Водитель кивнул, прибавляя газу. Когда они наконец добрались до места, он резко затормозил, оборачиваясь к Резо. Тот увидел стоявшую на другой стороне улицы машину ГАИ и усмехнулся. Частник явно не доверял беспокойному пассажиру.
— Спасибо тебе, — сказал Резо. Мужичонка вздрогнул и снова обернулся.
— И тебе спасибо. До свидания. Я тебя никогда не видел, а ты меня.
Едва Резо вылез из машины, как водитель стремительно отъехал. Резо оглянулся. Кажется, гаишники не обращали на него внимания. Он тяжко вздохнул и быстро зашагал по тротуару. Через двадцать минут Резо нашел нужный дом и снова оглянулся. Затем вошел во двор, чувствуя, как вновь начинают дрожать руки. За один день он повидал столько, сколько другие не переживают и за всю жизнь. Убийство напарника, самоубийство любимой женщины, тюремная камера, побег.
Войдя в подъезд, Резо увидел табличку, висевшую напротив лифта. Это был список жильцов. Какая же у нее квартира? Кажется, на четвертом или пятом этаже. Он стал подниматься по лестнице, надеясь, что ему попадется кто-нибудь из соседей. Но на лестнице никого не было. Два раза вниз и вверх прогрохотал лифт. Резо поднялся на четвертый. Остановился. На площадке было сразу три двери. Он подумал немного и позвонил в крайнюю. За дверью — тишина. Он позвонил еще раз. Снова тишина.
«Кажется, моему везению приходит конец», — подумал Резо и позвонил в другую дверь. Минуту спустя послышался шорох и чьи-то осторожные шаги. Затем воцарилась тишина. Он позвонил второй раз, третий. Наконец детский голос произнес:
— Бабушка, спроси, что он хочет.
— Вам кого? — раздался дребезжащий голос. Очевидно, в квартире остались внучка с бабушкой.
— Вера здесь живет? — спросил Резо.
— Кто? — спросила старушка.
— Вера. Мне нужна Вера. — Резо забыл фамилию девушки. Кажется, он ее даже не знал…
— Здесь такой нет, — ответила старушка. — А вы не знаете, где она живет?
— Здесь нет такой, — снова прокричали из-за двери.
— Спасибо. — Резо со вздохом отошел от двери. Если звонить во все подряд квартиры, он, возможно, найдет Веру, но тогда о его визите узнает весь дом. И тут из-за двери раздался детский голос:
— Вера живет над нами. На пятом этаже.
— Где она живет? — Резо бросился к двери, опасаясь, что ослышался.
— Над нами, — повторила девочка. — Ее балкон над нами. Она все время поливает свои цветы, и вода капает на наш балкон. Мама ругается и говорит, что так делать нельзя.
— Конечно, нельзя, — согласился счастливый Резо. — Спасибо тебе, моя дорогая.
Он повернулся и побежал вверх по лестнице. Остановился перед дверью, позвонил. И замер. Прошла секунда, вторая, третья… Наконец за дверью послышались шаги. Быстрые, легкие. Резо стоял, боясь пошевелиться.
— Кто там? — раздался женский голос. Ее голос, голос Веры.
— Вера, откройте, — сказал Резо, припадая к двери. — Это я, Резо, друг Никиты. Вы меня, наверно, помните.
Дверь открылась. На пороге стояла высокая светловолосая женщина в белом банном халате. С полотенцем в руках.
— Вы? — изумилась Вера. — Что случилось? Резо тяжко вздохнул. Помолчав, спросил:
— Можно войти?
РАССКАЗ ПЯТЫЙ
Мы приехали чуть раньше обычного. Саша, конечно, хороший парень, но уже другого поколения, из тех, что родились в конце шестидесятых — начале семидесятых. Они не помнили брежневское и андроповское время, они вообще плохо представляли, что такое Советский Союз. Последние десять лет своей жизни они жили в условиях почти абсолютной свободы, если, конечно, так можно назвать наш бардак. Но если мы, сорокалетние, более циничны, то тридцатилетним кажется, что наш мир можно изменить.
Подполковник Галимов прибыл к нам через полчаса в сопровождении двух сотрудников ФСБ. Они сразу прошли в кабинеты руководства и уже не появлялись.
Саша, напротив, расположился в моем кабинете. И сразу же познакомился с сотрудниками Семена Алексеевича. Конечно, сотрудники прокуратуры или милиции отличаются большим демократизмом, чем сотрудники «секретных» организаций, таких, как наша, ФСБ или внешняя разведка. Мы любим напускать на себя секретность, делать вид, что посвящены в некие тайны, неведомые простым смертным. На самом же деле все проще. Настоящим дерьмом занимается милиция, отчасти прокуратура. А остальные могут позволить себе надевать перчатки перед тем, как чистить унитазы. У сотрудников милиции так не получается. Поэтому они и занимаются самыми грязными делами, зверея от своей работы.
Саша добросовестно опрашивал всех наших сотрудников, пытаясь выяснить, что именно делал Семен Алексеевич в день своего убийства. Например, когда он вышел из своего кабинета, с кем говорил или встречался. На часах было одиннадцать, когда меня вызвали к шефу — руководителю службы. Я вошел к нему в кабинет, немного робея. За все время службы я бывал у него всего два раза. В кабинете, кроме Галимова, находились два его заместителя, в том числе и Облонков.
— Что там у вас? — спросил шеф.
— Проводим оперативно-розыскные мероприятия вместе с сотрудниками прокуратуры и ФСБ, — доложил я. — Вчера ночью была создана общая комиссия. Представитель прокуратуры сейчас беседует с нашими сотрудниками.
— Почему он не зашел ко мне? — нахмурился наш генерал.
— Это следователь по особо важным делам. Его непосредственный руководитель обещал к вам приехать, — доложил я.
— Руководителем группы назначен Дубов, — пояснил Галимов.
— А почему он сам не приехал? — спросил наш шеф. — Или решил, что занимает слишком высокую должность? Мы это быстро можем поправить, мигом слетит с кресла.
— У них совещание в Генеральной прокуратуре. Он обещал уйти оттуда пораньше, — снова пояснил Галимов.
— Семье сообщили? — спросил меня генерал.
— Я как раз хотел поехать, — ответил я. — Следователь тоже хотел поговорить с его родными.
— Человека вчера убили, а вы еще семье не сообщили?! — повысил голос генерал. — Бросайте все дела и отправляйтесь к нему. И выразите соболезнование.
— Слушаюсь. — Я поднялся со стула. В таких случаях лучше сразу выполнять приказы начальства, побыстрее выйти из кабинета.
Через несколько минут я нашел Лобанова и передал ему приказ нашего начальника.
— Я тоже хотел к нему поехать, — сказал Саша.
Когда мы выехали, я спросил:
— Нашли что-нибудь?
— Ничего конкретного, — ответил Лобанов. — В его бумагах мне рыться не разрешили. Говорят, там сверхсекретные материалы, нужно оформлять специальный допуск. Я посмотрел график его вчерашних встреч. Секретарь сказала, что у него были четверо сотрудников, и дважды — только один человек.
— Даже знаю, кто именно, — сказал я, глядя прямо перед собой.
— Точно. Она сказала, что вы два раза к нему заходили. И один раз — вечером. Вернее, вы были последним из входивших к нему вчера вечером.
— Правильно, — сказал я, не глядя на Лобанова. — Он меня два раза вызывал.
— Простите, Леонид Александрович, — смущенно кашлянул Саша, — Но девушка говорит, что во второй раз вы сами напросились. Он даже куда-то хотел выехать, но, когда вы пришли во второй раз, отменил свой выезд. Вы не вспомните, что именно вы ему сказали?
«Вот тебе и следователь, — подумал я с досадой. — Получается, что он сумел так много узнать за полтора-два часа, проведенных в нашем управлении. Представляю, что будет, если ему разрешат покопаться у нас несколько дней». Но говорить мне не хотелось. Ни про болезнь мальчика, ни про подслушанный разговор. Саша Лобанов был слишком молод, и не следовало рассказывать ему о том, что я случайно узнал. Я бы, пожалуй, не доверился и самому Дубову. Такие секреты нельзя рассказывать никому, кроме очень близких людей. Или чиновников, которые реально могут что-то сделать. Я хотел рас-, сказать обо всем нашему шефу, но, во-первых, у него сидел Облонков, а во-вторых, я не знал, как шеф отреагирует на мои откровения. Он вполне мог быть в курсе всех дел своего заместителя, а я бы тогда оказался дураком. К тому же под ставился бы, вызвал бы гнев очень влиятельных людей.
— Мы с ним обсуждали служебные дела, — сказал я, не вдаваясь в подробности.
Очевидно, Лобанов понял мое состояние, поэтому не стал настаивать на ответе. А потом началось самое неприятное…
Передать словами этот кошмар?.. Нет, изложу лишь в общих чертах. Мы поднялись наверх, позвонили. И выяснилось, что Елена Сергеевна, супруга покойного, уехала в больницу, к своей матери, дома осталась дочь. Она открыла дверь сразу же, девочка знала меня в лицо. Впрочем, она не такая уж девочка, невеста на выданье, двадцать лет. Я знал Ларису давно, с тех пор как познакомился с Семеном Алексеевичем. Она называла меня дядя Леня, я старше почти вдвое. Конечно, ее отец был намного старше меня, но он поздно женился.
Я вообще-то придерживаюсь вот какой теории: нельзя жениться очень молодым. В редких случаях, когда попадается умная жена, этот брак еще удается сохранить. Но если мужику тоже двадцать, брак распадается. Мужчине нельзя в таком возрасте жениться. Он еще не чувствует ответственности за семью. Конечно, бывают исключения, но они только подтверждают правило. Если парень женился в восемнадцать-двадцать, значит, он несерьезный человек. Выходит, я был несерьезным человеком, потому что рановато женился на Алене. Конечно, мне было далеко не двадцать, но все-таки следовало немного подумать, присмотреться. А вот Семен Алексеевич женился, когда ему было за тридцать. Может, это и есть идеальный возраст для мужчины? С другой стороны, обидно. Если и твои дети женятся, когда им будет за тридцать, то внуков своих ты в лучшем случае застанешь только в яслях.
Лариса впустила нас, не удивляясь нашему приходу. А мы с Сашей ничего не стали ей говорить. Минут через двадцать приехал Зоркальцев. Он тоже сел с нами за столом и сообщил мне, что Кислов ждет внизу, в машине. Лариса угощала нас чаем с пряниками. Мы вполголоса беседовали. Все ждали хозяйку. И я все время смотрел на Ларису и думал о том, как ей будет тяжело. Никто из нас не решился сказать девочке то, что мы должны были сказать. Я соврал, заявил, что мы ждем ее папу, мол, у нас срочное дело.
Нет ничего хуже подобного ожидания. Сидишь за столом и ждешь приезда хозяйки, жены твоего друга, которой ты должен сообщить о смерти мужа. Я смотрел на Ларису такими глазами, что она вдруг начала что-то понимать. Но не спросила про отца, думала о больной бабушке.
— В больнице что-нибудь случилось? Дядя Леня, скажите мне правду.
— Нет-нет, — успокоил я девочку. — Можешь позвонить в больницу и узнать, как чувствует себя твоя бабушка. Заодно узнай, выехала ли твоя мама?
Елена Сергеевна преподавала в институте, и я знал, что сегодня у нее выходной. Так объяснила и девушка. Она училась в том самом педагогическом, где преподавала ее мама. Вообще это была дружная, «показательная» семья. И по большому счету именно я ее разрушил. Когда я об этом думал, то чувствовал неистовое желание вернуться обратно на службу, набить морду 06-лонкову, выяснить всю правду и потом самому расправиться с убийцами. Обычно в американских фильмах так все и происходит. Убивают друга главного героя, и тот начинает мстить всем без разбора. Но это только в фильмах и только для зрителей. В жизни все совсем иначе. Никто не разрешит тебе пойти и набить морду начальнику. Не говоря уже о том, что он просто не захочет тебя слушать, напишет рапорт, и ты живо вылетишь со службы.
В нашей стране о многом лучше догадываться, но помалкивать. Ведь сколько заказных убийств совершается в одной только Москве? И практически всегда, я подчеркиваю — всегда, прокуроры и следователи знают, кто заказал убийство, кому было выгодно убийство. Но все дружно играют в свои игры, делая вид, что ничего не понимают.
Мы ждали Елену Сергеевну минут сорок. Она наконец позвонила, и мы сразу поднялись со стульев. Лариса открыла дверь, хотела что-то сказать матери, но та увидела мое лицо, когда я вышел в коридор следом за девочкой. А за мной вышли Лобанов и Зоркальцев. И Елена Сергеевна сразу все поняла. Поняла по нашим лицам.
— Что с ним? — спросила она, глядя мне в глаза.
Я не ответил. Только смотрел на нее.
— Нет, — пробормотала она, — нет… Но Елена Сергеевна уже все прочла в моих глазах. Я думаю, она что-то почувствовала еще ночью. Говорят, что любящие супруги — словно половинки одного целого. Одна половинка всегда чувствует, что происходит с другой.
— Он погиб, — сказал наконец я, глядя в ее расширенные глаза.
— Нет! — закричала стоявшая рядом Лариса. — Неправда!
Елена Сергеевна закрыла глаза. И отвернулась. Господи, она была очень сильной женщиной, настоящей подругой жизни. Я бы хотел иметь такую жену. Хотел бы встретить именно такую женщину.
В этот момент Лариса лишилась чувств.
— Быстрее! — закричала Елена Сергеевна. — Отнесите ее на диван, у нее пониженное давление.
Я поднял девушку на руки и отнес на диван. Саша сбегал за водой. Елена Сергеевна принесла аптечку.
— У нее обморок, — пробормотал Зоркальцев.
Лариса лежала без движения. Мать достала пузырек нашатырного спирта, поднесла к носу дочери. Девушка поморщилась, чихнула. Еще раз чихнула. Наконец открыла глаза.
— Лара, Ларочка, — проговорила дрогнувшим голосом Елена Сергеевна. И вдруг с размаху ударила дочь по щеке. Та вскрикнула — и сразу обмякла, словно ждала этого удара. Потом отвернулась к стене и разрыдалась.
— Все в порядке, — сказала Елена Сергеевна, поднимаясь с дивана. Честное слово, она постарела за несколько минут. Физически постарела. — Где это случилось?
Панов Вадим
Шилова Юлия
Круз Андрей
Пехов Алексей
Контровский Владимир
Свержин Владимир