говор. Перед Гансом стояли индейцы в дырявых одеялах, накинутых на
полуголое тело. Ганс улыбнулся. Индейцы улыбнулись в ответ, обнажив
белые зубы. Индейцы показывали рукою на вершину подковы и на лед под
ногами. Да, да. Ганс зазевался. С сознанием своей вины кивнул головой и
поднялся. Индейцы прошли и крикнули вслед несколько слов, вероятно
предупреждая о чем-то. Четыре негра пронесли на плечах огромное бревно.
"Механизация!" - проворчал Ганс. Он отошел в сторону и, прислонившись к
стене бревенчатого домика, пахнувшего свежей сосной, вновь устремил
глаза на вершину подковы. Концы вилок были связаны тонкой, как нить,
площадкой. Над нею проходили провода антенны.
Для полета необходимо изучить атмосферные условия Стормер-сити..."
вершины, вдоль полосы, не отделяясь от нее.
но и лаборатория для испытания падающих тел".
нему, с разгона взлетела на вторую полосу подковы, поднялась вверх,
полетела вниз, вновь вверх и так продолжала качаться, как маятник "с
затухающими колебаниями". Когда наконец точка остановилась посередине
закругления, Ганс увидел, что это вагонетка. Быть может, там, внутри,
находятся люди. Хорошо бы покачаться на таких качелях! Да это и
необходимо. Ведь полет на ракете - тоже взлет и падение. Взлет с Земли в
"небо", падение с "неба" на планету... "Да, мы должны изучить влияние
невесомости на организм..." Ганс уже почти бежал к подкове. Но она все
еще была далеко. Он видел, как из кабины вышел человек и почти бегом
направился к конторе, которую занимал Коллинз.
Вагонетка уже ползла вверх, как кабина лифта. Ганс взбежал по мосткам на
бетонную платформу и осмотрел закругление подковы. Пара рельсов. Радиус
закругления - пятнадцать метров. Если высота триста метров, то взлет и
падение должны продолжаться целых пятнадцать секунд. Недурно. Но, черт
возьми! При высоте в триста метров радиус закругления пятнадцать - это
получается перегрузка из-за центробежной силы на закруглении в сорок
раз. Расплющит, пожалуй...
гигантской подковы отъезжает от другой. Радиус закругления увеличился до
шестидесяти метров. "Это другое дело. Теперь перегрузка будет всего в
десять раз. Примерно то же, что испытываем мы при соскальзывании саней с
крутой горки".
метров. "Только бы мне не опоздать скатиться с этим рейсом..." Ганс
поспешил войти в здание, над которым тянулись тросы лифта. Показал
метису в оленьей куртке синий билет. Метис кивнул головой и молча махнул
рукой в сторону кабины лифта. Ганс вошел, кабина дрогнула, и подъем
начался.
весь Стормер-сити. Скоро из-за горного хребта показался океан. На
севере, востоке и юге громоздились Анды.
Здесь еще холоднее. И какой злющий ветер! Зато орлиный кругозор. На
широкой площадке, которая снизу казалась ниточкой, соединяющей "ножки"
гигантского камертона, были установлены флюгера, анемометры, барометры,
термометры... Ветер жжет лицо. Скорее в будку! Встречает толстяк. Кивает
головой, как старому знакомому. Винклер уже предупредил по телефону.
Конечно, можно осмотреть и спуститься вниз.
открыта. Ганс заглядывает внутрь, входит: дверь за ним захлопывается.
Здесь теплее. На потолке - электрическая лампочка. Окон нет. Пол покрыт
линолеумом. Стена у двери заставлена ящиками, в которых помещаются
подопытные животные, птицы, насекомые. Такие же ящики стоят у стены
слева. У стены напротив двери - весы. К четвертой стене прикреплен
гамак. Рядом с гамаком стоят три привинченных к полу глубоких удобных
кресла с ремнями, как на самолетах, в углу - пружинные весы особой
конструкции, на железном стержне - циферблат со стрелкой, отмечавшей
изменение веса.
не изменят своего положения, какой бы груз ни лежал на одной и другой
чашке, так как оба тела в одинаковой мере теряют свой вес. Только
пружинные весы могут отметить потерю веса при падении".
лоснящейся лысиной. Перед ним стоял высокий упитанный бритый доктор.
Лысый толстяк дышал тяжело и смотрел на доктора испуганными глазами, как
пациент, ждущий операции.
безопасности и безвредности полета. - Вы ляжете на гамак, так вам будет
удобнее. Я сяду возле вас в кресло и буду следить за вашим пульсом и
давлением крови. О нет, совсем не для того, чтобы предупредить
какую-либо опасность. Просто мы произведем различные научные наблюдения,
чтобы затем сделать из них свои выводы. Мы обобщаем научные наблюдения и
передаем их главному инженеру, который и учитывает все для своих
технических расчетов и конструкций: какое ускорение допустимо при
отлете, каковы наиболее целесообразные способы предохранения от толчков
и тому подобное.
спрашивал толстяк.
помощи Фингера доктор уложил толстяка в гамак и прочно привязал его
грузное тело ремнями.
соседа. Толстяк пыхтел, нервничал, что-то бормотал. Врач также
пристегнул себя ремнями к креслу и взялся за рычаг.
Небывалая легкость разливалась по всему телу. Ганс поднял руку. Ни
малейшего усилия, словно он не поднимал, а опускал руку. Даже еще легче.
Потому что, опуская руку, все же надо напрягать мышцы. Как в воде. Нет,
как в невесомом эфире, если бы и само тело становилось эфиром. Секунда
летела за секундой... Доктор щупал пульс толстяка. Ганс прислушивался к
биению своего сердца. Немного как будто замедленное, а в общем все в
порядке. Жаль, что нет окна... Стрелка большого секундомера подходила к
пятнадцати.
голове. Отяжелело так, что трудно было дышать. Руки, ноги скованы.
Невозможно поднять головы. Толстяк вопит... Но вот свинец выливается из
тела. Мгновение нормального состояния. И снова секунды невесомости.
Вагонетка спускается со второй полосы, и снова невидимая тяжесть давит
тело и грудь. Неприятное ощущение! Хорошо, что с каждым размахом
"маятника" эти ощущения длятся все меньше и слабеют. Вот и конец. Стоп.
Остановились. Толстяк хрипло ругается. На его лбу выступил холодный пот.
Дверь кабины открывается. Доктор спешит отвязать толстяка. Тот взбешен
так, что не может говорить, только таращит глаза и делает такие страшные
гримасы, словно хочет съесть доктора живьем. Бомбой вылетает из двери.
воздух вернул ему дар речи, и он кричал, чертыхался, комично размахивал
руками. Цветные зрители хохотали, как дети в балагане, и этим еще больше
злили толстяка. Он проклинал и "Ноев ковчег", и самого Ноя, и всех, кто
выдумал эту чертову штуку. Он предпочитает, чтобы его зажарили живьем,
но не переступит порога "ковчега".
Вы можете лишь продать свои акции, если найдете покупателя, - сказал
неведомо откуда подоспевший коммерческий директор Коллинз.
вы все тут вместе с "ковчегом"! Где мой аэроплан? - и он зашагал к
аэродрому. Коллинз счел излишним удерживать его.
им будь сказано, стали нервны, как истеричные барышни. Вот его таблица.
Работа сердца: до опыта - семьдесят четыре, после опыта - семьдесят два.
Давление в артериях: до опыта - сто тридцать, после опыта - сто
шестьдесят. Небольшое падение пульса и некоторое увеличение
артериального кровяного давления. Я думаю, если бы производить над ним
наблюдения в кабинете его банка, то в продолжение дня во время биржевой
лихорадки такие колебания в работе его сердца можно было бы отметить
неоднократно.
акционерами и будущими участниками полета. Ведь вот этакий индивидуум не
только сам сбежит, но и другим разболтает. Довольно. Для Цандера у нас
уже имеется достаточный материал. Вы врач, и вы сами сможете определить,
освидетельствовав человека, годен ли он для путешествия.
крематория, чем для полетов на ракетах.
безопасность ракетных полетов для нас не только реклама, но и цель.