Чтение 14–й страницы книги ~Маньяк по вызову~

- Выясняли отношения? - поинтересовалась Нинон, снимая с плиты раскаленный чайник, от которого исходили приятные теплые волны.

Я махнула рукой:

- Какие еще отношения? У нас их больше нет. Все наши отношения можно зафиксировать в милицейском протоколе: вопрос - ответ, вопрос - ответ...

- Да? - не поверила Нинон. - А чего же он тогда выманил тебя на улицу, в эту холодрыгу, не мог здесь, что ли, свои вопросы задавать?

- Откуда ж я знаю? - У меня не было намерения скрывать что-либо от Нинон. Лишь бы только она не завелась с утра пораньше. - Все спрашивал меня про Остроглазова. Какое, мол, у меня впечатление о нем, верю ли я в искренность его горя и b * далее...

- Чудеса! - Нинон снова с грохотом опустила чайник на плиту и подбоченилась. - Он уже пол-Дроздовки, арестовал, а вопросы задает про Остроглазова. Ты случайно не пудришь мне мозги? Учти, я все-таки твоя подруга, а потому ваши с сыщиком шуры-муры...

Я взяла в окоченевшие руки чашку горячего чая (это мне московское лето: вчера жарища, сегодня зуб на зуб не попадает), вдохнула бодрящий аромат и попыталась разумными доводами обуздать нездоровое любопытство Нинон:

- Неужели ты думаешь, что я могу что-то иметь с ним после того, как он так поступил со мной?

- Да, в общем-то все так, - не стала спорить Нинон, - он поступил с тобой по-свински, вернее, по-мужски, что, в принципе, одно и то же. У них ведь все просто, они себя не загружают сантиментами, а рассуждают приблизительно так: мне нравится эта женщина, и я ее получу. А что будет потом? Да как-нибудь утрясется. В конце концов, всегда можно сказать: "А ты, родная, о чем думала, где были твоя женская интуиция и женская гордость?"

- Вот именно! - усмехнулась я, Прихлебывая чай. - Они правы. Это ведь война до последнего патрона. Тут, как у великих держав, повсюду национальные интересы и, кто больше их захапает, тот и прав. Интересы моего бывшего состояли в том, чтобы иметь заботливую жену, детей-карапузов и миленькую любовницу, не задающую лишних вопросов. Мои интересы состояли лишь в том, чтобы его любить, а этого так мало для победы. Неудивительно, что я проиграла.

Нинон покачала головой:

- Ох, не нравится мне твоя пораженческая философия. Так можно оправдать что угодно.

- Да никого я не оправдываю, просто пытаюсь смотреть на вещи трезво... - У меня не было ни малейшего настроения спорить с Нинон. - Конечно, можно призывать на его голову все кары небесные, но ведь и я не шестнадцатилетняя девочка, а потому очень странно, что я не догадалась обо всем раньше. Может, просто не хотела догадываться?

- Ну ты просто ангел, - всплеснула руками Нинон, - прямо непротивление злу насилием какое-то, с тебя икону писать нужно. Лично я на твоем месте просто голову бы ему откусила!

Я начала терять свое "ангельское" терпение:

- А чего ж ты Генке голову не откусила?

И тут прямо на моих глазах произошла метаморфоза: боевой дух угас, глаза померкли, да и вся она сникла. Зря я затронула эту тему, слишком болезненную даже для людей с нордическим характером Нинон.

Я бросилась утешать ее, опасаясь горестных слез, но Нинон справилась с собой и тусклым голосом призналась:

- Если бы ты только знала, сколько глупостей я наделала, пытаясь спасти наш брак, как унижалась, какие сцены закатывала... Не лучше, чем эта тупая корова Остроглазова. Даже жалела, что теперь нет ни месткомов, ни парткомов, которые могли бы на него надавить. Теперь ведь a".!.$ и демократия, все проблемы решаются элементарно. Как говорится, развод и девичья фамилия...

Я обняла Нинон, провела ладонью по ее растрепанным волосам, заглянула в близорукие глаза:

- Плюнь ты на него и разотри. Бери пример с меня, ну не вышло в этот раз, выйдет в другой. Ты молодая, красивая, сексапильная, у тебя еще мужиков будет, как звезд на небе. Свет ведь клином не сошелся на твоем Генке, хоть он, конечно, и красивый мужик. Все можно пережить...

- А я ведь знаю, что Генка тебе нравился... - шмыгнула носом растроганная Нинон.

- Откуда?.. - Я даже растерялась. ;

Чего я меньше всего ожидала от Нинон, так это подобной проницательности. Значит, еще в те времена, когда она была "особнячком в переулочке" и смотрела на мир бесстрастными окошками ясных глаз, за внешней невозмутимостью скрывалась душа, способная чувствовать и сопереживать? Не поздновато ли я делаю это открытие? Я чуть не разрыдалась от нежности.

А Нинон вдруг вся подобралась-сосредоточилась, взглянула на часы и объявила:

- Еще успеваем на электричку в десять пятьдесят. Давай быстрей собираться, а то потом будет перерыв три часа.

- Мы едем в Москву? - не поверила я своим ушам.

- Да, мы едем в Москву, - спокойно подтвердила Нинон, - нужно сматываться, пока у меня тут совсем крыша не поехала. Погода опять же испортилась... - Она задумчиво посмотрела в окно.

- А как же... А если там Генка со своей, гм-гм, новой?..

- Будем надеяться, что он еще в Швеции. В конце концов, перекантуюсь пока у знакомых, а как погода улучшится, вернусь. Кроме того, мне даже полезно будет увидеться с Поваровым, должны же мы когда-то утрясти все вопросы, а то получается, что я, как страус, прячу голову в песок. Ты права, пора взглянуть на эту ситуацию трезво и спокойно. Я ведь... В общем, открою тебе небольшую тайну: я тут скрывалась, в прямом смысле скрывалась от жизни, как бы рассчитывала переждать в стороне, но так не бывает...

- Я.., я... - Я хотела сказать, что догадывалась об этом, но Нинон не дала мне договорить, видно, ей давно хотелось высказаться:

- И позвала я тебя на дачу тоже из-за этого. Как последняя эгоистка, думала только о себе. Еще прикидывала, кого лучше пригласить, прежде чем на тебе остановилась. А тебя выбрала только потому, что ты не в курсе перипетий моей жизни, а потому...

- А потому не буду лезть к тебе в душу, - продолжила я за нее.

- Зато я полезла в твою, - виновато улыбнулась Нинон, - ты уж меня прости.

- Чепуха! - сказала я твердо. - Что бы ты ни говорила, мы с тобой были и остались подругами, а мужчины не стоят того, чтобы мы из-за них ссорились.

Мы еще немного постояли, обнявшись, и стали суматошно a.!(` blao в Москву. Мы бегали по дому, перекликаясь и заталкивая вещи в сумки.

Об Остроглазове мы вспомнили только на платформе, спохватившись, что даже не попрощались с ним.

- Бог с ним, - пробормотала Нинон, - я должна немного побыть вдали от всего этого и подумать о себе. Так все совпало...

Подошла электричка, мы с Нинон сели в предпоследний вагон и всю дорогу до Москвы просидели молча, обнявшись. Мы понимали друг друга без слов.

Расстались мы в метро. Нинон пообещала мне позвонить вечером и сообщить, как обстоят ее дела.

Звонок раздался только в половине одиннадцатого вечера, когда я уже совсем отчаялась и рисовала в своем воображении картинку, как Нинон застала на московской квартире Генку с новой подругой. Нинон меня, однако, успокоила:

- Все в порядке. Он здесь пока не появлялся. - А потом добавила:

- Извини, не могу больше говорить. Страшно хочу спать.

Глава 26

Два дня прошли относительно спокойно. Я навела идеальный порядок в комнате, пришила все оторвавшиеся пуговицы, вычистила кастрюли, а также пополнила продовольственные запасы. Кроме того, вечерами я подолгу сидела в прихожей, прижав телефонную трубку к уху, и болтала с Нинон, которая целыми днями носилась по адвокатам и выясняла, как с наименьшими жертвами выйти из затянувшегося бракоразводного процесса, а потому мы никак не могли с ней увидеться.

- И что? И как? - громко вопрошала я в телефонную мембрану, не обращая внимания на недовольный ропот своих коммунальных соседок. Видно, я их здорово разбаловала, когда целыми днями пропадала на работе, если они откровенно тяготились моим большим (а точнее сказать, двухдневным) сидением дома.

А на третий вечер Нинон мне не позвонила. Тогда я сама стала ей звонить, но ее номер упорно отвечал мне протяжными тоскливыми гудками. И это несмотря на то, что я крутила телефонный диск до полуночи с небольшими перерывами, чуть указательный палец не вывихнула. Не знаю, как я дождалась утра, но и утром телефон Нинон молчал. Честно говоря, я забеспокоилась, и в мою голову полезли разные мысли, одна ужасней другой.

Что, если, думала я, с Нинон что-то случилось и это что- то связано с чередой ужасных событий, произошедших в Дроздовке? Так я вспомнила о дыре в ее заборе и клочке белой материи, зацепившемся за куст смородины. Вдруг это тоже важно, а я ничего не сказала Андрею? Может, мне стоит с ним связаться, но как? А номер помощника/который он мне оставил? Я лихорадочно принялась искать свой жакет, ведь в его кармане должна лежать та бумажка, если я ее только не выбросила...

Я облегченно вздохнула, когда бумажка нашлась. Кроме телефонного номера, в ней значилась фамилия Шерстобитов, и только, ни имени, ни отчества. Сначала я хотела позвонить этому Шерстобитову из дома, но вовремя сообразила, что мой разговор будет внимательно прослушан соседкой, а потому отправилась на улицу, к ближайшему телефону-автомату.

- Слушаю, - сердито сказал мужской голос на другом конце провода. Я немного растерялась, а он не стал ждать, когда я соберусь с мыслями, и дал отбой. Пришлось мне звонить в другой раз и теперь уж быть пооперативнее. Сердитый мужчина даже не успел произнести свое коронное "слушаю", а я уже затарахтела:

- Могу я поговорить со следователем по особо важным делам Беловым?..

- Не можете, - последовал суровый ответ.

- А.., ас Шерстобитовым?

- И с Шерстобитовым тоже. Он будет позже, - недовольно буркнула трубка.

Я хотела спросить, когда именно "позже", но мой вопрос предвосхитили короткие гудки.

Ну вот, так всегда и бывает. Когда они нужны, эти Шерлоки Холмсы, их никогда нет, они всегда будут позже.

Я поплелась домой, ломая голову, что мне предпринять. Ну, прежде всего еще раз позвонить Нинон - вдруг она объявилась дома, - а потом отправиться по ее московскому адресу и уже в самом крайнем случае поискать ее в Дроздовке. Я твердо приняла это решение и рысью бросилась назад, в свою квартиру, где, как выяснилось, меня ждал весьма неожиданный и неприятный сюрприз - срочная телеграмма.

Телеграмма лежала на тумбочке в прихожей, а значит, предназначалась мне. Сердце мое почему-то екнуло, руки задрожали, а колени подогнулись. Я и развернуть-то ее решилась не сразу, сначала присела на стул и отдышалась. Когда я наконец ознакомилась с содержанием телеграммы, страх у меня прошел, зато появилось возмущение. А что я должна была испытать, когда перед моими глазами запрыгали печатные буквы, сложившиеся в слова: "Прилетаю двадцать шестого рейсом 1421 Светик".

Минут пять я тупо перечитывала этот идиотский текст, из которого следовало, что неугомонная девица из Барнаула, прежде засыпавшая меня поздравительными открытками, таки решилась отравить мне жизнь своим визитом. Потом я схватилась за телефонную трубку, как утопающий за соломинку. На этот раз я домогалась бывшего супружника Ивана, который несколько дней назад клятвенно обещал мне, что обуздает свою то ли двоюродную, то ли троюродную племянницу.

Увы, и на этом фронте меня ждало жестокое разочарование. Новая жена Ивана дала мне от ворот поворот короткой фразой: "Он в командировке".

Вот так, он в командировке, а я должна расхлебывать эту кашу! Ну что прикажете делать с этой свалившейся на мою разнесчастную голову девицей?

Еще несколько минут я пребывала в совершенной растерянности, если не сказать панике, а потом снова ae" b(+ al за телефонную трубку. Чтобы выяснить, когда и куда прилетает рейс номер 1421. В справочной мне ответили, что самолет прибывает в Шереметьево в одиннадцать утра. А это значит, что в моем распоряжении осталось не больше часа. Гм-гм, а почему, собственно, это должно меня беспокоить? Какое мне дело до троюродной племянницы бывшего мужа, которая зачем-то рвется ко мне в гости и которую я не звала? Пусть сама расхлебывает результаты своей опрометчивости, а у меня и без нее забот хватает.

С другой стороны, она ведь знает мой адрес и запросто может ко мне заявиться, даже если я ее не встречу. И плевать, плевать... Скорее всего Нинон сейчас снова в Дроздовке, вот и я присоединюсь к ней, а эта нахальная барнаульская девица останется при своих интересах, потому что мои коммунальные соседки ее даже на порог не пустят. И правильно, сама виновата! Но уже через минуту мой боевой задор пропал. Я представила себе провинциальную девчонку со старомодным чемоданчиком в руках, которая мыкается по враждебным московским улицам, не зная, куда голову преклонить. Тут же на память пришла история другой провинциалки, той, с милицейской листовки, и на душе у меня стало окончательно неспокойно. Вдруг и с этой случится что- то подобное? А что, разве кто-нибудь может дать гарантию обратного, когда у нас маньяков развелось видимо-невидимо, можно сказать, один на другом. Черт, ну почему, спрашивается, я должна ломать голову над такими неразрешимыми дилеммами: и так плохо, и этак нехорошо.

Стоит ли уточнять, что в конце концов я, как последняя идиотка, приняла решение в очередной раз продемонстрировать свое глупое великодушие, которое еще ни разу не кончилось для меня добром. Повесив на плечо сумку, я выскочила за дверь с намерением отправиться в Шереметьево. При этом меня раздирало от противоречий: я мысленно честила себя последними словами и все же делала то, что совсем не обязана была делать. Еще и в расход вошла, разорилась на такси, поскольку другим способом добраться до аэропорта к прилету барнаульского рейса уже не успевала.

Но, как вы уже, наверное, догадались, мне всегда и во всем везет, как утопленнику. Именно так случилось и в этот раз. Не знаю, каким именно местом слушал меня молодой таксист, машину которого я остановила на проспекте, но завез он меня почему-то в международный аэропорт Щереметье-во-2, а я, пребывающая в тотальном раздрае, обнаружила это обстоятельство, только приступив к изучению расписания самолетов, в котором почему-то не значилось Барнаула, зато присутствовали Мюнхен, Франкфурт и даже Вашингтон.

Когда я это поняла, то чуть не разревелась. И зачем я выбросила деньги на такси, уж лучше бы сидела дома и дожидалась, когда заявится это чудо природы по имени Светик. Конечно, еще можно было попытаться успеть в другое Шереметьево к прибытию барнаульского рейса, но силы меня покинули. Поникшая, я вышла на площадь перед аэровокзалом, решив целиком и полностью положиться на судьбу. Как будет, так будет. Я как раз понуро плелась в сторону автобусной .ab -."*(, когда за спиной у меня раздалось:

- Женя, Женя!

Я замерла, прислушалась, потом решила, что окликают какую-то другую Женю, и прибавила шаг. И тут кто-то осторожно тронул меня за плечо, повторив:

- Жень, да куда ты, постой... Я подняла голову и встретила внимательный взгляд... Генки Поварова, неверного мужа Нинон!

- Привет... - произнесла я растерянно. - Ты откуда?

- Откуда, откуда, - хохотнул Генка, - из Швеции, вестимо.

- Из Швеции? Ты что, прилетел? - захлопала я глазами. Эта неожиданная встреча окончательно помутила мой рассудок.

- Естественно, прилетел, а не приплыл. - Генка выглядел прекрасно: за, то время, что мы не виделись, его природная смазливость

приобрела

благородные

признаки респектабельности. Про европейский лоск я вообще не говорю. На Генке была такая куртка - закачаешься. - А ты что здесь делаешь?

- Я здесь по ошибке оказалась, - призналась я, - поехала барнаульский рейс встречать, а таксист меня сюда завез.

- Да? - приподнял брови Генка. - Тогда чего мы тут торчим? Я поймал машину, садись - заскочим и встретим, кого ты там, кстати, встречаешь?

- Племянницу моего мужа, - выдохнула я.

- Это какого же? - уточнил Генка, подталкивая меня к открытой дверце черной "Волги".

- Бывшего, - пояснила я, - Ивана, если ты не забыл.

- Еще бы я его забыл, чай на одном курсе учились, - хмыкнул Генка. - Как он, кстати?

- Да ничего вроде бы. Ребенок у него есть, мальчик. - Честно говоря, это все, что я могла рассказать о своем бывшем муже.

- Понятно, - кивнул Генка и попросил водителя "Волги":

- Возле Шереметьево-1 притормози.

Тот послушно припарковался на стоянке возле аэропорта, мы с Генкой выбрались из машины и отправились разыскивать Иванову племянницу, что, конечно же, было делом, обреченным на неудачу. Во-первых, самолет давно приземлился, во-вторых, я понятия не имела, как выглядит Светик из Барнаула. А посему, потолкавшись в зале прилета минут пятнадцать, мы с Генкой снова загрузились в черную "Волгу" и устремились в столицу.

Генка сел на заднее сиденье рядом со мной, и до самой Москвы мы вспоминали студенческую юность и обменивались информацией. Генка говорил больше, потому что ему было о чем рассказать, - одна Швеция чего стоила! - я же в основном молчала и мотала на ус. А еще меня прямо-таки подмывало спросить, почему это он, Генка, так неблагородно поступил с Нинон, променяв ее на другую, и где она сейчас, эта подлая разрушительница семейного счастья моей подружки. Несколько раз вопрос готов был сорваться с моих уст, но что-то меня удерживало.

В конце концов я все-таки неуверенно вякнула:

- А Нинон знает о твоем приезде? Генка как-то сразу приуныл:

- Нет, она пока не знает. Для нее это сюрприз, не знаю уж, насколько приятный.

Это уж точно, подумала я.

- Может, стоило ее предупредить? - поинтересовалась я.

- Может, - не стал спорить Генка, - хотя вряд ли это что-нибудь изменит. - И заработал желваками.

Смотри-ка, как серьезно у него , зашло с новой зазнобой, а ведь какая любовь была! В институте он глаз с Нинон не сводил!

- И все-таки вам с Нинон следовало бы обсудить ваши проблемы еще раз, - неуверенно посоветовала я. Честно говоря, не люблю влезать в чужие дела, но тут такой случай, что трудно остаться в стороне.

- Да разве я против, - пожал плечами Генка и отвел взгляд, - я ведь со всем желанием, как говорится. Соглашался на многое глаза закрывать, говорил: одумайся, остановись... Куда там, если она закусила удила, это безнадежно...

Генкин монолог произвел на меня странное впечатление. Такое ощущение, что мы говорили :о совершенно разных вещах.

- Постой, - уставилась я на Генку, - как же ей не закусить удила, когда ты нашел ей замену?

Теперь уже у Генки физиономия стала обескураженной.

- Какую замену? Ты вообще про что говоришь? Я его поправила:

- Я говорю не про что, а про кого. Про Нинон, которой ты предпочел другую.

- Я? Предпочел Нинон другую? - глупо ухмыльнулся Генка. - С чего ты взяла?

- Нинон мне сказала.

- Нинон? А давно ты ее видела?

- Два дня назад. Я была у нее на даче, в Дроздовке, - с готовностью пояснила я.

- Ах да, в Дроздовке, где же еще, - вздохнул. Генка. - И там она тебе сказала, что у меня другая женщина?

- Ну да, - растерялась я, - а разве это не так? Разве Нинон...

- Ну раз Нинон так сказала, значит, так оно и есть, - ответил Генка, и я поняла, что тему пора закрывать.

Мы еще перекинулись несколькими фразами. Я, кстати говоря, сообщила, что московский телефон Нинон почему-то не отвечает.

- Может, она в Дроздовке? - высказал предположение Генка.

А я, торопливо и путаясь в словах, изложила историю дроздовских ужасов, которая весьма взволновала Генку, что, впрочем, было очень даже неудивительно. Он сразу же погрузился в задумчивость и пребывал в таком состоянии до той минуты, как я вышла из автомобиля.

Мы сдержанно попрощались, и уже через пять минут я была дома. Поднимаясь по лестнице, я была почти уверена, что увижу у дверей своей квартиры сидящую на чемодане троюродную /+%,o--(fc моего бывшего мужа. Однако ее там не было. Но она возникла через полтора часа после моего возвращения.

Глава 27

Светик оказалась дебелой девицей, выглядевшей на все двадцать пять, при том что в действительности ей едва исполнилось семнадцать. Из-под обесцвеченной соломенной челки на меня смотрели пытливые серые глазки-буравчики, она словно бы проверяла, насколько реальная "тетя Женя" соответствует заочному образу, который она для себя сконструировала в далеком Барнауле. Похоже, несмотря на юный возраст, Светик была весьма прозорливой особой, поскольку легко и безошибочно просчитала особенности моей психологии. Для этого ей одного взгляда хватило. А тут еще я сама, вместо того чтобы попенять ей на навязчивость, зачем-то стала оправдываться, объяснять, почему я ее не встретила в аэропорту.

- Да ладно вам, теть Жень, - беззаботно отозвалась Светик, перегородившая своим огромным чемоданом всю прихожую. Кстати, этот чемодан поверг меня в жуткую панику, ибо, если судить по его размерам, троюродная Иванова племянница прибыла в Первопрестольную не на одну недельку.

Мои коммунальные соседки тоже почувствовали опасность, сердито захлопали дверями, и это был единственный случай в моей жизни, когда я с ними мысленно солидаризировалась.

- А вы тут, что ли, не одна живете? - спокойно отреагировала на демарш коммунальных волчиц Светик.

- Нет, я живу здесь не одна, - отрывисто бросила я и попыталась сдвинуть с места чемодан - совершенно неподъемный.

- Куда? Сюда? - Светик кивнула на мою дверь и без особенных усилий переместила свою поклажу в мою комнату, уменьшившуюся на глазах, подобно знаменитой шагреневой коже.

Я едва не расплакалась, глядя на небольшой свободный пятачок пола возле кровати, и как можно тверже сказала:

- Видишь, удобства у меня минимальные, поэтому ты побудешь у меня только до тех пор, пока твой дядя не вернется из командировки.

А сама подумала: "Если он вообще в командировке". А потом вспомнила "командировки", в которые он регулярно отправлялся в те далекие времена, когда в моем паспорте еще стоял штамп ЗАГСа и которые закончились разводом. Что, если это в точности такая же история?

- А что? - огляделась Светик. - Здесь вполне нормально. Я неприхотливая, запросы у меня скромные...

Ну началось! Мало мне всего, что свалилось в последние пару недель на мою голову, так еще и эта наглая девица со своим чемоданом!

Потом события переместились на кухню. И пока я потчевала барнаульскую нахалку сосисками и чаем, она не замолкала ни на минуту. Рассказывала о "моих" барнаульских родственниках, приобретенных только потому, что у меня хватило дури на пятом курсе выскочить за Ивана (уж лучше бы o в старых девах осталась!), о каком-то московском Светиковом поклоннике, с которым она познакомилась через газету (!!!), и о прочих благоглупостях.

Я слушала ее вполуха, потому что из головы у меня не выходила недавняя встреча с Генкой Поваровым в Шереметьево-2 и наш разговор в машине, оставивший в моей душе какой-то странный, почти необъяснимый осадок. А тут еще беспокойство о Нинон, которая неизвестно где пропадала. Даже если она решила снова перебраться в Дроздовку, могла бы все-таки меня предупредить. А то сиди здесь и переживай!

В конце концов я не выдержала, бросила новоявленную племянницу на кухне, а сама кинулась в прихожую - звонить. Странно, но телефон Нинон по-прежнему не отвечал, уж по крайней мере Генка, который теперь наверняка там, мог бы отозваться. А вдруг повреждение на линии или с телефоном что- нибудь? Что ж, и это не исключено. У меня возникла идея поехать к Нинон на квартиру, чтобы все узнать на месте, но после непродолжительных раздумий я дала ей отбой. Чем черт не шутит, а ну как Генка с Нинон специально отключили телефон, чтобы спокойно разобраться в своих сложных взаимоотношениях, а тут я: здрасьте, я ваша тетя. Нет уж, лучше я до завтра подожду.

Приняв такое мудрое решение, я вернулась на кухню, где прожорливая Светик все еще работала челюстями, попробовала даже сосредоточиться на последних барнаульских новостях, но мне это снова не удалось. Теперь меня мучили воспоминания о дыре в заборе и белой тряпице на кустах смородины. Я просто покоя себе не находила! В общем, я опять бросила Светика в одиночестве и снова понеслась к телефону. Причем тревога, обуявшая меня в одночасье, оказалась настолько мощной, что я махнула рукой на любознательность своих соседок, - пусть слушают, если им так хочется.

- Слушаю! - Голос был все таким же сердитым.

- А Шерстобитова можно? - пролепетала я, уверенная, что сейчас мне ответят: его нет, он будет позже.

В трубке же раздался невнятный шорох, и другой голос, тоже мужской, только молодой и звонкий, произнес:

- Да, я слушаю.

- Шерстобитов? - отказывалась я верить собственному счастью.

- Шерстобитов, Шерстобитов, - подтвердила трубка. - А в чем дело?

- Шерстобитов, - я чуть не добавила "миленький", - мне нужно срочно переговорить с Андреем Беловым.

На другом конце провода повисла тягостная пауза, а я заволновалась.

- Это невозможно, - наконец ответил Шерстобитов.

- Почему? - глупо спросила я, и в голову мою полезла всякая белиберда: перестрелки, засады. Следователь - это вам не дворник все-таки. И вроде бы какое мне до всего этого дело, после того как он наплевал мне в душу, а предательская влага уже начала скапливаться в уголках моих глаз. Вот она, всепрощающая женская сущность! - С ним... С ним что-то случилось? - заорала я на всю квартиру.

- А с кем я говорю? - спросил Шерстобитов.

- Это.., это Женя... То есть Евгения Пастухова...

- Все ясно. - Интонации Шерстобитова ни с того ни с сего стали откровенно враждебными. - Так вот, уважаемая Евгения Пастухова, пока с ним ничего страшного не случилось, если не считать временного отстранения от работы и преждевременных родов у его жены, но вы ведь на этом не остановитесь, не так ли?

- Что? - Я сразу охрипла. - Я... я не совсем понимаю...

- Да ладно вам, - Шерстобитов повысил голос, - не прикидывайтесь овечкой. Ведь подметные письма - ваша работа!

- Какие еще подметные письма? - пробормотала я растерянно, но Шерстобитов уже бросил трубку на рычаг.

Не буду подробно останавливаться на том, как я провела остаток этого суматошного дня. Скажу только, что Светик трещала без умолку, а я несколько раз пыталась дозвониться Нинон, причем абсолютно безуспешно. Ночь я провела будто на раскаленных угольях, можно сказать, совсем не спала, только ворочалась с боку на бок, а в моем разгоряченном мозгу то и дело прокручивались обрывки непонятных фраз: "Подметные письма... Отстранен от работы... Не прикидывайтесь овечкой... Это она так сказала?.. Это она так сказала?.."

Я встала в семь утра, когда Светик еще спала, и побежала к телефону. Номер Нинон, как и накануне, не отвечал. Я стала лихорадочно собираться и, видимо, достаточно шумно, раз моя самозваная племянница изволила разлепить свои нахальные серые глазки:

- Теть Жень, вы уже уходите? Так рано?

- Ухожу, - пробурчала я, проверяя содержимое своей сумки.

- На работу?

- По делам, - сухо ответила я, - мой стол ты знаешь, холодильник тоже, так что с голоду не пропадешь. А это ключи, - я бросила на стол запасную связку, - на случай, если тебе вздумается погулять. Только не очень грохочи, мои соседки этого не любят.