деревьям. Трудно понять, жив ли кто-то из них.
одежда. А сами пятна - это... люди. То, что от них осталось. Пятна и лужи.
Меня мутит. Отец продолжает говорить - тихо, монотонно, непонятно...
вдруг я вижу небо. Линия горизонта то появляется, то исчезает из поля
зрения. Наконец становится ясно, что истребитель мчится, выделывая лихие
виражи. Что-то случилось. Я вцепился в кресло, отец молчит, заставляя машину
лететь вперед по сложной траектории. В какой-то момент мы меняем направление
полета, и я успеваю увидеть причину нашей паники.
Во второй раз мне удается получше разглядеть это, и становится ясно, Что оно
похоже скорее на паука, чем на кляксу. На исполинского механического паука -
на правильном шестиугольном теле шесть одинаковых изломанных лап-отростков.
шипением отделяются большие сверкающие звезды, которые уносятся в стороны и
гаснут где-то за пределами поля зрения. Я понимаю, что мы стреляем, но
почему вбок, а не в черного паука?
вместо его крепких упругих мышц моя ладонь натыкается на что-то мягкое,
похожее на плохо надутый воздушный шарик. В это время с нашим истребителем
начинают происходить странные вещи. Он то свистит, то кашляет и опускается
все ниже, закручиваясь, как волчок. Я боюсь повернуть голову и посмотреть на
отца - вместо него на соседнем кресле растекается ручейками крови и жира
страшная неподвижная кукла.
успеваю понять, что бегу по острым серым камням, вокруг темнеют скалы, в
одной из них ветер и песок проделали большую дыру, превратив ее в
поставленный набок бублик, а сверху меня накрывает шестиугольная громада с
изогнутыми лапами. Я кричу, закрываюсь руками, и во всем мире нет места, где
я мог бы спрятаться от черной гибели...
дыша и тараща глаза в темноту.
то кричишь, то плачешь... Что с тобой?
произошло, открылась какая-то маленькая дверочка во мне, и за ней была
разгадка. Главное - поторопиться. Не думать ни о чем - и в путь. Я
торжествовал как художник перед незаконченным, но уже состоявшимся полотном.
чайник, доставал из шкафа одежду, рассовывал по карманам предметы
повседневной экипировки, подтягивал кобуру, но мысленно был уже в дороге,
уже планировал, продумывал маршрут, считал, как выиграть во времени.
даже толком не позавтракал. Наконец-то я все узнаю, наконец разберусь и
успокоюсь...
к дежурному, показал свою карточку и объяснил, что мне нужно. Тот порылся в
распечатках, сделал пару звонков и сообщил, что может посадить меня на
транспортный самолет, но нужно торопиться - он вот-вот взлетит. Правда,
добавил дежурный, сидеть придется на ящиках. Меня это устраивало.
все это время я изнывал от нетерпения. После приземления я едва дождался
остановки винтов и помчался к стоянке такси. Пользоваться своим положением и
брать машину у администрации аэропорта или милиции мне не хотелось.
не узнавал, однако объяснил водителю, что мне нужно за город, и даже указал
направление. Я знал, что в нужный момент чутье подскажет, где остановиться.
Водитель посматривал на меня несколько удивленно. Наверно, он впервые вез
пассажира, который не знает, куда ему нужно.
реки, похожий на цифру 5, я понял, что цель близка.
вышел на пустынную дорогу, ограниченную с обеих сторон плотной стеной
ельника. На подозрительный взгляд, которым проводил меня водитель, я не
обратил ровно никакого внимания.
Собственно, никаких мыслей и не было. Меня вело лишь какое-то смутное
воспоминание, настолько хрупкое и тонкое, что оно вот-вот могло порваться и
оставить меня в рассеянности и недоумении: какого черта я оказался здесь, в
сотнях километров от дома, совершенно один.
Я на верном пути. После сеанса у Романа Петровича я вообще решил
внимательнее и серьезнее относиться ко всем сигналам сердца.
еловые ветки, устроив себе душ из холодной росы. Насчет направления у меня
не возникло никаких сомнений.
вид, а галстук я вообще снял и, скомкав, сунул в карман. Вскоре начало
хлюпать в ботинках, от холода застучали зубы. День еще не разгорелся, тем
более здесь, среди плотно стоящих деревьев.
знак того, что идти осталось немного. Может, две-три сотни шагов.
большой поляны, окруженные обломками кирпичной кладки, прогнившими, вросшими
в землю бревнами, зарослями крапивы, а также множеством пустых бутылок,
бумажек и прочего человеческого мусора.
кирпича. Это и была моя цель на сегодня. Я несколько раз обошел вокруг
старого, всеми позабытого жилища, коснулся пальцами холодных камней,
заглянул в окна. Внутри все было, конечно, загажено. Но меня это не очень
интересовало.
я собрал на свой пиджак массу грязи, когда протискивался в него. Еще грязнее
было внутри. Под ногами чавкало, на лицо липла паутина или хлопья пыли. Я
зажег фонарик. Луч выхватил из темноты слежавшиеся кучи древнего мусора и
останки большой собаки, нашедшей здесь свой последний приют.
простукивать стены, сложенные из небольших прямоугольных камней. Один из них
под моим ударом дрогнул. Тогда я достал свой складной нож, открыл
лезвие-отвертку и начал расшатывать камень. Лезвие быстро сломалось. Но и
камень не устоял. Со звонким шлепком он упал в грязь у моих ног. На его
месте открылась черная дыра, из которой тянуло неожиданно сухим и теплым
воздухом. Запах оттуда, шел незнакомый, мертвый, гнетущий.
просто повышибал их ногой. В свете фонаря мне открылся круглый сухой
тоннель, уходящий вниз, и две металлические полосы, проложенные по его полу.
Рельсы...
же не выдержал, обернулся. Конечно, я не увидел за спиной ничего, кроме
стены с неровной темной дыркой. Воображение напомнило мне про лесные заросли
и солнце, разгорающееся среди редких прозрачных облаков. Туда еще можно было
вернуться. Только нужно ли?
мной. Подземный коридор оказался однообразен - только стены и потемневшие
рельсы.
округлую, похожую на галошу вагонетку с каким-то тряпьем на дне.
Рассматривать ее я не хотел, потому что уже появилась тошнота, закружилась
голова и заныли суставы. Мне было не до вагонетки. Я испугался, что
наглотался каких-то подземных газов. Но все равно убедил себя идти дальше.
запели трубы. Я терпел. Иногда казалось, что я на несколько мгновений теряю
сознание и иду как бы по инерции. Потом это проходило. Потом - возвращалось
опять. Стены вдруг становились зыбкими и тряслись, как желе. Я делал над
собой усилие - и шел дальше.
по-настоящему страшно и тесно в этом подвале. Тем более что, поднявшись, я
не вспомнил, куда и откуда иду. Тоннель был горизонтален и одинаков во всех
направлениях. Правда, стены казались уже не такими гладкими и больше
напоминали внутренности природной пещеры.
в направлении, которое огонь указал мне своим подвижным красным пальчиком.
ним прибавились кашель, резь в горле. Я уже не способен был чувствовать
ничего другого, кроме этих мук, и почти не испытал облегчения, когда впереди
мутным пятном загорелся дневной свет. Я вывалился из пещеры и упал на мелкие
камни, напоминавшие речную гальку. Меня снова вырвало.
холод доконал меня, я перевернулся, встал на четвереньки и пополз, не