Чтение 14–й страницы книги ~Дорога скорби~

Миссис Брэккен завороженно смотрела на меня, когда я излагал ей это
предложение, и слабо выговорила: "Да!"

-- Найдите стерильную хирургическую повязку и наложите на ногу, --
проинструктировал Билл. -- Отрубленную ногу тоже заверните в стерильную по-
вязку, оберните в полиэтилен и положите в ведро со льдом. Она чистая?

-- Ее нашли какие-то прохожие утром.

Он застонал.

-- Я высылаю машину. Куда?

Я объяснил, где нахожусь, и добавил:

-- Тут у нас ветеринар-шотландец, который торопится поскорее забить
жеребца. Уговори его.

-- Давай ему телефон.

Я вернулся к тому месту, где был жеребец, объяснил, с кем предстоит
говорить ветеринару, и передал ему телефон. Шотландец нахмурился. Миссис
Брэккен снова и снова повторяла: "Все, что угодно!" Билл уговаривал.

-- Очень хорошо, -- наконец холодно сказал шотландец. -- Но поймите,
миссис Брэккен, что ваш жеребец не сможет скакать, даже если операция прой-
дет успешно, что очень и очень сомнительно.

-- Я не хочу потерять его, -- просто ответила она. -- Он стоит того,
чтобы попытаться.

Шотландец, надо отдать ему должное, немедленно наложил стерильную по-
вязку на рану и завернул обрубок. Толпа, облепившая загон, с интересом наб-
людала. Мужеподобная дама, которая держала жеребца, успокаивала его, нег-
ромко напевая. По ее обветренным щекам скатилось несколько слезинок. Нако-
нец мы с миссис Брэккен вернулись в дом, где было по-прежнему шумно. Любо-
пытствующие шатались, кажется, по всему первому этажу и оценивали возмож-
ность проникнуть наверх. Миссис Брэккен в отчаянии схватилась за голову и
сказала:

-- Пожалуйста, уйдите все.

Но ее не было слышно. Я попросил одного из полицейских:

-- Не могли бы вы крикнуть им погромче?

Наконец большая часть толпы удалилась, и в комнате осталось пять или
шесть человек, три собаки и куча пластиковых стаканчиков, испятнавших влаж-
ными плешами старинные полированные столы. Миссис Брэккен, как лунатик, хо-
дила и собирала эти стаканы с одного места, чтобы тут же переложить их на
другое. Я люблю аккуратность и не смог удержаться -- взял корзину для бумаг
и пошел за ней следом, забирая стаканы и складывая их в корзину. Она рассе-
янно посмотрела на меня.

-- Я заплатила за этого жеребца четверть миллиона.

-- Он застрахован?

-- Нет. У меня и драгоценности не застрахованы.

-- И здоровье?

-- Конечно, нет.

Она окинула комнату невидящим взглядом. Пять человек сидели в крес-
лах, не помогая и не оказывая поддержки.

-- Не сделает ли кто чаю? -- спросила она. Никто не шевельнулся.

-- Эстер не начинает работу раньше восьми, -- объяснила мне миссис
Брэккен.

-- М-м... А... кто есть кто? -- спросил я.

-- Господи, ну конечно. Как невежливо с моей стороны. Это мой муж. --
Ее взгляд с любовью остановился на лысом старике, который выглядел так, как
будто ничего не понимал. -- Он глухой.

-- Вижу.

-- А это моя тетя, которая большую часть времени живет здесь.

Тетя была старой и эгоистичной, помощи от нее ждать не приходилось.

-- Наши жильцы. -- Миссис Брэккен указала на флегматичную пару. --
Они снимают часть дома. И мой племянник.

Даже хорошие манеры не помогли ей скрыть раздражение, отразившееся на
лице и проскользнувшее в голосе при последних словах. Племянник был подрос-
тком с вялым ртом и плохой осанкой.

Никто из этой беспомощной компании не был похож на соучастника в на-
падении на безобидное животное, даже этот недовольный мальчишка, который
пялился на меня так, как будто требовал, чтобы его заметили. Здесь было
нечто большее, чем простое любопытство, но взгляд не выражал, насколько я
мог заметить, ни агрессии, ни страха.

-- Если вы покажете мне, где кухня, -- сказал я миссис Брэккен, -- я
приготовлю вам чай.

-- Но у вас же только одна рука.

-- Я не могу подняться на Эверест, но вполне могу приготовить чай, --
уверил я ее.

Проблеск юмора начал вытеснять утренний ужас из ее глаз.

-- Я пойду с вами, -- сказала она.

Кухня, как и весь дом, была построена в расчете на множество народу.
Без труда мы заварили чай в чайнике и сели за выскобленным старым деревян-
ным столом в центре пить его из больших кружек.

-- Вы совсем не такой, как я себе представляла, -- сказала она. -- Вы
уютный человек.

Она мне нравилась -- ничего не поделаешь.

-- Вы совсем не такой, как мне о вас говорил брат, -- продолжала она.
-- Боюсь, я не сказала вам, что это он остался на поле вместе с ветерина-
ром. Это он сказал, что я должна позвонить вам. Он не говорил, что с вами
так уютно, он сказал, что вы жесткий человек. Я должна была представить вас
ему, но вы же видите, что творится... Так или иначе, я целиком полагаюсь на
него. Он живет в соседней деревне. Брат приехал сразу, как только я ему
позвонила.

-- Это он -- отец вашего племянника? -- спросил я нейтральным тоном.

-- Господи, нет. Мой племянник, Джонатан... -- Она запнулась, качая
головой.

-- Вы не захотите говорить о Джонатане.

-- Попробую.

-- Он -- сын нашей сестры. Ему пятнадцать лет. У него неприятности,
его исключили из школы... отдали на поруки... Его отчим терпеть его не мо-
жет. Моя сестра не знает, что делать, так что я сказала, что он может нем-
ного побыть здесь. Но это не помогает. Я никак до него не достучусь. Но вы
же не думаете, что он что-то сделал жеребцу? - с ужасом спросила она.

-- Нет, ни в коем случае. Что у него за неприятности? Наркотики?

Она вздохнула и отрицательно покачала головой.

-- Он вместе с двумя другими мальчишками украл машину и разбил ее.
Джонатан сидел на заднем сиденье. Парнишке, который был за рулем, было тоже
пятнадцать. Он сломал шею, и его парализовало. Они называют это "покатать-
ся". Покататься! Самое настоящее воровство. И Джонатан нисколько не раска-
ялся. Он бывает настоящим поросенком. Но с жеребцом... это ведь не он?

-- Нет. Точно не он.-Я глотнул горячего чая и спросил: -- В окрес-
тностях было известно, что вы держите своего замечательного жеребца на этом
поле?

Она кивнула.

-- Ева, которая смотрит за ним, ни о чем другом не говорит. Вся де-
ревня знает. Вот почему сюда сбежалось столько народу. Половина деревни, да
еще эти туристы. Да еще в такую рань.

-- А ваши друзья? -- предположил я.

Она мрачно кивнула.

-- Все знали. Я купила его на торгах в октябре. Его родословная --
это мечта. Он поздний жеребенок -- родился в конце апреля, а на следующей
неделе должен был начать тренироваться. Ох, Господи!

-- Мне очень жаль, -- сказал я. Я заставил себя задать неизбежный
вопрос:

-- Кто из ваших друзей приезжал сюда, чтобы полюбоваться жеребцом?

Она не была тупицей.

-- Ни один из приезжавших сюда не мог этого сделать! Как? Лорд и леди
Декстер? Конечно, нет! Гордон и Джинни Квинт, и милый Эллис? Не будьте
глупцом. Хотя я полагаю, -- в ее голосе послышалось сомнение, -- что они
могли сказать о нем другим. Это не было тайной. После тех торгов любой мог
узнать, что жеребец здесь.

-- Конечно, -- сказал я.

Эллис.

Мы допили чай и вернулись в гостиную. Племянник Джонатан неотрывно
смотрел на меня, и, улучив момент, я, чтобы проверить свое впечатление,
кивнул головой по направлению к двери и пошел на выход. И тут же он встал и
пошел следом.

Я пересек холл и через остававшиеся открытыми двери вышел на стоянку.

-- Сид Холли, -- позвал он.

Я обернулся. Он стоял шагах в четырех, все еще не доверяя мне пол-
ностью. Его произношение и общий вид говорили о дорогих школах, деньгах и
привилегиях. Рот и поведение говорили о неряшливости.

-- Что такое важное ты знаешь? -- спросил я.

-- Эй! Послушайте! О чем вы говорите?

-- Ты хотел мне что-то сказать, ведь так? -- без нажима сказал я.

-- Не знаю. Почему вы так подумали?

Я слишком часто видел это выражение, чтобы ошибаться. Он знал что-то,
что должен был рассказать, и только его бунтарство заставляло его молчать
так долго.

Я не стал взывать к лучшей стороне его натуры, поскольку не был уве-
рен в ее существовании.

-- Ты проснулся раньше, чем в четыре часа? -- предположил я. Он бро-
сил на меня свирепый взгляд, но промолчал.

-- Ты что, терпеть не можешь помогать кому бы то ни было? Никто не
уличит тебя в хорошем поведении. Скажи мне, что ты знаешь. Я дам о тебе та-
кой плохой отзыв, какой захочешь. Твоя репутация останется при тебе.

-- Идите к черту.

Я ждал.