Чтение 14–й страницы книги ~Поводыри на распутье~

И замолчал, давая возможность подумать. Пэт поняла, что для продолжения разговора она должна задать ПРАВИЛЬНЫЙ вопрос. Грязнов хочет увидеть, какие выводы способна сделать девушка из начальной информации. Что ее заинтересует?

— Почему распались корсары?

— Угадала.

Кирилл улыбнулся:

— Верхушку вагона ликвидировала СБА.

— За что?

— Корсары занялись продажей «синдина».

— Это обычное занятие вагонов? — после паузы спросила Пэт.

— Одно из обычных занятий, — жестко ответил Кирилл. — Вторая сторона ощущения безграничной свободы, которое дает жизнь в вагоне. Бешеная скорость, когда ты летишь по трассе, ветер в лицо, друзья рядом, а самое главное — никаких запретов и ограничений, с которыми живет

обычный человек. Это кажется настоящим… до тех пор, пока не приходит время платить за бензин, за подзарядку батарей Ллейтона, за пиво, за аренду комнаты, за еду, в конце концов!

— Ты хочешь сказать, что другого пути нет? Неужели нельзя днем работать, а ночью кататься?

Она чуть не сказала: как я. Не сказала. Вспомнила, что не у каждого есть богатый… отец.

— Редкость. Мотоцикл не хобби, это жизнь. Особая система ценностей, идеи, ориентиры. Жить при этом второй, обычной, жизнью сложно. Да и владельцы компаний не любят связываться с байкерами.

— Не доверяют?

— Не доверяют, — подтвердил Грязнов. — Я знаю только одного убежденного байкера, который имеет солидную работу в Сити. Заметь — в Сити. Он блестящий аналитик, и корпорация закрывает глаза на его увлечение. У остальных перспективы не радужные.

— Торговля наркотиками?

— В том числе. Некоторые вагоны держат механические мастерские, но это скорее исключение, чем правило. Еще занимаются организацией гонок, ставками и снимаются в «реалити-шоу». Слышала термин «blood road»?

Пэт качнула головой: — Да.

— Каналы щедро платят за прямые репортажи о гонках без правил. Никакого монтажа, все по-настоящему: скорость, ветер в лицо и кровь.

— Ведь есть компьютерная графика.

— Нарисованные гонки хороши: есть возможность показать детали, снять зрелищные сцены, но они все равно останутся нарисованными. Когда же байкер по-настоящему разбивает голову, это выглядит не столь эффектно, зато цепляет, дергает за душу. Зрителю нравится. Иногда на старт выходят двое, иногда целыми командами: пять на пять, десять на десять. Адреналин, азарт, кровь — всего в избытке. — Грязнов помолчал. — Кстати, на счету Карбида четыре победы. А это — очень весомый аргумент.

— Насколько эти гонки лишены правил?

— Запрещено стрелять. Обходятся дубинками и цепями.

— Понятно. — Пэт холодно прищурилась, обдумывая услышанное. — Чем еще занимаются вагоны?

— Если достаточно сил, могут обеспечивать защиту лавочникам в каком-нибудь районе, по договоренности с местной канторой, разумеется. Торговля наркотиками. Сутенерство. Иногда терроризм, но очень редко. СБА не любит террористов и распространителей «синдина», все знают, что если вычислят — убьют, поэтому стараются не рисковать.

— Давай вернемся к свамперам, — предложила Пэт. — Чем они занимаются?

— Вагон молодой, и свамперы пока не определились. Пример корсаров научил Карбида осторожности, поэтому он выжидает. Держится за маленькую мастерскую, официальным владельцем которой считается Рустам Лакри.

— Рус?

— Совершенно верно. Один раз вагон принял участие в командных гонках, но проиграл, потерял двух парней и пока не выражает желания повторить опыт. — Кирилл за%

для байкеров стабильного источника дохода, вагон распадется. Очень скоро ему придется сделать выбор.

— Но пока они не определились, — задумчиво повторила Пэт.

анклав: Москва

территория: Аравия

Фабрика пищевого производства № 4

всегда найдется тот, кто подбросит дрова в горящий

костер

«Введенный на границе Аравии и Кришны режим ограниченного перемещения не изменил обстановку: сегодня ночью, как и предсказывали эксперты, столкновения продолжились. Наш храбрый корреспондент Михаил Засолов…»

Изображения пылающих улиц передавались практически по всем каналам новостей. Но пока — без особой истерики. Сожженные мобили, разбитые витрины, толпы недовольных — все это не было обыденностью, но происходило достаточно часто. Люди понимали, что Аравия на грани, однако продолжали надеяться на СБА, знали, что в преддверии карнавала уличные войны Кауфману не нужны. Крупные планы техники, подтянутой к нагретым территориям, появлялись на экранах едва ли не чаще кадров с горящими мобилями и должны были, по замыслу пропагандистов, успокаивающе подействовать на толпу. Но непосредственно в Аравию патрули СБА не заходили. Кауфман не хотел будоражить и без того возбужденных людей, не желал давать лишний повод для ярости и приказал ограничиться демонстрацией силы. Расчет строился на том, что бунтовщики, осознав, что блокированы на территории, потеряют самое главное — чувство врага. Беспорядки в собственном доме никому не нужны, и те, кто обладает в Аравии реальной силой и авторитетом, приложат максимум усилий для успокоения соплеменников. Ночь, может быть, следующий день, и конфликт потухнет. Ярость, злоба слишком сильные эмоции, чтобы владеть человеком долго. Они уходят. Если их не подпитывать.

— Блин, как же здесь воняет!

Запах резкий, неприятный. Словно прокисший растворитель смешали с экскрементами. Плохой запах. Режущий глаза, глотку.

— Не ори!

— А кто нас услышит?

— Я сказал: не ори.

Дрон, один из парней Карбида, недовольно кивнул и продолжил делиться впечатлениями шепотом:

— Все равно воняет.

— Везде воняет, — пробурчал Рус.

— И на наших фабриках тоже?

— Везде.

— Но ведь у нас совсем другую жратву делают! Не кошерную.

— Кошерная у евреев. А у мусульман она как-то иначе называется.

— Вот видишь! Потому она и воняет.

— Ерунда, — негромко и как всегда бесстрастно произнес Кимура. — Все фабрики воняют одинаково.

Глаза у Кимуры такие же бесстрастные, как голос. Сейчас, в тяжелом фабричном сумраке, это не важно, но днем они просто щелки — узкие и неприступные. Кимура самурай, но не настоящий, полукровка, болотник, потому он со свамперами, а не с островитянами, гоняющими по Сашими.

— Ты жрачку аравийскую пробовал? — осведомился Дрон.

— Пробовал.

— Она воняет. Поэтому и на фабрике этой воняет! Сказал и гордо отвернулся, довольный тем, что утер желтомазого. К Кимуре Дрон относился немного свысока, но в спорах, как правило, уступал.

— Все фабрики воняют, — повторил почти-самурай. — Соя, химия и трансгенная картошка. Они везде одинаковые. И смешивают их везде одинаково.

— Я же велел заткнуться! — негромко прорычал Карбид, и Дрон, собравшийся было оспорить последнее заявление, умолк.

Четверо байкеров шли по огромному цеху, механические кишки и желудки которого с сопением, шипением и пыхтением перерабатывали вонючую массу. На мгновение Русу показалось, что он находится в пищеводе гигантского дракона, и парень с трудом сдержал рвоту. Ее вызвал не запах. Ее вызвало понимание, что он сам не раз питался продуктами с этой фабрики, что запихивал в себя хлюпающую в чанах и колбах массу. Котлеты, лапшу, курицу, рыбу… В последних залах чавкающая слякоть растекалась по нескольким рукавам, изменялась, приобретала форму, чтобы завтра появиться на столе в виде лепешки с сыром или стейка. Но путь байкеров лежал к истокам вонючей реки, туда, где смешиваются ингредиенты. Они видели, из чего на самом деле состоят продукты, и Рус вдруг поймал себя на мысли, что еще долго не сможет прикоснуться к еде.

Теперь понятно, почему фабрики автоматизированы.

— Дрон, давай к дверям!

— Понял.

— Кимура…

Но самураю не надо напоминать об обязанностях: он уже возле терминала. Там место оператора, а потому всегда горит лампочка дежурного освещения. Рус увидел, как Кимура склонился к монитору, как его пальцы забегали по клавиатуре. Пальцы живы, пальцы торопятся, а глаза — бесстрастные черные щели.

«Ему на самом деле безразлично?»

Часа через три торговцы начнут забирать с фабрики продукцию. Изменившая форму масса потечет в рестораны, кафе и уличные лотки. Рус представил людей, жующих бутерброд, и прошептал:

— Дерьмо.

— Меня тоже чуть не вырвало, — откликнулся Карбид.

«Тебе тоже безразлично?»

Но Карбиду не безразлично. Карбид дергается. Рус слишком хорошо его знает, чтобы понять, что скрывается за напускной удалью. Нервничает. И не выпускает из рук зеленый шарик в целлофановой обертке.

Дерьмо — это то, что мы делаем, — пояснил Рус, не сводя глаз с зеленого мячика.

— Тебе не по хрену эти уроды из Аравии?

— Мне не по хрену то, что мы делаем. Я чувствую, что сам урод.

— Тогда чувствуй себя богатым уродом, — отрезал Карбид. — Ты ведь знаешь, сколько нам заплатили?

— Знаю.

— Вот и закрой варежку.

Карбиду нужны деньги, и он готов кинуть зеленый мячик туда, куда велел хмырь из «Ускорителя». Альфред? Черта с два он Альфред! Хмырь хочет потравить арабов, а Карбиду нужны деньги.

— Дерьмо, — повторил Рус.

Он сам не понимал, что здесь делает. Он сопротивлялся до последнего. Уговаривал, убеждал, требовал. Но натыкался на непонимающие взгляды.

Деньги.

Лакри переругался со всеми, а потом пошел на фабрику.

«Потому, что мы друзья?»

Или потому, что не верил, не мог поверить, что они это сделают.

Усилия Кимуры наконец принесли плоды: люк самого первого и самого большого бака, фактически цистерны, открылся. Карбид торопливо взобрался по металлическим скобам лестницы и бросил в бак зеленый мячик. Но почему-то задержался наверху, замер, а через мгновение донеслись характерные звуки — Рус понял, что Карбида вырвало.

Все кончено.

— Они все равно ни хрена не поймут, — весело проговорил Карбид, спускаясь вниз. — Мы можем помочиться в эту бочку, а они ни хрена не поймут! Химия, мать ее!

— Они не успеют ничего понять, — бросил Рус и в третий раз повторил: — Дерьмо.

— Альфред же сказал, что будет вспышка отравлений. — Карбид угрюмо посмотрел на приятеля: — Без смертей.

— Ты ему веришь?

— Альфред так сказал, — пожал плечами Карбид. Ему безразлично.

Рус отвернулся.

Кимура покинул освещенный пятачок, и теперь это была лишь черная тень среди железных кишок и пластиковых желудков, по которым течет отравленная река.

* * *

анклав: Москва

территория: Университет

запах осени — запах умирающих листьев

ищущие знаний должны протоптать тропинку к ученой скамье

Для подавляющего большинства тех, кто открывает по утрам глаза, корпорации и Анклавы — жирные пиявки, высасывающие кровь из простых людей, стран и континентов. Для некоторых они — стабильный источник благополучия. Для небольшой группы — инструмент колоссальной власти и могущества. И лишь совсем немногие видели в Анклавах надежду. Да, в основе идеологии независимых корпораций лежало получение прибыли. Да, верхолазы плевать хотели на социальную политику и занимались ею только для того, чтобы избежать потрясений. Да, они поставили всю Землю в зависимость от себя. Но именно разработки ненавидимой всеми «Фарма 1» позволили наладить производство синтетической, но дешевой еды, которая закрыла для общества проблему голода. Объединенные усилия энергетических монстров помогли преодолеть последствия Нефтяных войн и дали мировой экономике еще один шанс. И в основе этого лежала не прибыль, а наука. Независимые корпорации остались единственными на планете структурами, которые вкладывали деньги в исследования, и не только в те, которых требовали текущие задачи, но и в долгосрочные, фундаментальные программы, рассчитанные на будущее. Способные совершить революцию в науке. Поведение это не имело отношения к альтруизму. Верхолазы прекрасно понимали, что контролируют Землю лишь до тех пор, пока сохраняют качественный технологический отрыв от государств. Исчезнет он, и корпорации лишатся всех привилегий и вернутся под крыло чиновников. А потому не скупились. Научные центры не испытывали недостатка ни в средствах, ни в кадрах. А Университеты были одними из наиболее пестуемых объектов Анклавов, гигантскими учебными центрами, через которые проходили десятки тысяч людей.

Именно в Университетах можно было прикоснуться к истинной силе независимых корпораций.

К науке.

— На этот раз мы ехали достаточно медленно? — язвительно осведомилась Пэт, останавливая «Плуто».

— На этот раз мы ехали слишком медленно, — ответила Матильда.

— Какие мы храбрые.

— Представь себе — храбрые.

Удивленная Пэт внимательно посмотрела на подругу. Та сняла шлем, тряхнула светлыми волосами и ответила прямым, независимым взглядом.

— Что?

— Ты становишься другим человеком. — Пэт попыталась улыбнуться. Ей почти удалось.

— С тобой станешь. — Матильда поправила рюкзак: — Я опаздываю. Звякни мне, когда соберешься домой.

И поспешила к лабораторному корпусу.

— Чудеса!

Но обдумать произошедшие с Матильдой изменения девушке не дали. Рядом с «Плуто» припарковался желтенький, в тон опавшим листьям, спортивный мобиль, из которого высыпали три веселые девчонки.

— Пэт, привет!

— Приветики!

— Ты написала доклад?

— Ты уже слышала про Андрея? Его папаша сказал, что если он сдаст зимнюю сессию без троек, то полетит на «Гагарин Sol», представляешь?! На станцию! В космос!

— Там круто! Я видела передачу…

— А представляешь, что Андрюха ответил? Говорит, не хочу туристом на орбиту! Хочу спейс-слалом.

«И правильно!» — едва не вырвалось у Пэт. К счастью, она успела прикусить язык, и увлеченные болтовней подружки ничего не заметили.

«Не забывай о мелочах, — напутствовал ее Кирилл, рассказывая о нюансах новой жизни. — Мелочи тебя спасут. Или погубят».

В жизни Патриции Грязновой спейс-слалома не было. Так что не ей делиться о захватывающем и неповторимом чувстве, которое охватывает пилота шаттла при виде миллиардов звезд, до которых, кажется, можно дотянуться рукой. Ее дело восхищенно поддакивать и завистливо вздыхать, слушая о щедром предложении, которое сделал непутевому отпрыску богатый капер.

Чертовски трудная задача в восемнадцать с небольшим.

Моратти обеспечил Урзака всем, что тот потребовал: любая информация, доступная СБА, помощь находящихся в Москве агентов Цюриха, деньги, запасные «балалайки» и, разумеется, документы на все случаи жизни. Как ни странно, но в мире нанотехнологий и практически поголовного подключения к сети удостоверения продолжали играть свою роль: удостоверять личность. Многоуровневая система защиты, которую невозможно применить в «балалайках», почти со стопроцентной точностью гарантировала проверяющим, что перед ними именно тот человек, который указан в документе. Жетоны безов, личные карточки пилотов и космонавтов, удостоверения каперов, паспорта обычных жителей Анклавов — все они выдавались СБА. Надо ли говорить, что в коллекции Банума не было ни одного фальшивого документа? Настоящих, правда, тоже не было — только поддельные. Но проверку они могли выдержать любую.

Можно не беспокоиться.

И наслаждаться прохладой солнечного осеннего утра.

Насвистывая и пиная желтые листья, Урзак не спеша прогулялся по аллее до административного корпуса, уверенно отыскал кабинет начальника отдела кадров, вошел не постучав, властным жестом оборвал открывшего рот мужчину и продемонстрировал жетон:

— СБА. Проводится расследование. Мне нужен доступ к личным делам студентов первого курса.

Перемена после первой пары пролетела незаметно. Помимо щедрого предложения, которое получил их сокурсник, появилась новая тема для разговора: пошел слух, что Лейла Атанесян, заносчивая брюнетка из параллельной группы, собирается претендовать на титул Королевы Осени. Взбудораженные свежей сплетней, девушки занялись обсуждением недостатков внешности Лейлы, которое продолжилось и во время лекции, и во время следующего перерыва. Утомленная болтовней Патриция воспользовалась моментом и сбежала в кафетерий, где ее отыскал Илья.

— Пэт, привет! — Дементьев приземлился на соседний стул. — Хорошо, что ты одна.

— Девчонки придут минут через пять.

— Черт!

— Ты их стесняешься?

Пэт забавляла робость востроносого приятеля. Ну да, все понятно: детдомовское детство, бегство из России, главная страсть жизни — математика, но ведь нельзя же быть таким рохлей! В присутствии особ противоположного пола Дементьев терялся, краснел и с трудом мог связать два слова. К Пэт он привыкал больше трех недель и теперь мог общаться более-менее свободно, а вот в присутствии Матильды…

— Я по поводу нашего разговора, — быстрым шепотом произнес Илья, наклонившись к уху девушки. — Насчет гонки без «балалайки».

— Нашел выход?

Пэт спросила тоном… не самым заинтересованным. Чувствовалось, что тема перестала ее волновать. Илья на мгновение запнулся.

— Ты будешь гоняться? Или все отменилось?

— Ничего не отменилось.

— Тогда слушай: я придумал…

— Знаешь, — Пэт улыбнулась и положила ладонь на руку молодого человека, — я тоже думала и поняла, что вчера вела себя неправильно. Похоже, я была слишком… — Коротенькая, едва заметная пауза: она не хотела произносить «напугана». — Была слишком зла на свамперов. В общем, я сама справлюсь.

— Сама?

— Ага.

Она ответила с улыбкой, но в глазах девушки Илья увидел такую уверенность, что даже не попытался оспорить решение Пэт. Понял, что оно окончательное.

* * *

анклав: Цюрих

территория: Альпийская Поляна

«Замок Ван Глоссинга»

к дракону нужно приходить с подарками

Выборы — это не только интриги и подковерная возня. Не только тайные операции против конкурентов. Выборы — это еще и официальные встречи, деловые переговоры, во время которых приходится отвечать на щекотливые вопросы, налаживать связи и давать обещания. А самое главное — быть искренним. Ведь оценивали собеседники не радужные перспективы, что разворачивал кандидат, а его способность эти самые перспективы реализовать. И слышать они хотели не красивые слова, а факты. Гарантий они хотели. И правды.

Разумеется, Моратти давным-давно поднаторел в искусстве общения с верхолазами, знал, как правильно подать себя собеседникам любого уровня, да и самих собеседников знал как облупленных, ведь на каждого у СБА имелось солидное досье. Но встреча, которую он собрал сегодня, была особенной.