спасибо. Но "Збышеком" капрала Валевского не называл никто.
прямо-таки требовала кликухи. Нельзя такому без погоняла. Сперва, не долго
думая, окрестили "Очкариком". Не прижилось. Почему-то не моглось называть
"Очкариком" индивидуума, бесшумно проходившего на учебных через все заслоны
и обкладывавшего объект взрывчаткой по самое "не хочу". Но -- очки-то никуда
не денешь, как слова из песни. Тогда попробовали "Змею очковую". Длинно.
Долго выговаривать. Снова не то.
аквалангов. Командира бригады, осматривавшего арсенал, сии диковины весьма
заинтересовали -- тем более, что Город стоял на берегу теплого моря и как
плацдарм для амфибийных операций использоваться мог вполне. Худощавый
очкарик попросил провести соответствующую учебу -- дно посмотреть, водичку
пощупать. Разрешили.
несколько имитаторов, уточнил контрольные точки и, махнув напоследок
ластами, спиной вперед булькнул за борт мотобота. Остальные, вернувшись на
берег, стали ждать.
несколькими заграничными военспецами уже окончательно потеряли терпение,
хотя время еще было. Акваланга на нем не наблюдалось, ластов тоже,
гидрокомбез куда-то исчез. Очки были на месте.
где должен был появиться боец, что-то заорал, стуча кулаком по столу.
Очкарик же, отдав честь, стоял навытяжку, уставясь в глаза полковнику. Лишь
раз он позволил себе чуть приподнять левую руку и скосить взгляд на
циферблат часов.
имущества, послышалось несколько отдаленных, следовавших один за другим,
приглушенных взрывов. Все, включая резко замолчавшего полковника,
обернулись, тревожно вслушиваясь. Взрывы прекратились, однако ровно через
пять секунд оглушительно жахнуло совсем рядом, метрах в двадцати. Несколько
бойцов инстинктивно легли, брезент палатки качнулся под дуновением легкого
ветерка.
чести своей, самообладание, и оставшийся на ногах, нажал тангент приема и
вся палатка услышала накладывающиеся друг на друга голоса наблюдателей,
выкрикивавших примерно одно и то же: "Взрыв неизвестного устройства в
расположении поста. Жертв нет". Очкарик продолжал стоять, как стоял, а
вечная его сутулость куда-то подевалась.
ненужной на суше подводную амуницию, начитанный Руслан тихонько спросил у
него:
резюме. -- Рептилия, значит.
стали -- больше никто соответствующей подготовки не имел. Редкая профессия.
глубине сибирских руд, пришлись весьма ко двору.
подгруппы подрывников. А по совместительству -- инструктором роты по
диверсионной подготовке.
чересчур жестковато. Порой казалось, что к чучмекам, как он сразу окрестил
своих подчиненных-новобранцев, Рептилия испытывает чувства сродни ненависти.
И, быть может, в чем-то это соответствовало действительности. Не мог он
понять, как те могут столь пренебрежительно относиться к такому требующему
глубочайшего уважения предмету, как взрывное устройство. Человеку по натуре
мягкому, пару раз приходилось ему устраивать показательные расправы, когда
нерадивый чучмек обливался потом, ожидая, когда рванет у него в руках
неизвестная штуковина, наскоро смастряченная инструктором и об устройстве
которой чучмек тот не имел ни малейшего понятия. Штуковины эти в результате
не взрывались, но седых волос "держателям" добавляли. Приходилось и орать,
чего Рептилия вообще терпеть не мог. Вот только по морде никого не бил, хотя
имел полное право. Может, и зря не бил. Но -- не бил.
вписался Рептил в группу сразу и прочно. Несмотря на все шутки, которые
отпускались по поводу его внешности и возраста, а также быстрого захмеления
в тех редких случаях, когда он прикладывался к сливовице -- а он и не
обижался, поскольку сам был записным юмористом -- Рептилию по-своему любили.
Об уважении говорить даже не стоит -- поскольку в спецназе человек, которого
не уважают, не продержится и дня. Загнобят. Ну, а первый же боевой выход
Рептила окончательно расставил все по своим местам. Сам нормально работает,
чучмеки его явно подтянулись -- прижился.
всех, тыловое хулиганство. Кроме того, выходил он иногда и на снайперов
вместе с Русланом, вторым номером, поскольку стрелять любил, хотя и делал
это не в пример хуже своего напарника-аса.
общался только Рептил. Хотя многие местные, на удивление, знали немецкий
довольно прилично. Заран вот не знал, а рядовые -- так половина будьте-нате.
Рептилом, который по-немецки говорил практически свободно, он ограничивался
лишь короткими фразами по делу. Никто так и не узнал, в каком городе Хайнц
родился, сколько ему лет, чем он жил до этой войны. Никто ничего.
Единственное, что о нем стало известно сразу и что впоследствии
подтвердилось неоднократно -- то, что подрывник он классный. Это оказалось
тем более удобно, поскольку Рептил мог с закрытыми глазами работать с любым
устройством, порожденным Варшавским договором, а про западные образцы в
основном лишь читал. Хайнц же -- наоборот. А здесь попадались штучки и
оттуда, и отсюда. Очень удобное взаимодополнение получилось у сержанта
Рептилии с капралом Гестапо.
черта, которую понимающие люди ценят больше других, поскольку встречается
она в природе довольно-таки нечасто. В его присутствии, неважно: в рейде, на
учебе, или просто у костра -- в его присутствии остальные ощущали себя
как... как в танке. Да, как в танке с закаленной толстенной броней. Надежно.
Вроде и не делает ничего такого особенного, просто сидит или идет рядом -- а
все равно надежно. Кто встречал таких людей -- тот поймет, ну, а кому не
повезло -- тому и не втолкуешь внятно. Так вот.
рядовых до командира роты -- к Гестапо? Ведь молчал, молчал ведь, зараза --
а поди ж ты... Рептил -- так тот вообще с некоторого момента стал его тенью
-- хотя, может и наоборот. У них какие-то свои, отдельные отношения
образовались, что окружающие, конечно, заметили, но понять не могли. Не
факт, впрочем, что сами подрывники их просекали. Во всяком случае, не
говорили о том ни разу. Впрочем, о разговорчивости Хайнца уже упоминалось.
"Хайнцем" -- имя короткое, звучное, удобное. Красивое имя, да? Не будешь же
немчуру "Медведем" величать -- не соответствует как-то, хотя внешность
подходящая. Так и звали -- по имени.
офицера, практически целого и совсем живого. Зби, в том захвате, тоже,
вроде, поучаствтвал. Да, точно, поучаствовал. Вышло так, что рейд этот был
не только хулиганским, но и разведывательные задачи перед группой стояли, а
потому "язык" пришелся как нельзя кстати. Но офицер попался молодой, борзый
и отважный. Хуже нет таких допрашивать.
поможет разговорить "клиента". Рептил, по привычке, автоматически перевел
для Хайнца. И тот неожиданно, как всегда, ни слова не говоря, поднялся,
вытащил из ранца какую-то веревочку и пошел вглубь леса, глядя под ноги,
изредка нагибаясь за приглянувшейся ему веткой. Зби с командиром направились
вслед, волоча офицерика. Больше не вызвался никто.
правилам отозвал Руслана, своего первого "замка", в сторону и кратко изложил
ему все, что рассказал офицер -- на случай своей гибели. А рассказал, тот,
как выяснилось, много. Все рассказал. Пока они там обсуждали, Хайнц вернулся
на свое место, а Збигнев долго смотрел на него каким-то очень странным
взглядом, после чего промолвил со свойственной ему лаконичностью: "Гестапо".
Еще один говорун, да.
опущеный. И все вокруг гадали -- с чего бы это. А он не кололся. Как всегда.
3.
ты полез к этой цистерне...
четверо его диверсантов, и тихо ругался, держа правую ладонь на коротко
стриженых волосах Хайнца. Автомат, болтавшийся на ремне, молотил по левому
бедру, временами ударяясь с едва слышным звоном о рукоять "Вальтера".
мудак учил тебя минировать пустые цистерны, а? -- Рептил глядел в лицо
Гестапо, покрытое проступившей через камуфляжный грим и копоть испариной,
стараясь не смотреть на кровавый ливер в развороченном животе, прикрытом
тонким медицинским полиэтиленом.
Роллинс Джеймс
Андреев Николай
Курылев Олег
Сертаков Виталий
Майер Стефани
Свержин Владимир