"неотложка". Они вывернулись из-за крайнего барака и на полном ходу
помчались к двухэтажке.
Они сначала оцепление ставят, а эти...
двое с автоматами и в масках, и двое - в гражданском. - Говорил, надо
быстрее...
головы до ног.
узнал... На щеке у тебя не морщина и не складка - шрам. Ну-ка, покажи! Моя
метка!
***
начальнице колонии о своем намерении жениться. Она не умела прятать чувств;
на ее бледном, простоватом лице вначале вспыхнул целый букет - от изумления
до глухой, тихой подозрительности. Он сразу же повинился, что солгал про
внучку, что у них нет никакого родства, и ложь эта благородна, поскольку он
подобных мыслей не держал, когда ехал сюда. Мол, когда увидел истерзанного и
глубоко несчастного человека, решил если не спасти, то хоть как-нибудь
помочь. А замужество для Томилы - спасение, ибо она давно страдает от
одиночества и в таком состоянии может погибнуть в лагере.
когда "хозяйка" услышала весть, что этот ненормальный генерал в местной
нотариальной конторе еще и дом в Крыму жене отписал, вообще замкнулась и
выразительно замолчала. От немедленных разборок ее удерживала
непростительная и глупая ошибка, допущенная еще утром, - не проверила
документы, запустила в зону и разрешила свидание неизвестному человеку,
скорее всего, душевнобольному, авантюристу или циничному преступнику,
воспользовавшемуся генеральской формой и наградами. Если его сейчас же сдать
своим операм или органам, на следствии обязательно выяснится, как он пил чаи
с "хозяйкой", как она лично провела его через КПП и дала прапорщика в
денщики - чтоб и в магазин за продуктами бегал, когда потребуется, кипяток
приносил и еще охранял тишину и покой.
Со сдвигом, коль решил жениться на зэчке, но со связями?
подозрения, а хотя бы сгладить их, снизить накал страсти.
он взятку. - Дом стоит в тридцати метрах от моря! Великолепный сад,
виноградник, винный погреб, прошу заметить! Спросите Томилу, она
расскажет...
аргументы, а сама лихорадочно соображала, как поступить. С той поры, как к
зэкам каждую неделю стал приезжать священник, она начала проникаться
христианскими заповедями, ибо никаких других уже не оставалось, а жизнь
стремительно катила под гору. (Это Мавр узнал еще утром, за чаем.) И теперь
"хозяйка" никак не могла решить, по-божески будет отказать в регистрации или
нет? Самое главное, не нашла причин, чтоб отказать, даже после того, как под
предлогом требований ЗАГСа взяла у него паспорт.
документы.
будет сигнал куда надо, с какой-нибудь несуразицей. Не зря же из "скорой"
вылезли два могучих санитара, а орелики в гражданском бежали вприпрыжку по
лестнице, помахивая пистолетиками...
кинулся на шею. Чувства его захлестывали, и было непонятно, обнимает он или
душит; сказать ничего не мог, только низко и жалобно урчал, словно
рассерженный бык.
полу, разгребая стружки. Отцепиться от тестя оказалось невозможно:
тренированный, цепкие руки драли мундир, отшелушивая награды. Их
растаскивали сначала двое гражданских, затем прибежали санитары и эти двое,
в масках - разодрали с треском, в руке тестя остался плетеный генеральский
погон, и уже будучи в состоянии аффекта, он ничего не видел перед собой и
драл бронежилет на автоматчике. На них попытались натянуть смирительные
рубашки, но ничего не вышло, сами запутались в тряпье, и в результате оба
оказались в наручниках. Эти шестеро здоровых малых запыхались, пока
скручивали, и разозлились; у одного, в гражданском, так и вовсе было больное
сердце, и по лицу разливалась нехорошая бледность. Он матерился и что-то
искал на полу, разметая стружки.
карманы Мавра. - А я думаю, куда ты заплыл? Не видать, не слыхать... Это что
за генерал к тебе пожаловал?
шмонали грубо и бесцеремонно, немного оторопел. После схватки и сильного
нервного возбуждения у него заплетался язык.
поставил старика на единственную ногу.
пригрел... Коноплев Виктор Сергеевич, год рождения двадцатого сентября одна
тысяча... девятьсот девятого... Это ты с девятого?
электрическому наждаку возле верстака, на котором тесть правил резцы.
фотография, полистал и глянул прописку.
купил?
обнажили глаза. Мавр окончательно заслонил спиной наждак и нащупал кнопку
под кругом.
было все известно - после чего стал снимать резинки с пачки удостоверений к
наградам.
группа захвата вместе с санитарами от неожиданности качнулась, услышав
непонятный звук и в первое мгновение не в силах объяснить его природу.
Тонкий круг взвизгнул, и звено цепочки от наручников развалилось на две
части. Мавр сделал шаг в сторону и показал руки с браслетами.
орден Ленина.
автомата к стене, стали искать другие наручники, но их не оказалось.
Если б за каждую столько погорбатились - не топтали бы!
происходящее с тихим изумлением. Молчаливый опер нагнулся и поднял юбилейную
медаль, а веселый враз погрустнел, спрятал пачку удостоверений в карман и
приказал выводить задержанных на улицу. Мавра схватили за руки автоматчики,
санитары уцепились за тестя, но тут Василий Егорович вдруг обрел голос,
заорал громко и решительно:
закон!
принялись всовывать культю в ложе протеза. У них ничего не получалось,
однако наручники со старика снять не решились, а он еще и мешал, капризничал
- кое-как приделали деревяшку, затянули ремни поверх брюк и повели вперед.
накинулся, вот нас и повязали под шумок. Перепутал я...
санитаров, неожиданно похвастался:
привез, старая акация. Кость, а не дерево! Не износить!.. Жалко, обуть не
успел, замызгаю в грязи, размокнет...
пальцами фонтанчиками выжималась снежная каша...
***
дежурного. В клетке было еще человека четыре, сидящих по углам, будто