метров на тридцать вперед, резко затормозила и юзом развернулась поперек
дороги. Еще один камикадзе! Джон успел только сбавить скорость, но совсем
погасить ее не сумел. Я почувствовал, как мощная сила выдергивает меня из
кресла, ударяет о лобовое стекло, свет! Свет!! СВЕТ!!! Тьма.
кровью, вытаскивает из машины человека в белом халате. Я отделался легче
всех. Пошатываясь, подошел к ним. Нет, не Заплатин. Но лицо знакомое. Быть
может, я видел его в институте? Какая удача, что он - один.
завязать глаза.
мог ему помочь - в голове шумело, я еле стоял на ногах. Прислонившись к
стенке машины, я сполз на землю и сидя наблюдал, как орудует он.
перевязать ему голову. Но он только отмахнулся:
Здесь не найдут. А днем как-нибудь дальше проберемся.
том, как я предал его тогда. Именно предал.
какие-то странные. Деревянные какие-то. И хотя я понимал, что быть того не
может, про себя я повторял: "Ежики плачут в ночи... "Ежики плачут в
ночи..." Я заглядывал им в лица, но никак не мог понять, какого цвета у
них глаза.
котором пребывал все последние дни. И был он немного выпивший. Светка по
этой причине активно собиралась к подруге, а он слонялся по комнате,
всячески мешая ей. Разговор их явился бы достойнейшей иллюстрацией к
брошюрке Минздрава "Этика семейных отношений". Мое присутствие их ничуть
не смущало; правда, уху моему достался только самый финал их беседы.
Открыла мне Светка:
Ну-ка встань, - (это она Джону), - ну конечно. Так, кофта... Отойди. Вот
она. Так ты не ответил мне, муженек, что бы ты сделал, если бы я сообщила
тебе, что у меня кто-то есть?
вернуться? А потом бы зарезал вас обоих и сам бы зарезался?
знал, что мое вмешательство только усугубило бы дело и отмалчивался. К
тому же в Светкиных рассуждениях было что-то Лелино.
уселся на диван, прямо на Светкину шапочку.
следует у тебя не хватит духу. А тем более - признаться в этом. Во-вторых,
кому ты нужна?
из-под него шапку, хлопнула дверью. Джон обмяк и даже, по-моему, посерел.
Ухмылка на его лице моментально сменилась тупым болезненным выражением. Он
улегся на диван и задрал ноги вверх.
организация, типа московской "Памяти", и он туда входил. А Заплатин тут не
при чем.
Вот и все, пойду я. Пока.
но он вдруг порывисто обнял меня, затем так же неожиданно отступил на шаг,
отвернулся и сказал:
друга. Если и перекинемся парочкой слов, то это - профессиональные
термины. Типа:
надо. Ладно?
не бывает), когда головы уже отказываются соображать, мы начинаем
чувствовать.
только к нему, но и друг к другу. Мы специально идем пешком, чтобы это
ощущение было почти осязаемым.
мол, строится или как-то по-новому оформляется. Меняются люди, их манера
поведения на улице. Появились "тусовки": тут, под навесами летнего
базарчика собираются "брейкеры", здесь - фарцовщики, а это - пятачок, куда
после закрытия кабаков стекаются так и не "снятые" за вечер "девочки".
(больше нигде в городе не умеют его готовить), послушать музыку, просто
посидеть. Здесь тоже - забавная команда завсегдатаев. Мы даже здороваемся,
хотя, по имени я знаю только двоих - Серегу и Леру.
призванию же - если не сексуальный маньяк, то, как минимум, первой гильдии
кобель. Своими неизменными аксессуарами - тщательно отглаженным
костюмом-"тройкой" удивительной белизны и курчавой рыжей бородой - он
повергает в смятение и трепет забредших сюда на огонек девиц и знакомится
с каждой второй из них. Делает он это на зависть легко и весело, только в
глазах нет-нет да и мелькнет холодный профессиональный огонек.
приятно находиться в его обществе, чувствуя, как откровенно не спускает он
с меня своих белых глаз. Но от этого никуда не деться. Где бы я ни был - в
магазине ли, в кино или на улице, всюду я ловлю на себе этот белый взгляд.
А когда вздрагиваю и оборачиваюсь, вижу новое лицо. Лера мне неприятен. А,
может быть, я как-то предчувствовал, что буду повинен в его скорой гибели?
этом знакомое лицо, чем незнакомое. А глаза все-равно одни и те же. Почему
все-таки взгляд этот кажется бесцветным? Не потому ли, что белый цвет -
суть все цвета вместе?
нервишки. Но потом на "синдром преследования" мне пожаловалась Леля. "Я
себя так примерно чувствовала, когда нашу "Свободу" раскручивали".
хоть?
и так далее. Еще устраивали чтение вслух "запрещенных" писателей. Самое
смешное, что сейчас это все печатается - Гумилев, Набоков, Бродский... А
досталось нам...
я был уверен, что сегодня - правильный день. День расстановки точек.
Поэтому, когда нашему обоюдному влечению было воздано с избытком, и каждая
клеточка тела пребывала в торжествующей истоме, я решился.
решении больше в это дело не вмешиваться. Я действительно уверен, что нет
ничего глупее, нежели пытаться встать на пути исторической закономерности.
И главное тут - не то, что это опасно, а то, что это бессмысленно и даже,
возможно, позорно. Ведь ты становишься как бы "тормозом прогресса", а
значит, чуть ли не врагом человечества.
нравится. В эпохи грандиозных перемен, происходящее не нравится многим. Но
по истечении времени правыми оказывались те, кто эти перемены затевал и
те, кто, как минимум, не мешал развитию событий.
без личностей - безликий мир", - восклицаем мы. Но точно так же смотрел бы
на современную цивилизацию неандерталец... И в конце концов, кто дал МНЕ
право решать, каким быть миру? Я не чувствую себя вправе...
только себя я и сумел обмануть, а уж Лелю-то мне не провести. Ведь даже
если я и прав - я как-то трусливо прав. И тогда я решился. Будь, что
будет. И я сделал ей предложение. Именно сейчас - в полном расцвете своей
низости. Я был уверен в исходе, ведь я видел, как она смотрела на меня на
протяжении всей тирады. В лучшем случае это - жалость. И вдруг...
можно заставлять человека дважды принимать такое ответственное решение?
Земляной Андрей
Корнев Павел
Херберт Фрэнк
Орловский Гай Юлий
Березин Федор
Посняков Андрей