Чтение 14–й страницы книги ~Такси для ангела~

дороге, чтобы ожидание герра Райнера-Вернера Рабенбауэра
было не таким тоскливым). Эта пачка, вернее, одно из писем в
пачке, так испортило мне настроение, что я едва не
пропустила объявление о прибытии самолета "Люфтганзы",
следующего рейсом из Мюнхена.

Письмо было засунуто в блеклый конверт без
обнадеживающего обратного адреса. Я ненавидела отсутствие
обратных адресов: как правило, за ними скрывались
сладострастные пасквилянты, тихопомешанные защитники
литературы Большого Стиля или секс-хулиганы, готовые залить
спермой из своих худосочных брандспойтов любое, даже едва
тлеющее, книжное откровение. Подобные письма я никогда не
показывала Аглае и, как правило, выбрасывала в корзину прямо
на почте. За исключением особо выдающихся или особо циничных
образцов. Они и составили небольшую подборку, которая
хранилась в нижнем ящике моего рабочего стола.

Непонятно зачем я собирала их. Все эти заскорузлые
листки. Все эти с мясом вырванные и испохабленные страницы
из Аглаиных книг с приписками: "Вот, спустил давеча на твою
героиню, полюбуйся. С женой так не получается последние пять
лет..." Или - "Вы не просто графоманка, вы графоманьячка!".
Или - "Я, потомок выдающегося писателя Козьмы Пруткова,
подаю на вас в суд за осквернение великого и могучего
русского языка!".

Предчувствуя нечто подобное, я вскрыла конверт. Из него
выпал листок с одной-единственной, набранной крупным шрифтом
фразой:

"БОЙСЯ ЦВЕТОВ, СУКА!"

Листок не понравился мне. Очень не понравился. Я
работала у Аглаи несколько месяцев и за это время выудила из
почты с добрых два десятка подметных цидулек.

Подать в суд за осквернение великого и могучего - было.

Подать в суд за литературный плагиат - было.

Подать в суд за использование имени и фамилии в
произведении - было.

Но такой странной угрозы на моей памяти не было. Да и
сукой Аглаю Канунникову никто не называл, разве что
очаровательные коллеги по детективному цеху, да и то в
семейном кругу. И при чем здесь цветы?..

Нужно поскорее избавиться от записки и забыть о ней.
Наверняка какой-то сумасшедший, не иначе. Сумасшедший, с
литературным словом "сука" наперевес.

Но выбросить конверт я не успела - появились первые
ласточки с рейса Мюнхен - Москва. И мне ничего не
.ab " +.al, как поднять табличку: "RAINER WERNER
RABENBAUER".

За первыми ласточками последовали менее расторопные
щеглы, потом пришел черед основной стаи, и под самый занавес
косяком пошли неторопливые, слегка потрепанные в боях с
таможней удоды.

Райнер-Вернер оказался бакланом.

Он вышел последним - когда я уже потеряла всякую
надежду на встречу. Баклан приблизился ко мне и сказал:

- Райнер-Вернер - это я. Вы представитель фрау
Канунниковой? Я кивнула.

- А где же сама фрау?

- Я - ее личный секретарь.

Аглая, как обычно, слукавила: Райнер-Вернер не просто
хорошо говорил по-русски. Он говорил по-русски практически
без акцента. Хотя легкий акцент все же был: он живо напомнил
мне специфический говорок завсегдатаев одесского Привоза.

- Меня зовут Алиса.

- Ага. Как "Алиса в стране чудес"?..

- Как "Алиса здесь больше не живет" <Фильм М.
Скорсезе.>, - отрезала я. Терпеть не могу когда начинают
прохаживаться по моему не слишком удачному имени.

- Понятно. А я - Райнер-Вернер. Впрочем, вы это уже
поняли. - Он склонил голову набок и принялся разглядывать
меня самым бесцеремонным образом.

Я тоже не осталась в долгу.

Райнер-Вернер был типичным немчурой из культур-фильма
времен Третьего рейха "Наш вермахт". Коротко стриженные,
зачесанные назад белые волосы, правильной формы череп,
правильной формы глаза, правильной формы нос... А на
монументальном подбородке Райнера-Вернера могла бы
развернуться танковая армия Гудериана. Без всякого
стеснения. И еще осталось бы место для Рейхсканцелярии и
Бранденбургских ворот.

Массивная голова немца была посажена на такие же
массивные плечи. Опустить взгляд ниже я не рискнула: уж
слишком вызывающе бугрились узкие райнер-вернеровские
джинсы. Самые сексуально озабоченные джинсы, которые я
видела в своей жизни.

Так и не дойдя до границ тайной радости нимфоманок, я
снова повернула обратно и уткнулась в левое немецкое ухо с
болтавшимися там двумя серьгами (о, майне кляйне <Мой
маленький (иск, нем.).> Райнер-Вернер, вермахт бы этого не
одобрил!). На мизинце тоже что-то серебрилось, но
рассмотреть перстень я не успела. Немец поправил сумку на
плече и по-свойски обнял меня.

- Что будем делать? - спросил Райнер-Вернер. В его
контексте это прозвучало как: "С какой позы начнем?"

- Я отвезу вас в гостиницу, - сказала я. В моем
контексте это прозвучало как: "Я честная женщина и последний
раз имела секс четыре года назад. По телефону".

- А фрау Канунникова? - В его контексте это прозвучало
как: "Можем и втроем. Она за главную, ты на подхвате".

- Фрау Канунникова ждет вас завтра с утра. - В моем
*.-b%*ab% это прозвучало как: "Займись-ка ты лучше
самоудовлетворением, мальчуган".

Райнер-Вернер понимающе засопел. И больше не сказал ни
слова. В полном молчании мы вышли из аэропорта и погрузились
в такси.

Разговор возобновился только в районе дорожного
указателя "ХИМКИ". Майне кляйне Райнер проводил взглядом
бетонные соты и произнес:

- Давно мечтал побывать в России.

- Вы очень хорошо говорите по-русски, - сказала я
только для того, чтобы что-то сказать. Мечты немецкого
жеребца меня не интересовали. И еще это дурацкое письмо!..

- Моя мать была русской.

- Правда? Просто замечательно.

- Ничего замечательного в этом нет. Она нас бросила,
когда мне было полтора года. С тех пор я ее не видел.

- Извините.

- Ничего. Я уже вырос.

Мы снова замолчали, тем более что на горизонте
замаячила Москва.

- Это Москва? - спросил Райнер-Вернер.

- Москва, - односложно ответила я.

- Давно мечтал побывать в Москве.

- Да, я понимаю. - Гид из меня никудышный, это точно.

"БОЙСЯ ЦВЕТОВ, СУКА!" Первые два слова выглядели как
предупреждение. Последнее было явной угрозой. А этот
странный, так до конца и не подслушанный мной разговор в
кабинете? Тогда Аглае тоже кто-то угрожал. Я понятия не
имела о существе вопроса, зато мне достался ответ: "...не
стоит мне угрожать. И шантаж у вас не пройдет. Это напрасная
трата времени".

А самым удивительным было то, что к воспоминаниям об
этой ночи мы больше никогда не возвращались. Аглая сделала
вид, что ничего не произошло, я подыграла ей, и тема
закрылась сама собой. И еще Ксоло! Чтобы хоть как-то ладить
с лысой тварью, я прочла кое-какие статьи о ксолоитцкуинтли.
Собаки этой породы так и норовят провести ночь в постели
хозяев. Аглая поощряла дурные наклонности Ксоло, она сама
говорила мне об этом. А ту - единственную - ночь Ксоло
провела со мной. Аглая вернулась в кабинет, а Ксоло
осталась.

Это было нарушением правил. Она никогда не нарушила бы
правил, если бы не была так взволнована.

Было и еще одно нарушение: она оставила меня. Хотя
предыдущая соискательница места вылетела только за то, что
один-единственный раз оказалась подозрительно близко от
дверей кабинета. А мне все сошло с рук. Интересно, почему?..
Может быть, она решила, что я услышала гораздо больше, чем я
услышала на самом деле? И на всякий случай решила придержать
меня?..

- Простите! - напомнил о себе Райнер-Вернер. - Я бы
хотел, чтобы вы показали мне вот это... Если, конечно, у вас