаться ловушкой. Каждый раз, завидев постовых на обочине, Постум клал ладонь на рукоять парабеллума. Он не знал, будет ли стрелять. И сможет ли стрелять. Все зависело от того, раскрыт ли их маленький маскарад. Элий, в отличие от Постума, был абсолютно спокоен. Порой с ним бывало такое: ощущение своей немыслимой силы и предчувствие удачи, победы. Сейчас был как раз такой миг.

Они уже миновали Тарацину, и здесь их остановили вигилы.

- Не останавливаться! - приказал император Кроту, - Мчи!

- Останови, - возразил Элий. - Иначе нас прикончат.

- Все равно прикончат.

- Нет. Это вигилы.

- Ладно, тормози.

Авто императора и его спутников остановились, но на дорогу вышел один Элий. Немолодой вигил подошел к нему, направив луч фонарика в лицо.

- Слава Вулкану! - приветствовал его Элий.

- Ты что, вигил?

- В прошлом. Два года служил в молодости. У меня был выбор: Второй Парфянский или служба в вигилах.

- И ты выбрал "неспящих"? - недоверчиво хмыкнул вигил.

- Именно.

Пожилой охранник погасил фонарик, помолчал.

- До самых Митурн на дороге нет исполнителей. Пока. Так что поторопись... Элий. Да защитят тебя Вулкан и Геркулес.

Исполнители всполошились лишь тогда, когда в кладовых нашли четырех связанных осведомителей, да еще один отыскался в бельевой: этому досталось больше, парень получил удар тупым предметом по голове и валялся без сознания. Кинулись обыскивать покои Августа и прежде всего триклиний. На дне кратера и в бутылках нашли лишь воду и сок. Вся эта пьянка, вопли и пьяные слезы были сплошным лицедейством.

Но это открытие ничего уже не меняло: Август со своими спутниками уже добрался до Митурн. Авто выехали прямо на набережную. Линкор "Божественный Юлий Цезарь" стоял на рейде. Офицер с линкора расхаживал по набережной и курил. Машина Постума остановилась в нескольких футах от того места, где пришвартовался катер. Беглецов тут же доставили на борт. На линкоре подняли императорский виксилум, и "Божественный Юлий Цезарь" вышел в Тирренское море.

С борта линкора Август послал радиограмму Бениту:

"Неотложные государственные дела заставили меня отбыть из Рима".

III

Август порой бывал слишком самоуверен, доверяясь своей гениальной четвертушке. В этом была его сила и слабость. Одновременно гений и человек, он сам нашептывал указания своей человеческой сущности.

Три года назад Постум, следуя подсказке Гета, этого свидетеля многих имперских тайн, слабостей правителей и уловок не слишком радивых слуг, завел как бы между прочим совершенно легкомысленную дружбу с командой линкора. Он их одаривал с истинно императорской щедростью. Август часто выходил в море, изображая, что это всего лишь увеселительные прогулки, хотя ни разу на борту не устраивал тех мерзких дебошей, которыми прославился в Риме. Напротив, здесь он был подлинным императором, и моряки относились к нему всегда только как к своему главнокомандующему. При этом он сумел для каждого сделать что-то совершенно особенное, важное, исполнить тайное желание, выступив сразу как бы в трех лицах, - гладиатора, гения и бога. Бенит, сбитый с толку очередным спектаклем, считал, что Август в глазах моряков заслужит лишь презрение, и не препятствовал.

Едва получив радиограмму, Бенит тут же приказал капитану "Божественного Юлия Цезаря" вернуться в порт. Ответ пришел не сразу: капитан предпочел выиграть время. И лишь через три часа Бенит получил наконец сообщение: "Подчиняюсь императору". Бенит взъярился. О, как взъярился Бенит! Отдать приказ напасть на линкор, несущий императорский вексиллум, он не мог. А захватить без шума линкор с экипажем в полторы тысячи человек, линкор, имеющий девять одиннадцатидюймовых орудий и двенадцать шестидюймовых, шесть торпедных аппаратов и главный броневой пояс двенадцать дюймов, было немыслимо. Что оставалось Бениту? Лишь прошипеть по-змеиному самодовольному Макрину:

- Ты должен выиграть для меня войну. Иначе тебе конец.

- Не волнуйся, я все могу. Я - начальник над гениями. Значит, выше гениев, - провел небольшую логическую выкладку Макрин и улыбнулся, довольный своими необыкновенными откровениями.

- Что-то библионы твои были не в чести! - неожиданно съязвил Бенит. - Неофрон куда лучше пишет. Надо было Неофрона назначить префектом претория. К тому же он бывший гвардеец.

Лицо Макрина пошло пятнами. Он хотел назвать Неофрона дураком, но не посмел: на письменном столе Бенита лежал последний том Неофрона под названием "Пустыня XXXII".

Постум вошел в свою каюту и растянулся на ложе. Через полчаса в большом таблине корабля назначен военный совет. Но прежде чем появиться перед всеми и обнародовать безумный план действий, Постум заперся в каюте с отцом.

Итак, наконец Август в открытую сразился с Бенитом. И первый удар разбил ему лицо в кровь. Но Постум не упал, он на ногах. Момент был не самый подходящий. Но подходящего можно прождать всю жизнь и не дождаться.

- Как ты думаешь, Философ, что теперь сделает Бенит?

- Отправит Макрина воевать с монголами.

- Макрин погубит новые легионы. И так Пятый легион целиком в плену. А войска Макрина монголы уничтожат. Ты же знаешь Бенитову доктрину - он велит солдатам кидаться на варваров с мечами в руках. Он в плену собственных фантазий и требует от подданных их воплощения.

- Как любой правитель, - уточнил Элий. - Человек - капризное существо.

- Так что же делать?

- Кто командует экспедиционным корпусом в Готии?

- Цезон Галл, легат Восьмого легиона. Брат сенатора Луция Галла.

- Не лучший выбор. Как полководец он - ничтожество. - Элий задумался. - Но все равно стоит попробовать. Ты - император, то есть главнокомандующий. Явись в лагерь и потребуй передать командование лично тебе. Правда, полномочия Бенита еще не истекли... - Элий задумался. - Если бы тебе уже исполнилось двадцать, то Цезон Галл был бы просто обязан тебе подчиниться.

- Мне исполнится двадцать в четвертый день до Нон июля, - напомнил Постум, как будто опасался, что Элий мог забыть день его рождения.

Тот кивнул - он помнил число. Вот только не знал, как сжать время, которого слишком много осталось до роковой для Бенита даты. Так всегда в жизни: ждешь слишком долго, бесконечно долго, все нужные события промелькнут, все случаи упустишь. А когда наконец дождешься, времени вдруг останется до смешного мало. Оказалось, что все растрачено на ожидание. Там были - годы, а сейчас - миг. Он ждал двадцать лет, чтобы явиться на помощь сыну. И вновь еще не его час.

- Судя по данным разведки, которые я получил от Рутилия, минуя "Целий", монголы нападут раньше. Ну пусть даже в июле я буду уже иметь право. Что тогда? За считанные дни уже ничего не сделать.

- Если Цезон Галл согласится тебе подчиниться, ты арестуешь Макрина и вызовешь в лагерь Гнея Рутилия. Он сможет организовать оборону.

- Но ты не уверен, что Цезон Галл мне подчинится?

- К сожалению, не уверен. Он даже может попытаться тебя задержать. Так что возьми с собой две центурии морской пехоты. А лучше три. Для охраны. Цезон Галл побоится действовать с большим шумом.

Август кивнул. Да, Цезон Галл побоится действовать открыто. Тем более что "Целий" доносил (опять же лично Августу), что часть легионеров на стороне императора, а не Бенита, особенно после неудачной аферы в Африке.

Если бы можно было удержать варваров на несколько месяцев от нападения! Элий подумал о Трионовой бомбе. Будь у Рима сейчас бомба, они могли бы это сделать. Но он сам остановил Триона. Ошибся? Или все же был прав? Вопрос не из простых: можно ли ошибку Бенита исправить с помощью бомбы?

- Может, договориться с Бенитом... - попытался рассуждать вслух Постум. - Он, конечно же, зол на меня, но я бы попытался немного его пошантажировать и...

- Нет! - пресек его сомнения Элий, будто мечом рубанул, отсекая напрочь сомнения. - Никаких договоров с Бенитом. Его место на помойке. Ты его пережил. Теперь - твое время. Его время вышло. - И хотя он говорил негромко, Постуму казалось, что Элий выкрикивает эти слова.

- Погоди! - Постум затряс головой. Ему показалось, что отец рассуждает о вымышленном мире. - Так в политике не поступают.

- Здесь речь не о политике - о чувстве времени. Сейчас - твое время. Бениту могут подчиняться все легионы Империи, а тебе - одна когорта. Но ты выиграешь. Потому что когорта эта пойдет с тобой, а его легионы пошлют Бенита к Орку в пасть.

Никто из советников Постума не говорил с ним так. Не потому что не смел, а потому что никто из них не оперировал такими категориями. Даже поучения Гэла, гения, были по-человечески мелочными и практическими. Никто не рассматривал категорию времени как элемент политики.

Постум был ошеломлен.

- Значит, я должен...

- Смотреть на него как на человека, который остался во вчерашнем мире. Он опасен. Но он в клетке своего "вчера". В "сегодня" ему не выйти.

Император поднялся, прошелся по каюте.

- Значит, я обязательно выиграю? - спросил, сдерживая улыбку.

- Нет. Не обязательно. Но Бенит обязательно проиграет.

- Если честно, то проигрывать не хочется, - признался Постум. - Так что постараемся выиграть.

С точки зрения политика, слова Элия могли показаться бредом. Но Постум чувствовал, что отец прав. И еще почувствовал, что именно в эту минуту должен вручить отцу давно приготовленный подарок. Прежде медлил. Теперь решился. Император поставил перед Элием на стол плоскую коробку.

- Открой! - не попросил - приказал.

Элий взялся за крышку, и у него задрожали руки. Он уже понял, что в коробке. Развязал ленты, но снять крышку не мог. Посмотрел на Постума. Тот торжествующе улыбался.

"Только бы он не сломался... Только бы смог все свершить... Мой мальчик..."

Элий открыл коробку. Внутри лежала новая белая тога гражданина и поверх - указ императора о присвоении Гаю Элию Перегрину римского гражданства. Отныне он должен именоваться Гай Элий Мессий Деций.

ГЛАВА X

Игры Постума против Цезона Галла

"Наконец боги перестали нас сдерживать. И сколько свершений за последние годы! Марк Максим изобрел пулемет. Появились автоматические винтовки. Авиация развивается ускоренными темпами. Танки и самоходные орудия поступают на вооружение нашей армии. И всего этого мы были столько лет лишены по воле богов! Да здравствует ВОЖДЬ!"

"Император продолжает свою увеселительную прогулку..."

"Акта диурна", канун

Нон мая [6 мая.]

Осе бумаги Бенита начальник канцелярии Аспер первым делом клал на стол Сервилии. Это была ее маленькая победа, о которой никто не знал, кроме Аспера. Цена этой виктории не столь и высока: несколько свиданий много лет назад, которые тешили не похоть - тщеславие Аспера, а в жизнь Сервилии внесли малую толику разнообразия. Аспер считал, что Сервилия просматривает бумаги из любопытства. Но Аспер был недалек, как большинство выдвиженцев Бенита, - они не должны были затмевать господина. Не все документы после просмотра поступали на стол Бенита. Две или три бумаги вполне могли остаться у Сервилии. Дымок от сгоревший бумаги долго не выветривался потом из таблина. И чтобы легче заметать следы преступления, Сервилия начала курить. Это придавало ей стильности. В свои пятьдесят с небольшим она еще умела произвести впечатление.

Многое в жизни угасает как бы само собою. Женская красота и литературные кружки. Кружок Сервилии распался несколько лет назад не столько из-за старения хозяйки, сколько из-за усилий ее супруга. Как-то само собой вышло, что большинство сочинителей переселилось в Альбион, Кумий оказался подле императора, а к Неофрону Сервилия никогда не благоволила. С тем большим вниманием она просматривала деловые бумаги и переписку Бенита.

Вот и сегодня она вынула из папки один из листов. В бумаге говорилось о доставке груза в Виндобону из соседней Франкии. И груз этот был - самолеты. Их везли поездом в разобранном виде. Доноситель спрашивал: что делать? Помешать? Пропустить? Без личного указания Бенита он не смел действовать. Бенит руководил в Империи всем, все нити держал в своих руках, сделавшись самым незаменимым и самым гениальным. И, разумеется, не успевал уследить за всем. Катастрофически не успевал. И сейчас не успеет.

Сервилия несколько минут внимательно изучала бумагу. Потом положила ее не обратно в папку, а к себе в стол. Сегодня, в подходящий момент, она эту бумагу сожжет. Да, лучше бы она это делала ради Александра. Но в последние дни Сервилия вынуждена была признать, что ее сын Александр способен лишь наполнять латрины фекалиями.

Печальный итог, но, если вдуматься, закономерный. Не надо было выходить замуж за идиота. Тогда и дети не окажутся дураками. Другое дело - гений. Именно гений. Она всегда думала о своем первом любовнике с приятным сожалением. Год проходил за годом, а теплота тех минут не истаивала с годами и всякий раз оживала, стоило лишь вспомнить о том, единственном свидании. Гимп... О, сколь много обещали те мгновения у реки! Она уже воображала себя повелительницей мира. Супруга гения... а в будущем... мать незаконнорожденного ребенка. Какой крах! Ей, уверенной в том, что она - первая в Риме, - как пережить сокрушительный удар? Ее гордость, ее амбиции - все было растоптано. Сколько сил ей пришлось приложить, чтобы в конце концов стать первой... Или почти первой...

Теперь бывший гений Империи занят примитивной игрой. Хозяин алеаториума - вот итог его карьеры. Сервилия тоже играет - была бы охота играть. Не то чтобы она полюбила внука, но ставка на Постума стала неизбежной. Да, Элий мерзавец и поступил с нею подло. И дочурка Летиция хороша! Сервилия никогда не забудет их подлости, но Постуму она поможет. Другого выбора у нее нет.

Сообщение о прибытии императора не встревожило командира Восьмого легиона и не удивило. Когда император вошел в таблин его принципария, Цезон Галл поднялся. Но встал он не торопясь, будто нехотя. Легат не должен так вести себя с императором. А коли ведет, то считает себя больше чем легатом, или императора уже не считает за такового. Вслед за Августом вошли два его телохранителя и еще два человека явно не военного вида. Невелика свита. Разговор длился всего несколько минут. Август говорил путано и неубедительно. Несколько раз повторил "Я - твой главнокомандующий". И еще что-то про Макрина, про его литературное прошлое и кровавое настоящее. Макрин - глава исполнителей, то есть глава тайных агентов, палачей...

Постум почувствовал, что его слова не убеждают легата, и замолчал, мельком бросил взгляд на одного из своих спутников - седого человека неопределенной наружности. Цезон мог бы признать в нем искалеченного воина, но воина в отставке и к тому же сомнительной славы.

- Так ты, Август, собираешься лично командовать армией? - спросил Цезон после неловкой паузы.

- Я - главнокомандующий.

- Это я понял. И ты лично берешь на себя командование легионами?

- Да, конечно.

- Тогда попроси своих спутников удалиться, и обсудим детали предстоящей компании. Раз ты - главнокомандующий... - Цезон Галл уже не скрывал издевки.

Постум понял, что попался, как идиот.

"Через два месяца этот тип будет ползать на коленях передо мной", - подумал Август мстительно.

Но до той сладкой минуты два месяца, которые надо прожить. Постум только сейчас сообразил, что легата устраивает назначение Макрина. Палач-сочинитель будет лишь игрушкой, актеришкой, а командовать станет Цезон Галл. Так, во всяком случае, рассчитывает легат.

- Итак, я слушаю. Каков твой план предстоящей кампании, Август?

- Я ничего не собираюсь обсуждать, - попытался вывернуться Постум. - Ты должен подчиняться мне безоговорочно.