вниз. Звякнула брошенная оземь алебарда, а затем, покидая гнезда, заскрипели
тяжелые засовы. Стражник был от природы нечеловечески силен, похоть делала его
еще сильнее, но очень уж массивными были створки ворот (здесь бы и полдюжины
обычных людей не справились), а потому щель между ними увеличивалась нестерпимо
медленно.
выдержав совместных усилий, ворота распахнулись, и перед Окшем во всем своем
уродстве предстал тот, кто так стремился совокупиться с ним, вернее с фантомом,
созданным ухищрениями его воли и фантазии.
облике, а тут еще максары постарались усугубить все то, что вызывает ужас и
отвращение: вместо рук - что-то среднее между клешнями и лапами, вместо зубов
настоящие пилы, наверное, мешающие нормально питаться, вместо кожи - толстенная
шкура, покрытая костяными шипами. Воняло от него соответственно - сразу и
старым козлом, и шакальей отрыжкой.
- не руками, естественно, а силой воли. Толчок этот оказался так силен, что в
сознании страшилища все рассыпалось вдребезги, перемешалось и замутилось.
Похоть и все сопутствующие ей более-менее нормальные чувства исчезли. Осталась
только накрепко вбитая в башку преданность хозяину и установка на
самопожертвование.
брошенную алебарду. Его недавние сластолюбивые грезы рассеялись, и сейчас он
видел перед собой только врага. Окш еще толком и не сообразил, как ему
поступить в этой ситуации - убегать или драться, - а Рагна уже решительно
отстранила его.
залепетал и протянул девчонке свое увесистое оружие, способное с одинаковым
успехом и разрубать врага пополам, и выпускать ему кишки.
тоном произнесла:
вперед, прямо на алебарду. Напор был таким энергичным, что в грудь ему
вонзилось не только лезвие копья, но и верхняя лопасть топора. Однако Рагне
этого показалось мало, и она заставила стражника повторить аналогичный трюк еще
несколько раз, пока железо и осколки ребер не выперли У того из спины.
доводить до конца. Такие мрызлы самые упрямые. Их делают из диких существ,
живущих в горных лесах на краю света. Ради хозяина они готовы на все. Я
предстала перед ним в облике мамаши. Сам понимаешь, что он счел такую смерть за
честь для себя.
стряхивая с одежды капли чужой крови. - Перед тем, как броситься на алебарду,
он еще успел удивиться, почему это хозяйка прибыла пешком, а не верхом, как
обычно, и тогда ты придала мне облик коня.
в агонии стражника и, не оборачиваясь, приказала: - Запри ворота. Сейчас мы
здесь хозяева.
успевшие вооружиться суровые воины, и изнеженные франты, и смазливые молодцы,
самой природой предназначенные для любовных утех, и придворные дамы самой
разной комплекции, по большей части облаченные в ночные рубашки, и прислуга
всех званий, начиная от звероватых на вид конюхов и кончая вышколенными
дворецкими.
но могучая воля максара очертила посреди двора круг, покинуть который человек
был не в состоянии.
продолжала: - Не рады разве меня видеть? Наверное, и о существовании моем
забыть успели? На колени, быдло! И даже глаз на меня поднимать не смейте!
вырвавшаяся из рук повара, с истеричным кудахтаньем бросилась в дальний угол
двора. Наиболее слабодушные из слуг от испуга пускали ветры.
на расправу настроилась.
конюхов плеть. - Холопов надо учить. Тут, между прочим, есть такие, которые по
маменькиному наущению плевали мне в лицо. Разве максар это простит?
убедиться, что спорить с упрямой девчонкой бесполезно.
отвешивать направо и налево удары плетью.
Спите допоздна, вином от вас разит. Поворовываете, наверное. А ведь здесь,
между прочим, все мое. Надеетесь, что мамаша будет вечно жить? Как бы не так!
Если она от распутства не подохнет и на войне с Карглаком не загнется, я ее
скоро сама в могилу загоню. Вот тогда будет вам настоящий суд. За каждую
украденную монетку, за каждую бочку вина, за каждый глоток воздуха спрошу.
Подать сюда ключи от подвалов!
ноги дебелого, роскошно одетого мужчину, на чьем лице отпечатались узоры
брусчатки, которой был вымощен двор.
Их ваша матушка с собой изволила взять! Не доверяет мне!
доверяла, то вдруг перестала.
все подвалы заперла в походный мешок ключи сложила. Только один доставила. От
темницы. А кто там сейчас?
померли от лихорадки. - Голодом, наверное, уморил, крыса алчная. - Рагна
отшвырнула ключника от себя, однако знаком не позволила ему вновь рухнуть ниц.
- Ну да ладно... Слушай мою волю. И вы все, сброд вонючий, тоже слушайте. Прямо
отсюда ступайте в темницу и сидите там тихо. Если вы меня больше ничем не
огорчите, может, и на волю вернетесь... А ты, - обратилась она к ключнику, -
запрешь их хорошенько и на страже станешь. Если что, я с тебя первого спрошу.
Понял?
прикажешь или голодом уморить?
заглянула... За такой срок они и жира не растрясут. Но бочку воды все же
поставь.
комплекции, Ключник грохнулся Рагне под ноги и тут же как ванька-встанька
вернулся в прежнее положение.
Конюхи, сюда!
причесанных молодцов (тела их прикрывали жесткие, невыделанные шкуры, а головы
- пышная поросль волос, где шевелюра, усы и борода составляли единое целое).
Пахло от них конским потом и навозом. Под взглядом белобрысой пигалицы эти
здоровяки начинали трястись и заикаться.
время уже изукрасило серебряными нитями.
одну вьючную. Давай им вдоволь зерна, но не перекармливай. Оседлай, но подпруги
не затягивай. Кроме меня, никого к конюшне не подпускай. Иди.
на человеческую речь, и на полусогнутых ногах побежал в ту же сторону, куда
успела скрыться чудом спасшаяся из-под ножа курица.
конца своих дней, - сказал Окш, глядя вслед конюху.
распечатает, когда вернется.
оброненные хозяевами вещи: кухонная утварь, клубки шерсти, расчески, ночные
колпаки, домашние туфли и драгоценные четки.
самое ближайшее время.
больно! Больно-больно-больно! Я буду кромсать твою плоть ножами, крючьями,
щипцами, иглами. Если не сможешь терпеть, научись усмирять боль. '
дергалась из стороны в сторону, словно ищейка, старающаяся уловить уже почти
неуловимый запах дичи. - Ты думаешь, я загнала в темницу всю эту погань? Где уж
там! Кое-кто успел спрятаться... Причем те, кого я больше всех ненавижу.
Затаились сейчас, как змеи в норах. Конечно, надо было бы их всех вытащить на
свет белый, да времени жалко... И самая подлая тварь спаслась... Последний
любовник моей мамочки. Хоть и человек, но в разврате никакому максару не
уступит. Если бы ты только видел, что они с соизволения мамаши вытворяли при
мне... Вдвоем, втроем, вдесятером... С маленькими детьми, с животными, с
мертвецами. Хотели и меня совратить, да не вышло. С тех пор я поклялась, что не
буду принадлежать никому. Ни зверю, ни женщине, ни мужчине... Особенно
мужчине...
касается.
Афанасьев Роман
Флинт Эрик
Никитин Юрий
Пехов Алексей
Акунин Борис