Чтение 14–й страницы книги ~Автоматная баллада~

— Думаю, — тихо произнес он, — тебе показалось, что в огне им будет прохладней.

Бульоном Швейцарец накормил ее сам, не позволив сделать ни одного лишнего движения.

— Повязки могут сползти, — пояснил он. — А целебная мазь стоит дорого.

Мазь была хорошая — сейчас девушка почти не чувствовала боли в распухших пальцах. Осталась только память о ней — дикой, ошеломляющей, накатывающей яростно-багровой волной — и о холодном, словно родниковая вода, голосе из-за края сознания.

Потом Швейцарец принес одеяло и помог девушке завернуться в него — все теми же ловкими, аккуратно-выверенными и… на миг она почти с ужасом подумала, что эти движения можно было бы назвать нежными.

Сам он устроился в двух шагах от нее — просто лег на плащ и, скрестив руки под головой, принялся внимательно разглядывать усеянное звездами небо над лесом.

Она не знала, о чем он может думать, а если бы могла узнать, то наверняка бы удивилась.

Швейцарец думал о ней — и улыбался. Мысленно, разумеется.

И вспоминал.

«А вот если… — голос Старика звучал еще скрипучее обычного, — ты возьмешь щенка и станешь бить его и ласкать абсолютно случайным образом… знаешь, что он подумает?»

«То же, что и этот комочек под одеялом», — мысленно закончил Швейцарец. Даже не глядя в ее сторону, он отлично знал, что она сейчас не спит, а смотрит на него.

Смотрит… и пытается понять.

А-а, к черту все, подумал он. Прав был Агеев…

— Я не злой! — громко сообщил он перечеркнувшей черный небесный бархат туманности. — И не добрый. Я — рациональный. А теперь — спи! Завтра будет долгий день.

И. звезды мигнули ему в ответ.

Сам Швейцарец спать не собирался. Пока. Слишком уж много ему необходимо было продумать и лучше сделать это спокойно, не на ходу. Час-полтора он урвать ото сна вполне может.

А вот ей надо выспаться.

Ей…

Отвечая на вопрос Тайны, он ничуть не кривил душой — те немногие косвенные обрывки воспоминаний, которые чертово снадобье выцепило из серой пелены забытья, были для Швейцарца хоть и не ключевыми, но и отнюдь не маловажными фрагментами мозаики. Лгал он в другой момент — когда говорил о своих мотивах.

Тридцать-тридцать пять процентов. Именно это число выщелкнули костяшки счет в его голове тогда, в коридоре. Вероятность того, что личная игрушка одного из иерархов могла знать что-то важное. Вероятность, достаточная, чтобы окупить риск — не столь уж большой дополнительный риск, потому что к той минуте Швейцарец уже твердо решил уходить шумно.

Шум был для Швейцарца ответным ходом в предложенной иерархом Дяо Игре — как очень надеялся Швейцарец, ходом, НЕ относящимся к разряду «естественных». И для шума требовался повод, хороший, убедительный, а раз так — почему бы в кои-то веки не сделать доброе дело, да еще с тридцатипроцентной вероятностью отыграть при этом пешку.

Тогда он не мог и предположить, что пешка…

Перестань! — скомандовал Швейцарец сам себе. Времени мало, и тратить его на дурацкие отвлеченные темы… девчонка — фактор в уравнении, не более! А присмотреться к этому фактору детально у тебя еще будет множество, целая прорва возможностей.

О главном надо думать, о главном!

Швейцарец усмехнулся, вспомнив, что поначалу Старик сопровождал данную сентенцию щелчком — как правило, ложкой — по вихрастой макушке.

Итак! Девица — по крайней мере, на момент побега — Анна, дочь… единственная и любимая, заметим… одного из ближайших к персоне Самого иерархов неожиданно срывается в побег, захватив с собой горсть милых девичьему сердцу безделушек типа американской винтовки, золотых из папочкиного сейфа и одного из преданнейших делу Храма гвардейцев. Причины?

Темна вода в облацех, с уверенностью можно заявить лишь об отсутствии стандартной — никто и не думал побуждать девицу Анну стать суженой для нелюбимого старца… или молодца. Равным образом посягнуть на честь обожаемой дочурки… перзамвторсекпред ЦК, если я правильно понял эту их дурацкую систему… так вот посягнуть мог безнаказанно позволить себе разве что Сам. Однако ж по слухам, близким к достоверным, основатель и глава данного балагана к женщинам равнодушен… к мужчинам, мальчикам, а также крупному и среднему рогатому скоту, впрочем, также — аскет он у нас, бережет свою внутреннюю энергию для великих целей.

Что же тогда? Любофф? Дочка сановника и гвардейский десятник, это, конечно, мезальянс… но знают ли в Ордене столь сложное французское слово? Вернее, знала ли его любимая и, как непременное следствие, балованная юная дурочка? Сомневаюсь… по крайней мере, она должна, обязана была попытаться разыграть «я хочу-жить-без-него-не могу»…

Да и такой ли уж мезальянс? С детьми, по крайней мере, законно признанными, у товарищей иерархов не так, чтобы очень. Искать подходящую кандидатуру вне Храма… до королевских балов, мысленно хихикнул Швейцарец, наш доморощенный феодализм еще недоразвился, пока еще не только потенциальные Золушки, но и мачехи слишком озабочены вопросами повседневного выживания. А это! сержантик, Энрико… не безусый юнец, отмечен, увенчан и так далее — с таким зятьком, если его преданность и впрямь не будет вызывать сомнений, вообще-то можно было бы рассмотреть немало интересных комбинаций.

Конечно, любофф и логика — вещи, как показывает жизнь, мало совместимые, но все же…

«Ее обучали самые лучшие учителя, — вновь прошелестел в ушах Швейцарца вкрадчивый голос иерарха Дяо. — Особенных же успехов она добилась в кэндо… и математике».

Дяо… Дяо не похож на человека, способного пукнуть без пяти минут предварительных расчетов. Кэндо и математика…

Швейцарец честно попытался вспомнить все, что ему было известно про японское фехтование. Без агеевской отравы выходило не очень — вспоминалась лишь история об основателе школы Иаи-дзюцы10.

Впрочем, и пилюля навряд ли сумела бы выцепить из его памяти что-либо существенное.

Хорошо. Леший с ним, с кэндо, — что есть фехтование вообще? Дурость, говорил Старик, когда ты, в очередной раз насмотревшись или начитавшись каких-нибудь пиратов-мушкетеров, принимался браво размахивать воображаемым абордажным тесаком а ля нож кухонный. Дурость, повторял он, и немедленно перестань ею маяться — для сверления в мишенях отверстий существуют куда более подходящие предметы, называемые пулями, а ножом тебе еще хлеб резать.

Припомнив эту картину, Швейцарец вновь усмехнулся: нож на его поясе, серповидная смерть из лопатки самолетной турбины, для резки хлеба подходил неважно — а вот с неосторожно подставленными шеями дело обстояло строго наоборот.

Вспоминаем дальше? Вспоминаем…

Реально значение остро заточенных железяк было ничтожно уже в эпоху Наполеона, а то и раньше… Старик прерывается, смачно хрумкает луковым пером… смысла тратить часы обучения на это вроде бы и нет, но с другой стороны… знание хотя бы основ рукопашного и штыкового боя вызывает у бойца пропорциональное увеличение самооценки вкупе со сбалансированным проявлением реалистичного восприятия окружающей опасности. Фехтование — туда же! Когда у бойца боллз накачиваются равномерно с мышцами — это правильно!11

Так… уже теплее…

Лежать на камнях больно… в особенности когда по твоей спине неторопливо прохаживаются два сапога… отнюдь не пустых.

Даже в шинковании, лениво цедит Старик, даже в пресловутом шинковании ближнего своего железяками различной степени кривизны и заточенности главное — именно выбор правильной стратегии. Не важно, запомни, не важно — пистолет у тебя в руках, двуручный меч, украдкой подобранный камень, горсть песка или кукиш без масла. Если правильна стратегия — ты победишь! Если же ты умудрился загнать себя в стратегическую жопу… что ж, шанс выкрутиться на тактическом уровне у тебя, возможно, останется. Но! Учти — на каждого выкрутившегося Македонского в науке истории припасено по десятку Ганнибалов, Карлов Двенадцатых, Наполеонов и прочих блестящих тактиков, одержавших кучу блестящих же тактических побед и в итоге блистательно просравших все и вся.

Горячо? Пожалуй, что совсем горячо.

В черном бархате над его головой начали медленно разворачиваться пастельные полосы. Когда-то, вспомнил Швейцарец, это сияние звалось северным… когда-то… до войны.

Анна… Аня-Аннушка добилась в шинковании, тьфу, в фехтовании успехов. Особенных успехов, сказал наш ничего не говорящий впустую иерарх Дяо. И — математика. Аннушка умеет считать, умеет мыслить стратегически… эге, да, похоже, товарищ Дяо чуть ли не открытым текстом намекнул, что Анюта у нас не по годам расчетливая сука, достойная наследница своего высокопролезшего папаши. Если это и в самом деле так, подумал Швейцарец, то бедному десятнику Энрико можно лишь посочувствовать — как и любому другому, кого эта барышня возжелает использовать в качестве подстилки для вытирания сапожек.

Так?

Так, да не совсем.

«В кэндо… и математике». Дяо, Дяо, дятел ты долбаный, почему же ты назвал обе дисциплины. Почему «и»? А и Б сидели на трубе, А упало, Б пропало… И служило в КГБ?

Швейцарец вздохнул.

Черт, может, я вообще слишком много думаю? Излишне богатое воображение иной раз способно навредить куда хуже, нежели отсутствие этого самого воображения напрочь. Может, на самом деле этот Дяо вовсе не Ришелье с Фишером в одном лице, а обычный перекрасившийся партайгеноссе? И я тут навосстанавливал скелет динозавра по косточкам курицы из позавчерашнего бульона? Устроил мысленную дуэль с ветряной мельницей?

Нет. Я был там, я видел эту жирную хитрую тушу. Иерарх Дяо — это очень умная, нет, очень, очень умная сволочь. И я молился, если бы знал, как это делать… молился бы, чтобы он был в этом проклятом замке, когда я… Прекрати! Прекрати и забудь, не смей даже думать об этом — до срока!

Швейцарец резко сел. Закрыл глаза. Медленно — очень медленно — досчитал до сотни. Выдохнул. Прислушался. Кровь в висках стучала привычно-размеренно… глупость какая, он что, детектор лжи собрался обманывать, по той забавной стариковской методе…

Глупость.

Думай, голова, думай, зло приказал он. Папаху куплю, атаманом назовусь.

Анна… почему же ты вдруг сорвалась с места и бросилась вместе с этим десятником через всю нынешнюю Ойкумену? Что погнало тебя? Неужели это и в самом деле были четыре слова, которые один из подручных иерарха Бура выкрикнул своему шефу, не обращая внимания на замершую у стены полуразобранную куклу?

Принято радио на немецком!

Звезды кололи глаза холодными лучиками-льдинками. Швейцарец моргнул, с силой потер виски… задавил начавший было накатывать из глубины зевок.

Немецкий — это да, это было сильно. Ладно бы английский либо, скажем, французский — второй основной, если верить книжкам, язык Канады, не представлявшей собой особо важной мишени. Ну или все же испанский. Хотя Латинскую Америку должна была здорово пришибить отрыжка Судного дня — серия потрясших израненную планету «природных» катаклизмов. Старик говорил, что им одних цунами должно было хватить выше крыши — большинство крупных городов там были приморскими…

А немцы… по обеим Германиям, что называется, «от души» помолотили тактическим ядерным еще до Апокалипсиса. Плюс океанские воды… откуда, черт побери, там возьмутся уцелевшие? С мощным радиопередатчиком, способным пробиться через электромагнитное безумие нынешней атмосферы.

У этого вопроса был и другой ответ, но сейчас Швейцарец сознательно придерживал его — хоть и считал куда более вероятным. Подождет… до встречи со Стариком.

Итак, храмовники принимают радиограмму — и меньше чем через две недели Анюта учиняет побег. Не в пустоту, не абы куда — девушка явно имеет перед собой четкую цель… на Западном побережье… или еще дальше? За Волжским морем, в землях, где водятся драконы, как любили писать на старинных картах… то есть мутанты… а может, и не водится там никто, даже тараканы, а есть лишь спекшаяся в шлак почва, все еще сочащаяся невидимым ядом. Старик уверяет, что если американцы сумели запустить хотя бы половину своих баллистических «пташек», то вся европейская территория Советского Союза превратилась бы в сплошное пятно радиации. 300 рентген в час. Физическая смерть всех и всего от Бреста до Урала включительно. Минус правительственные бункеры и те, кто в ракетных шахтах и прочих укрытиях. Впрочем, Старик в этом вопросе пессимист — Судный день отпечатался в его душе куда глубже, чем у прочих… и порой мне кажется, что я знаю — почему.

Случайно выцеженная из хаоса мирового эфира радиограмма — и побег. Будем считать, что между этими двумя событиями существует прямая связь, или как? Наверное, все же будем — за неимением иного внятного объяснения.

Разумеется, за ними высылают погоню… до ближайшей станции Транссиба. Интересно, подумал Швейцарец, у них и в самом деле нет чего-нибудь, способного настичь уже севших в поезд беглецов, или было решено, что цель не оправдает расхода столь ценного ресурса? Вроде бы в одном из «оккупированных» Орденом районов имелась пара «Ми-8» «на лету»…

…и уж всяко можно было предупредить своих агентов по телеграфу — в жизни не поверю, что Храм не успел завести таковых по крайней мере на пять-шесть узловых к западу.

А потом иерарх Дяо решает нанять меня.

На что же ты рассчитываешь, а, жирный сукин кот? Чего ты ждешь от меня?

Выполнения заказа? Нет, в подобную глупость ты не верил и секунды. Тебе наверняка известно, как я «исполнил» парочку подобных заказов — в Колышеве и потом, в Верхнем Ирыме. Ты должен это знать, просто не мог не знать.

Что я перебью храмовых охотников и попытаюсь сам настичь Анну и выведать у нее разгадку? Как вариант… но что же он дает лично тебе?

Или ты просто воспользовался первым же подходящим поводом, чтобы затащить меня в Храм и показать? Показать, что Храм давно уже готов к первому подвигу Геракла… а после того, как некий охотник за головами вычистит скопившийся навоз, в освободившуюся тронную залу неторопливо прошествует некто «весь в белом»?

Допустим… и пока что на этом допущении остановимся. Спать пора.

Швейцарец не мог знать, насколько точно у него получилось угадать план иерарха Дяо.

* * *

Не знал этого и Шио, которому в отличие от Швейцарца возможность спокойно уснуть в ближайшее время могла обломиться только в мечтах.

— Что, доволен? А? Ты — доволен?!

— Не совсем, — чуть помедлив, отозвался толстяк. — Парень все же сумел удивить меня. Я не ждал, что его уход будет настолько… эффектным.

— Надо же. Великий Дяо и вдруг признает, что чего-то не ждал!

— А еще, — словно не слыша возмущенного соратника, задумчиво произнес Дяо, — я не совсем понимаю, для чего ему потребовалась девчонка. Как источник информации она — почти-ноль…

— Может, он на нее попросту запал? — буркнул Шио. — Как-никак целую ночь его эта *** ублажала. Может, у ней и впрямь на это дело немереный талант… то-то Бур сейчас раненым топтыгиным ревет!

— Бур вопит потому, что счел кражу девки личным оскорблением, — отмахнулся толстяк. — Сама же по себе она никакой ценности не представляла. Ни для Бура, ни для кого…

— …кроме твоего любимого стрелка!

— Да, — толстяк, нахмурившись, с очень сосредоточенным видом пощипывал нижнюю губу. — Зачем-то ему она понадобилась.

— Б**, да забудь ты об этой девке! — взвизгнул Шио. — О другом думай! Нам дали три недели, чтобы изловить этого проклятущего Черного Охотника! Три недели! Слышишь ты, умник!

— Трудно не услышать, — поморщился Дяо. — Своих ушей не жалко, так хоть бы мои поберег.

— Ушей?! Мать твою растак, да через три недели ты свои уши будешь жрать, обжаренными в свином сале! И радоваться, что легко отделался!

— Посмотрим.

— На что! На что, бля, посмотрим?!

— Ты притчу про ишака Ходжи Насреддина знаешь? — неожиданно спросил Дяо.

— Что?! Про какого, нах, ишака?! Что ты мелешь!

— Однажды, — толстяк вновь приступил к ощипыванию собственной губы, — эмир Бухары призвал Ходжу к себе во дворец и спросил его — сможет ли Ходжа научить человеческой речи любимого ишака эмира? Смогу, ответил Насреддин, за десять лет и десять тысяч таньга. Эмир согласился, но пригрозил, что, если через десять лет ишак не заговорит, голова Ходжи украсит собой кол на главной площади Бухары.

— Когда же, — с усмешкой продолжил Дяо, — друзья Насреддина спросили, зачем он взялся за это безумное дело, ясно ведь, что ишак не заговорит ни через десять лет, ни через двадцать, ни даже через сто, Ходжа ответил им так: десять лет — это долгий срок. За это время могу умереть я. Может умереть, да продлит аллах его дни, наш сиятельный эмир. И, наконец, может умереть этот ишак.

— Ты хочешь сказать… — хрипло прошептал Шио.

— Я хочу сказать, — фыркнул толстяк, — когда имеешь дело с нашим новым другом Швейцарцем, то целых три недели — о, это очень, очень долгий срок.

Глава 9

Кто-то от водки пьянеет,

Кто-то от травки балдеет,

Пулеметчик решил, что он летчик,

Вот беспредел!

Кто-то израненный стонет,

Кто-то в болоте тонет,

Пулеметчик разбежался по полю

И взлетел —

Мина…

АЙСМАН

Он ждал патрулей с собаками или кем похуже — бродили неясные слухи, что клановцы, то ли сами, то ли с помощью нескольких пленных болотников, сумели приручить икхаа. Верилось в эти слухи не очень — по мнению Шемяки, мозгов у этих двухметровых ящериц хватало ровно на то, чтобы издавать перед атакой тот самый шипящий звук, из-за которого они заработали свое имя. Заставить же икхаа выполнять какие-то более осмысленные действия… бывают, конечно, на свете чудеса, но чтоб такие…

Он опасался патрулей, но дело вышло еще паршивей — вернее, могло бы выйти. Если б Анна не сумела в изменчивом лунном свете разглядеть тоненький паутинный отблеск в паре метров над тропой.

Вторая проволока была натянута точно под первой, и вот ее различить в траве было совершенно нереально — не зная, где и что именно высматривать.

— Умные мысли есть?

Ответа он не ждал, но, к немалому удивлению, получил.

— Это детектор, — Энрико напряженно всматривался в заросли справа от тропы. — Давно… до войны еще… на заставе нам лейтенант от нефиг делать целую лекцию прочел. Вот эта, — он качнул головой, — хрень скорее всего среагирует на металл. А то б они после каждой зверюги сюда галопом бы неслись.

— Хорош заливать-то, — неуверенно произнес Шемяка. — Откуда у этих клановских долбо*** такой умной штуке взяться? В нее ж небось всякая там электроника нужна, вместе с радио. Лапочки на реле и другие штучки-дрючки…

Скуластый издал хриплый смешок.

— Проверим?

— Не… так уж и быть, поверю…

Айсман злился. Во-первых, этот поганый детектор здорово путал его планы. Возвращаться назад, искать другую тропу — так можно до рассвета здесь проковыряться. Во-вторых же… во-вторых же, Шемяка понимал, что повел себя глупо: Рик выдал реально дельную мысль. А он принялся возражать, и вовсе не потому, что у самого имелись куда более умные идеи — просто ему не нравится, что, ступив на твердую землю, Энрико с каждой минутой ведет себя все уверенней.

— А твой лейтенант не объяснял, случаем, как эти штуковины дурить?

— Объяснял.

— Ну и?

— И ничего! — вмешалась Анна. — Ты-то сам… если б тебе про болота прочли одну-единственную лекцию черт-те сколько лет назад, много б ты наследопытствовал?

— Ладно-ладно, — примирительно буркнул Айсман. — Я ж ничего, просто для уточнения…

— Он ведь много чего изображать может, — сказал Энрико. — Насчет металла это я так, пальцем в небо. А вдруг это и вовсе какой-нибудь телефон местный.

— Ага, — прищурился Сергей. — На двух оголенных проводках. Абонент Скелет-1, в-з-з-з-з, — он махнул рукой, словно крутя воображаемую ручку, — вызывает абонента Берег болота-3. Перестань. Уж настолько-то в этой технике даже я разбираюсь.

— Да все что угодно это может быть, — устало вздохнула Анна. — Даже просто два проводка. Взяли и повесили поперек тропы, наблюдательных умников вроде нас отпугивать.

— Тогда б уже чего-нибудь яркое соорудили, позаметней! — возразил следопыт. — А то ведь эти проволочки в бессолнечный день фиг ли кто разглядит. Под копыта же смотреть особого желания не возникает.

— Я же сказала «наблюдательных»…

— На одних наблюдательных полмотка проволоки жирно будет. В городе-то ею не сильно разживешься… вон, трамвайные провода еще Степка-Щука посдирал и вывез на двух грузовиках.

— На грузовиках? По болоту?

— А в чем вопрос-то? Шлепалки на колеса приделал и поехал себе.

Он еще раз глянул на проволоку — тонкая нить едва заметно серебрилась, и отчего-то ему показался насмешливым этот призрачный отблеск. Висит, зараза блескучая, и насмехается…

— Сбоку, что ли, обойти попробовать?

— Можно…

Шемяка понятия не имел, как может быть устроен загадочный зверь «детектор», но здравый смысл упорно нашептывал: большой участок эта штука перекрывать не может. Все ж не прежние времена, когда у охранников всяких там военных объектов типа найденной им с Сашкой в прошлом рейде ракетной шахты, чуть что, пи-пикала лампочка, и сразу становилось ясно — нарушение периметра происходит напротив третьего колпака, У покосившегося столба. А клановцам откуда столько лампочек взять? Одно дело — тропу перекрыть и совсем другое — растянуть эту дуру поперек леса. Да и не шибко-то по лесу на Большом Острове за кем-нибудь погоняешься, заросший джунглями бурелом… разве что на тяжелом танке, да и то не везде.

— Попробуем сбоку, — решительно заявил он. — Вы, эта… капюшоны поплотнее натяните, а то свалится сверху какая дрянь.

— Зеленые клещи?

— А? Нет, здесь своей заразы хватает.

«На беличье гнездо бы не нарваться», — запоздало подумал он, осторожно раздвигая Сашкиным стволом лианы. Белки на Большом Острове водились, точно, — по крайней мере, водились раньше, до клановцев, уж хоть одно полезное дело эти уроды могли бы сподобиться совершить — найти и уничтожить гнездовья тварей. Впрочем, будь это гнездо поблизости, во-первых, не было бы тут никакой тропы… или же была, но с костяками через каждые пять шагов — инстинкт территории у белок что надо. Так что нет здесь никакого гнезда… скорее всего… нет, и точка!

Соображаловка помогала слабо — Шемяка ощущал, как дрожат от напряжения подхлестнутые нервами мышцы… и уже раза три с трудом сдержался от порыва изрешетить очередью похожий на пушистый столбик силуэт. Разумеется, все три раза силуэт на поверку оказывался простым листом.

А в следующий миг из темноты навстречу ему стремительно и абсолютно бесшумно вымахнула змеиная голова — едва ли не с его собственную размером.

ВИЛЬ

— Как тебе мой новый нарядик, а? Ну, скажи, на кого я в нем похожа?

— На попугая, — спокойно произнес Швейцарец.

Полина, кажется, ждала от него подобного ответа.

— Умеешь ты, Виль, поднять женщине настроение подходящим комплиментом. Чего-чего, а этого у тебя не отнять.