подбирать другие станции метро, другие вокзалы, другие троллейбусные и
трамвайные маршруты... Согласен?
Самохин говорит не главное. Да, он убедительно обрисовал положение, в
котором оказался Евлентьев, все это так... Но лишь в том случае, если тот
мужик действительно умер... И он спросил, ломая течение разговора:
продохнуть...
я.
проболтаться.
надежда подзадержаться на свободе. Согласен?
пятьсот тысяч... Это твой вчерашний гонорар.
не ставит ли он себя в какое-то странное положение, но, так и не придя ни к
чему, деньги все-таки взял.
Пакет в почтовом ящике, труп на ступеньках, деньги, которые ты мне даешь...
Ведь и козлу понятно, что я их не заработал!
понятно положение, когда человек месяцами, годами, всю жизнь ходит на
работу, ничего не делает, во всяком случае, ничего полезного, но исправно
получает зарплату, премии, выходит на пенсию, по праздникам надевает ордена
и медали...
произошло... Это чрезвычайное происшествие. С таким же успехом тебе мог
упасть кирпич на голову... Все могло быть. Но случилось именно это. Мы
договорились с тобой, ты будешь оказывать мне некоторые деликатные услуги...
Договорились?
воздухом...
сейчас хорошие кожаные кепочки продают в подземных переходах, отпусти
бороду, тебе пойдет небольшая бородка. Весной слишком яркое солнце... Надень
темные очки или почти темные... Это придаст некоторую изысканность. Две-три
новые рубашки с хорошими свежими воротничками...
что произнес Самохин.
достаточно. И потом, если ты исчезнешь на время... Это уже само по себе
подозрительно. Вот тебе еще один миллион, - Самохин решительно вынул из
кармана пачку стотысячных купюр и тут же, на колени Евлентьеву, отсчитал
десять штук. - Забирай, - сказал он, увидев колебания приятеля. - Деньги не
любят долго находиться на солнечном свету. Теряют свое достоинство.
непонятное оцепенение, которое охватило его, когда он услышал о том, что
убил человека. Все это время он разговаривал с Самохиным механически,
бездумно, мысли его были там, на лестничном пролете, в Одинцове.
парней, выражения их лиц, снова переживал и собственный страх, и то
отчаяние, которое охватило его, когда он вырвал из кармана газовый баллончик
и, не раздумывая, окатил газом всех парней. Конечно, длинному досталось
больше всех.
расстояния в десять сантиметров или около того. Да, парень замолчал, он
больше не кричал, согнувшись пополам, и рухнул у чьей-то двери. Он мог там и
загнуться, мог, но ведь газ - это не смертельное оружие, это оружие обороны,
а не нападения, оно не должно убивать...
себя.
а там видно будет. Отвезешь?
денек-второй. А? - спросил он, когда Евлентьев промолчал.
троллейбус и снова оказался на площади Белорусского вокзала. Они долго
стояли у светофора, вокруг них плотно сгрудились машины, это была обычная
московская пробка, которых в последнее время становилось все больше. С
наступлением новых времен резко изменились транспортные потоки, и заторы
теперь возникали даже там, где раньше вообще не было машин.
бросились врассыпную, по нескольким направлениям. Самохин круто взял влево,
еще влево и выскочил на мост. Тверская здесь заканчивалась и начинался
Ленинградский проспект. Через минуту он свернул на улицу Правды, въехал в
чужой двор и там остановился.
Самохин.
потом медленно проговорил, не поворачивая головы:
попытка оказалась не совсем удачной.
хочется оставаться одному. В машине их было двое, обоих объединяла одна
тайна, страшная тайна, и только с Самохиным можно было говорить о ней,
сомневаться, спорить или соглашаться, только с ним и больше ни с кем.
приятеля. - Нас двое. И больше никого. Так будет не всегда, но пока это так.
весенний дождь, смывая последние клочья грязного снега. Капли барабанили по
железной крыше, стекали по ветровому стеклу. По до-"рожке торопились жильцы,
прыгая через лужи, перед самым капотом пробежал мокрый мужик, зажав в кулаке
горлышко поллитровки. Евлентьев механически отметил, что бутылка полная,
нераспечатанная, значит, мужика где-то поджидали...
Проболтаешься.
вышел на мокрый асфальт. Он поднял куцый воротник куртки, сунул руки в
карманы и побежал к арке, которая вела к его дому. Спрятавшись от дождя, он
обернулся - машина Самохина стояла на месте. Евлентьев помахал рукой,
Самохин в ответ помигал фарами. На том и расстались.
упав на диван, он так напряженно смотрел в потолок, словно надеялся увидеть
там нечто обнадеживающее. Анастасия не вмешивалась в его борьбу с самим
собой, поскольку знала наверняка, чем все закончится, - придет Евлентьев,
сядет на пол у ее кресла и все расскажет. А она по такому случаю выключит
звук в телевизоре, запустит пальцы в его волосы и будет, кажется, не только
слушать, но и касаниями своими будет что-то такое-этакое воспринимать.
сначала одну ногу сбросил на пол, потом вторую, рукой ухватился за
подлокотник и наконец встал на ноги. Медленно подошел к креслу и так же, как
вставал, по частям, опустился на серый затертый палас, который служил,
похоже, не одному поколению.
глотали, отстирывали, выводили перхоть и прыщи, и опять возникала знакомая
надпись: "Почувствуй вкус Америки".
подробно рассказал. Вплоть до того момента, когда он расстался с Самохиным,
а тот помигал ему мокрыми фарами, залитыми весенним дождем.
бесновался истеричный мужик. Подпрыгивая и повизгивая, он расхваливал