Чтение 14–й страницы книги ~Дисбат~

Теперь не мешало бы подумать и о себе самом. Еды, слава богу, хватало.
"Секретный ¦ З" пусть подождет в камере хранения до завтрашнего дня. Вопрос
сейчас упирался только в ночлег.

Искать кого-нибудь из старых знакомых было уже поздно, тем паче что
Синяков не помнил толком ни одного адреса. Этим можно будет заняться завтра с
утра, когда откроются справочные бюро. А пока придется воспользоваться услугами
гостиницы, тем более что по дороге сюда он уже успел присмотреть одну, чей
обшарпанный фасад, по идее, должен был свидетельствовать о либеральных порядках
и умеренных ценах.

Действительно, какие-либо дополнительные препоны в лице бдительных
швейцаров или неустрашимых агентов службы безопасности в фойе гостиницы,
носившей скромное название "Первая Советская", отсутствовали. Единственным
живым существом (кроме двух пестреньких кошечек), обратившим внимание на
появление Синякова, была немолодая дама, вязавшая что-то за барьерчиком.

Синяков попытался вспомнить, как называется служащая гостиницы,
занимающаяся регистрацией постояльцев и выдающая им ключи от номеров. По
крайней-мере не ключница. Это что-то из области фольклора. И не регистраторша.
Может, дежурная? Нет, дежурные сидят на этажах, кипятят чай и надзирают за
нравственностью жильцов... Тогда скорее всего портье. А если это женщина?
Неужели портьера? Или портьерша?

Прежде чем заговорить о деле. Синяков внимательно просмотрел всю
гостиничную документацию, вывешенную на видном месте. Свободные номера
действительно имелись в избытке, а цена на них хоть и превышала ту, на которую
заранее рассчитывал Синяков, но все же была вполне приемлемой.

Однако стоило только "портьере" перелистать паспорт потенциального жильца,
как ситуация сразу осложнилась.

- Почему же вы сразу не сказали, что у вас иногородняя прописка? -
возмутилась она.

- Вы хотите сказать, что проживать у вас дозволено только местным жителям?
- осведомился удивленный Синяков.

- Нет, конечно, - ответила "портьера", - но на них распространяются
льготные расценки, какие и указаны на информационном стенде. Для иногородних у
нас существуют специальные расценки. - Она выложила на свой барьерчик тоненькую
белую папочку.

Эти специальные расценки были таковы, что Синяков немедленно забрал
паспорт, пожелал "портьере" почаще привечать в своей гостинице арабских шейхов
и американских миллиардеров, которым это, возможно, и по карману, после чего
поспешил откланяться.

Уж лучше переночевать на скамеечке в парке, благо погода способствует, чем
платить бешеные деньги за сомнительное удовольствие воспользоваться панцирной
койкой в четырехместном номере с удобствами в дальнем конце коридора.

Самый длинный в жизни Синякова день (если приплюсовать выигранные в полете
часы) медленно клонился к вечеру. Закатное небо сверкало на крестах храма и на
хромированных деталях автомобилей, поток которых стал заметно иссякать.

В скверике появилась обильная тень, а вместе с нею и прохлада. Между тем
всего в двухстах шагах отсюда парился в душной камере Димка. Сколько еще таких
ночей ожидает его? В том, что прокурор попросит по максимуму, сомневаться не
приходилось. Сомневаться приходилось в способностях адвоката скостить срок хотя
бы на полгода.

Тоска, почему-то особенно коварная вот в такие тихие, предзакатные часы,
вновь навалилась на Синякова. Чтобы не завыть волком, надо было срочно выпить.

В ближайшем магазине он купил пару бутылок вина вкупе с пластмассовым
стаканчиком (пить из горлышка даже Стрекопытов считал зазорным) и вернулся в
сквер.

Народу там заметно прибавилось, хотя дети и пожилые женщины исчезли.
Лавочки занимали сплошь красотки в полном соку, а также представительницы более
молодого поколения, которых в мире спорта принято называть "юниорками".

Все, как одна, чадили сигаретами. Дым от рабоче-крестьянской "Примы",
смешиваясь с дымом от аристократических "Морэ", исчезал в кронах каштанов.
Синякову даже подумалось, что при столь интенсивном и регулярном окуривании
листва в сквере облетит еще задолго до наступления осени.

На Синякова все поглядывали как-то странно, что мешало ему спокойно
приступить к трапезе. Можно было, конечно, предложить соседкам по стаканчику,
но тогда обидятся остальные. Вон их здесь сколько! Да и наряд милиции уже
дважды проходил в подозрительной близости от него. Никаких условий для личной
жизни!

Тут к Синякову вдруг подсел какой-то мужчина, раньше предпочитавший
держаться в глубокой тени. Чтобы освободить себе место, ему пришлось довольно
бесцеремонно шлепнуть одну из девиц пониже спины. (Как отметил для себя
Синяков, шлепнуть там было куда - девица уже удалялась игривой, семенящей
походочкой, а ее задница все еще продолжала упруго вибрировать, как нежный
телячий студень.)

- Мужик, ты по делу? - осведомился у Синякова его новый сосед, к внешности
которого как нельзя лучше подходило краткое определение "хлюст".

- По делу, - солидно ответил Синяков. (А разве закусить и выпить это не
дело?)

- Тогда решай в темпе. Девчонки волнуются.

- Главное, чтобы ты не волновался, - смысл речей соседа не вполне доходил
до Синякова, и это начало раздражать его.

Хлюст оказался тонким психологом, а возможно, просто трусом. Его тон сразу
изменился, из деловито-небрежного став заискивающим:

- Я, конечно, извиняюсь, но ты, должно быть, не в курсе. Ваши здесь уже
были. Все чин-чинарем.

- Может, здесь кто-то и был, но только не наши, - веско произнес Синяков,
догадавшись, что разговор нужно строить именно в таком тоне. - Когда наши
придут, тебе сразу пятый угол придется искать. (Это была одна из любимых
присказок Стрекопытова.)

- Ну ты даешь в самом деле... - Хлюст, похоже, растерялся, хотя виду
старался не подавать. - Можно ведь и по-людски договориться... Возьми пока
любую девчонку задаром. А попозже потолкуем.

Тут только до Синякова, за время добровольного заточения в стрекопытовской
берлоге изрядно поотставшего от жизни, стало доходить, с кем он сейчас имеет
дело и что за девицы прохлаждаются в тени каштанов.

- Ты, приятель, зря икру мечешь, - он даже хохотнул слегка. - Не за того
меня принял. Я здесь чисто случайно.

- Ага. Проездом. - Хлюст покосился на ботинки Синякова, внешне ничем не
отличавшиеся от обуви патрульных милиционеров. - Только вот маузер и кожанку
забыл надеть...

Дабы не мешать людям заниматься пусть и не вполне легальным, но
повсеместно процветающим бизнесом (одни только Нелкины успехи на этом поприще
чего стоили!), Синяков решил покинуть сквер. Все равно ему не дали бы здесь
спокойно выпить, а тем более отоспаться.

Припомнив прошлое, он пришел к выводу, что лучше всего его целям и
устремлениям отвечает парк культуры и отдыха имени Диктатуры пролетариата - те
самые "Джунгли", за контроль над которыми он сражался еще в юности.

Заросли кустарника там были столь густыми, а фонари такими редкими, что
парк имел и другое название - "Сад любви". Участвуя в ежегодных
добровольно-принудительных субботниках по уборке его территории, Синяков мог
убедиться, что по крайней мере десятую часть тамошнего мусора составляют
использованные презервативы (далее по возрастающей шли битое бутылочное стекло,
консервные банки, пивные, а также водочные пробки, окурки и, наконец,
макулатура разных видов).

Если кому-то случалось получить здесь перо в бок или кирпичом по голове,
труп потом приходилось искать сутками.

Главными местными достопримечательностями считались: кинотеатр "Летний",
впоследствии мистическим образом сгоревший во время демонстрации фильма "Нет
дыма без огня"; открытая эстрада, на которой не только концерты проводились, но
и разыгрывался юношеский кубок города по самбо, неоднократно достававшийся
Синякову, и, наконец, танцплощадка, носившая стандартное для таких сооружений
название "Зверинец".

Все эти пустяковые подробности Синяков припомнил, следуя в соответствующем
направлении троллейбусом второго маршрута. Возвращаясь мыслями к недавно
покинутому скверику, он вынужден был констатировать, что из всего виденного им
сегодня в этом городе наиболее благотворное впечатление оставил вид
покуривающих под каштанами девиц.

Многое изменилось в мире за последние четверть века, но "Джунгли" так и
остались джунглями. Хотя небосвод был еще достаточно светлым, под сенью парка
уже царила глухая тьма, и если бы не огни фонарей, столь же редкие, как и маяки
на побережье Ледовитого океана, можно было подумать, что чугунный забор парка
есть граница, отделяющая город от дремучих лесов, в которых обитают могучие
зубры, коварные рыси, злобные совы и партизанские отряды, до сих пор
окончательно не уверовавшие в победу правого дела.

По старой привычке Синяков проник на территорию парка через дырку в заборе
и, выбрав боковую аллею, тронулся к его центру. Ни одна живая душа не отиралась
здесь в столь поздний час, и можно было занять любую скамейку, но широта
выбора, как известно, приводит к излишней привередливости. (Один пример
буриданова осла чего стоит.)

В конце концов внимание Синякова привлекли две составленные вместе
скамейки, что было удобно и для пиршества, и для сна. Горевший невдалеке фонарь
давал достаточно света для того, чтобы не спутать собственный палец с сосиской.
Кроме того, рядом имелась чугунная урна, похожая на старинную мортиру,
задравшую свое дуло к небу. Каких еще благ мог пожелать для себя бездомный
человек? Ну разве что подругу, столь же равнодушную к жизненным благам, как и
он сам.

Жаль только, что завтра не удастся побриться - все соответствуйте
принадлежности остались в чемодане, а городские парикмахерские, напуганные
ширящейся волной СПИДа, подобную услугу клиентам уже давно не оказывают.
Впрочем, маловероятно, чтобы свежая щетина на лице отца могла как-то повлиять
на приговор, вынесенный сыну.

Первая бутылка кончилась очень быстро и как-то незаметно. Синяков с