Чтение 14–й страницы книги ~Небеса ликуют~

- ...в явной близости отсель пребывать должен... Дю Бартас зарычал и начал грозно приподниматься. Пора было вносить ясность.

- Дорогой шевалье, не утруждайте себя. Я разберусь. Оказывается, для того чтобы приподнять попа за шиворот, не требуется особых усилий. И чтобы выкинуть в коридор - тоже.

- Только не бейте его, - напутствовал меня пикардиец и, подумав, добавил: - то есть, я хотел сказать, до смерти.

* * *

Я втолкнул фиолетовую сутану в комнату, бросил на табурет, хлопнул дверью.

- Вы что, ополоумели? Кто вас прислал, болван? Прыщи на его носу побелели. Дрожащая ручонка нырнула за пазуху, доставая свернутый в трубочку листок.

- М-монсеньору Адаму де Гуаире!.. Я - брат Азиний, смиренный брат Азиний...

Я хотел вновь приложить его, но вовремя заметил печать. Знакомую сургучную печать на красном шнурке.

Его Высокопреосвященство Франческо Инголи не забыл обо мне.

Читал я долго - сперва раз, затем второй. Вроде и язык итальянский, и буквы знакомые...

- Не понимаю, брат Азиний. Туг сказано, что вы... едете со мной?! Куда?

- Истинно так, монсеньор! - радостно подтвердил попик. - Послан я, дабы споспешествовать вам, равно как и спутникам вашим. Споспешествовать - и помощь оказывать, какая мне по силам. В своей неизреченной милости Его Высокопреосвященство призрел меня, скромного брата, и, вызволив из узилища, доверил ехать в земли барбарийские, дабы узреть, яко воссияет там святость...

- Стойте! Стойте! - взмолился я. - Какое узилище? Какая, к черту, святость?

Брат Азиний скромно потупил очи и поспешил перекреститься.

- Та святость, монсеньор, что от святых, избранников Господних, истекает. Ибо сказано: яко же душа святого в горний выси исходит, то Небеса ликуют!

Бог весть, кто сказал это! Небеса ликуют... Не беса ли куют?'

(Каламбур Сергея Федина.)

- Церковь наша святыми, яко колоннами коринфскими, изукрашена. А посему поручено мне изыскать в Рутении праведников, что жизнию святою прославились, а тако же мучеников, за веру пострадавших. И теми примерами укрепить в пастве послушание, среди пастырей же - рвение...

Его Высокопреосвященство явно решил мне отомстить.

За гитару.

- Значит, святых искать будем? - вздохнул я. - А при чем тут узилище?

Он вновь опустил очи долу, шморгнул носом.

- Грехи... Каждый грешен, монсеньор! Искусил меня бес, и согрешил я тремя органами чувств: увидел, услыхал, коснулся...

- Денег?

- Ни Боже мой! - Он даже подпрыгнул. - Не грешного злата, но некоего отрока, летами юного, видом же ангелоподобного...

При этих словах брат Азиний почему-то причмокнул.

- Ясно, - констатировал я. - Ну что же, добро пожаловать! Прежде всего не смейте называть меня монсеньором...

* * *

- У меня хорошая новость, шевалье, - сообщил я, входя в комнату. - Кажется, проблема с сапогами решена.

- Отменно! - Дю Бартас ничуть не удивился. - Мой 0;еи! Да за это надо выпить! Хотя нет, мы еще не пили за вашу гитару!

Подарок Франчески лежал тут же - роскошный, переливающийся перламутром. Мне даже не хотелось думать, сколько ей пришлось заплатить за такое сокровище.

Впрочем, перламутр - ерунда.

Гитара звучала... Бог мой, как она звучала!

- Но выпьем мы не прежде, дорогой друг, чем вы сыграете! РагЫеи! Я чувствую, в пути нам не придется скучать!

Сыграть? Почему бы и нет? Я осторожно взял гитару, прижал к груди, тронул чуткие струны - и пожалел, что с нами нет Коломбины.

- Это испанская песня, шевалье. Она называется "Облако Южный Крест"...

КОММЕНТАРИИ ГАРСИЛАСИО ДЕ ДА РИВЕРО, РИМСКОГО ДОКТОРА БОГОСЛОВИЯ

Отец Гуаира в восторге от своей палаческой работенки. Вместе с тем он сильно заблуждается в степени своих успехов. Ни о какой моей покорности и речи не шло. Он прав в одном: в том, какие чувства я к нему испытывал в те дни. Впрочем, за эти полвека они ничуть не изменились.

Конечно же, я никого не выдавал. Арест моего брата последовал по просьбе испанской Супремы, что же касается остальных, то это были не друзья, а совершенно посторонние люди.

Автор не только склонен приукрашивать свои деяния (и злодеяния), но часто элементарно лжет.

Приведу пример.

Его взаимоотношения с этой жалкой комедианткой (с которой побрезговал бы якшаться любой порядочный человек) вовсе не были столь безобидными. Отец Гуаира не упомянул, что тем утром, перед тем, как он ее выгнал, вероятно, удовлетворив свою гнусную похоть, к нему зашел я. Не люблю подглядывать в замочную скважину, но ради истины отмечу, что они вовсе не сидели на его ложе. Упомянутая комедиантка, совершенно обнаженная, спала, укрытая покрывалом, а отец Гуаира стоял у окна.

Выводы делайте сами.

Впрочем, похоть - не единственный его порок. Я почти уверен, что убийство в доме Дзаконне не обошлось без его участия.

И вот почему.

Отец Гуаира знал некоторые подробности убийства, о которых просто невозможно догадаться ("она умирала долго - и страшно"). Откуда?

Он знал, что убитая - не Климена (что выяснилось значительно позже). Опять-таки откуда?

Судя по всему, во время оргии с комедиантами и после нее распутный поп оказался слишком болтлив. А иезуиты, как известно, не терпят живых свидетелей. Кроме того, эта комедиантка знала о его участии в дуэли.

Он действительно испугался, увидев Франческу. Почему? Да потому, что, живая, она могла его изобличить, в том числе сообщить властям о его истинной роли в этой кровавой трагедии. Иезуит боялся не призрака мертвеца, а призрака разоблачения.

Особо следует сказать о Гуаире, о которой столь часто вспоминает автор.

Иезуиты вот уже почти целый век откровенно лгут, представляя свой парагвайский эксперимент в качестве попытки создания Нового Мира.

Смешно - и страшно.

Правда же в том, что на берегах Парагвая столкнулись две шайки рабовладельцев: испанские плантаторы и иезуитские "ловцы человеков". Отсюда их вражда. Порядки же в иезуитских редукциях ничем не лучше, чем в энкомиендо. Достаточно напомнить, что эти поборники мракобесия учат индейцев только четырем действиям арифметики и умению подписывать свое имя. Совершенно очевидно, что создание "самоуправления", отмена смертной казни и телесных наказаний, "защита" от испанцев, театр и праздники - это лишь способ обмануть бедных "инфлиес", дабы заставить их трудиться на благо Общества.

Недаром в начале своего путешествия отец Адам вел в Амстердаме переговоры с Ост-Индской компанией. Вот какому богу служит он и ему подобные! Я не говорю уже о том, что идея "социального равенства", изложенная в писаниях фанатика Мора и еретика Кампанеллы, порочна по своей сути.

Это и так очевидно.

И наконец о некоторых частностях.

Об отце Адаме, лжеце, распутнике и гордеце, читатели уже имеют определенное представление. Добавлю лишь, что сей иезуит напрасно мнил себя (что очевидно) Аполлоном. На самом деле его внешность могла вызвать только смех - длинноногий, длиннорукий, смуглый, он в самом деле весьма смахивал на гнусную обезьяну из американской сельвы.

А вот за брата Азиния мне до сих пор обидно.

Отец Гуаира относился к нему хуже, чем к собаке. А между тем брат Азиний - очень хороший и честный человек. Он - бывший регент хора, искренне любивший своих воспитанников, приятный собеседник и, кстати, вовсе не такой урод, как считает автор. Брат Азиний действительно небольшого роста, но его наружность скорее приятна, особенно когда он не надевает сутаны.

Что касаемо его порока, то он извинителен. Еще древние греки, равно как и римляне, не видели ничего преступного в однополой любви. Достаточно вспомнить Сократа, Александра Великого и Цезаря. Чувства человека следует уважать, а не презирать!

КНИГА ВТОРАЯ,

в которой содержится рассказ о плавании из Остии в Истанбул и далее на север, о климате и достопримечательностях Крыма и Татарии, об обычаях и нравах тамошних жителей, о путешествии через Татарийские степи в земли, лежащие у великой реки Борисфен, именуемой еще Днепром, а также о многом ином, которую автор для краткости склонен наименовать

СГИНУВШИЙ НОСТРАДАМУС

Главы УП-УШ Эпитома

В этих главах, неимоверно затянутых, автор повествует о плавании на венецианском корабле "Святой Марк" из Италии в столицу Блистательной Порты. В них содержатся пространные и совершенно не представляющие интереса размышления о средиземноморской торговле, в том числе о соперничестве между Генуей и Венецианской республикой в Леванте. Значительно более любопытны мысли отца Гуаиры по поводу исторических судеб Византии. Автор справедливо видит первопричиной ее падения православие, оказавшее пагубное влияние не только на Второй Рим, но и на Балканы и Русь.

При описании пребывания в Истанбуле излишне подробно смакуется мелкое и совершенно незначительное происшествие, связанное с братом Азинием. Несмотря на гнусные намеки автора, истина состоит в том, что этот достойный человек заблудился в кварталах Галаты и был вынужден воспользоваться гостеприимством одного греческого юноши. Из Истанбула отец Гуаира и мы, его спутники, направились на корабле "Яхья Бухтейн" в Татарийский Крым, где и сошли на берег Ахтиарской бухты

Глава IX

О том, что случилось на развалинах Топе-Тархана, о красотах и соблазнах города Бахчисарая, а также о некоторых обычаях и традициях Татарии.

Разбойники: Эй, парень! Присоединяйся к нам! Ты сможешь грабить, жечь, пытать, издеваться, насиловать девок и баб, пьянствовать и жрать вволю. Черт побери! Ты не прогадаешь!

Илочечонк: Но зачем все это? Во имя чего? Разбойники: Вот дурак непонятливый! Ясное дело - во имя свободы!.

Действо об Илочечонке, явление девятое

Шторм, гнавшийся за нами от самой Варны, опоздал. Зато не опоздал ветер.

Загудело, засвистело к полуночи, а под утро старая мазанка, в которой довелось ночевать, была готова взлететь - прямо к низким тучам, цеплявшимся за вершины близких холмов, покрытых черным мокрым лесом.

Очаг, сложенный из потрескавшегося известняка, чадил до рези в глазах, и я, как только на дворе побледнело, поспешил накинуть плащ и выйти на берег.

За ночь море подобралось ближе. Громадные волны несли седую пену, причал исчез, скрывшись под темно-зеленой рябью. Пропала и половина лодок, вытащенных загодя на берег. Резкий дух гнилых водорослей забивал горечь дыма, срываемого ветром из низких, приземистых дымоходов.

Да, нам повезло. Март - не лучший месяц для плавания по этому морю, давно переставшему быть Гостеприимным.

На востоке, над круглой бухтой, странно тихой в этот час, медленно проступало неровное светлое пятно. Солнце.

Значит, нам пора. До ворот Топе-Тархана не меньше часа ходьбы, а спешить по скользкой старой траве, желтым саваном покрывавшей холмы, не хотелось. Мертвая страна...

Говорят, весной здесь расцветают маки, но сейчас, в это холодное мокрое утро, пустынная земля казалась преддверием Аида, где среди жухлой прошлогодней травы цветут лишь асфо-дели - цветы Смерти.

* * *

Диспозиция была проста.

Рыбацкое селение, приютившееся на берегу Ахтиарской бухты, больше походило на пиратский табор, а посему доблестному шевалье дю Бартасу выпала нелегкая миссия по охране нашего багажа.

Остальных приходилось брать с собой. Сьера Гарсиласио не следовало оставлять без присмотра, брата же Азиния было просто опасно держать в непосредственной близости от кулаков грозного пикардийца. Особенно после Галаты. Синяк, темнеющий на скуле нашего "попика", был, по уверению шевалье, лишь авансом.

Почему-то вспомнилась детская игра "Волк, Коза и Капуста".

Сыграем?

- А верно ли, достопочтенный синьор Адам, что руины сии - не что иное, как развалины Херсона, славного своими мучениками и подвижниками?

Я покосился на брата Азиния, удобно устроившегося в глубокой нише у подножия громадной башни с осыпавшимися зубцами. Место было удачным - защищало и от ветра, и от мокрых брызг. Море бушевало рядом - на севере, за неровным рядом стен, и на западе, где глубоко в сушу вдавалась узкая бухта.

Мне и сьеру еретику повезло меньше. Чудом уцелевшая калитка, врезанная в стену, могла укрыть от дождя - но не от бури.

Я оглянулся. Слева - мокрые желтые холмы, справа - серый камень.

Призрак города...

- Так действительно считают, отец Азиний. Но полной уверенности нет. Возможно, Херсон был севернее, возле устья Борисфена. Турки называют это место Топе-Тархан.

Не без труда удалось договориться. Он - "отец", я просто "синьор" без совершенно лишней приставки "мон". Бывший регент покорился не без скрежета зубовного.

- Я видел в стенах дыры, - негромко проговорил сьср де ла Риверо. - Круглые, как от ядер. Этот город брали приступом?

Дыры я тоже заметил - огромные рваные раны в серой плоти известняка. Когда-то здесь не жалели пороха.

- Может быть, сьер Гарсиласио. Но я слыхал, что турки обстреливали уже пустой город. За этими стенами любят прятаться разбойники.

Из ниши донеслось что-то напоминающее стон. Брату Азинию с самого начала не нравился наш поход к древним руинам. Я тоже не был в восторге, но именно здесь мне назначил встречу брат Манолис Канари.

Поэтому я и спешил, торопился сквозь бурное страшное море. Двадцать первое марта, главные ворота Топе-Тархана, час после заутрени.

Мы успели.

* * *

- Синьор Адам, а часто бывают здесь эти... разбойники? Ниша была достаточно далеко, и брату Азинию приходилось повышать голос. Зато я мог говорить тихо, даже шептать - у бывшего регента оказался превосходный слух.

Наверняка и нюх тоже. Иначе зачем ему ехать с нами?

- Разбойники тут бывают часто, - не без удовольствия начал я. - Прежде всего это греческие корсары, которые режут турок. Затем турки и татары, которые режут греков. Ну и, наконец, черкасы-запорожцы. Эти режут всех подряд.

В нише что-то зашевелилось. Присмотревшись, я с изумлением заметил, что брат Азиний резво наматывает на голову нечто, издалека напоминающее чалму. Наверно, он рассудил, что турки тут бывают чаще.

О чалме мы уже с ним говорили. И не только о чалме.

Брат Азиний был твердо убежден, что каждый сын Общества, ступив на чужую землю, обязан "перевоплотиться". Бог весть, где он этого наслышался! Отсюда - чалма. Если следовать его логике, на берегах Парагвая мы должны появляться исключительно голыми - и с бусами на шее.

- Отец Азиний, - воззвал я. - Вы не похожи на турка!

- Отнюдь! - бодро отозвалась ниша. - Советовал бы и вам мон... то есть, синьор Адам, последовать примеру, который подал нам всем Святой Ксаверий!

Я только вздохнул. О Крестителе Востока говорят всякое. Например, о его первой поездке в Киото. Наслушавшись таких, как брат Азиний, Святой переоделся в рубище. Новоявленному нищему пришлось возвращаться назад, несолоно хлебавши. В следующий раз Ксаверий побывал в Киото уже при сутане и кресте - на этот раз с большей пользой.

- А не ведомо ли вам, синьор Адам, где возлегают чудотворные мощи Святых епископов Херсонских? Ибо земля сия поистине процветает святостью.

Я вновь оглянулся. Серый камень руин, мокрая желтая трава, мертвые улитки
на сыром щебне.

Епископы, ау!

- Еще в часы апостольские сослан был сюда Святой Климент, что принял муки за грехи наши, будучи утоплен в море у сих берегов. Умер он в мучениях, посрамив врага рода человеческого! Позже и Святой Мартин был заморен тут голодом, чем восхитил венец Небесный. Тогда же и Теодор, первый епископ здешний, муку мученическую принял...

- А это обязательно? - поинтересовался сьср Гарсиласио. - Без муки - никак?

Обычно они не спорят, но сейчас даже римского доктора, как видно, допекло.

- Мученики - яко окна в храмине! - авторитетно пояснил бывший регент. - Ибо чем более страдает человек, тем ближе он к Господу. Иная же святость не столь заметна, но также имеет место: в посте, в молитве, в столпничестве, в подаянии нищим, а в особенности в юродстве, чему примером Святой Франциск из Ассизи, который тоже посрамил диавола...

- Ерунда все это! - со смаком прокомментировал сьер де ла Риверо.

Я запахнул плащ и подошел поближе к стене, прячась от расшалившегося ветра. Посмотрел бы кто с стороны! У ворот мертвого города еретик спорит с мужеложцем о святости.

Хорошо!

- Это все ерунда! - повторил сьер Гарсиласио. - Святость - нечто совсем иное. И заслуги, отец Азиний, тут неважны. Хоть сто лет на столбе стой!

Я ждал ответной реакции, но ее не последовало. Вероятно, наш попик временно окаменел от такого святотатства.

- Разве вы не заметили, отец Азиний, что многие святые - настоящие, а не ваши постники со столпниками, - молодость провели по уши в грехах? Так, что даже завидно! Им святость даже в страшном сне не снилась!

- Тем ценнее их подвиг... - нерешительно донеслось из каменных глубин, но сьер де ла Риверо лишь фыркнул.

- Подвиг! Подвиг - это сознательный поступок. А здесь было другое. В них словно что-то просыпалось - настолько сильное, что полностью меняло жизнь. Будто проявлялась какая-то... внутренняя личность, что ли?

Запахло дымом костра и одновременно - тухлыми мудростями мессера Кальвина о предопределении. Но вместе с тем... Взять того же Святого Игнатия! Полжизни - гуляка и вояка, а потом... Бог мой, а тот же Лютер? Жил себе горняк, руду ковырял, по праздникам ходил в ближайший кабачок... Правда, он-то как раз и не святой.

- Святость, отец Азиний, - это состояние, данное свыше. Святой способен творить чудеса, а это уже от Господа. Он - проводник, связующая нить между нами и Небом...

- Мон... Синьор Гуаира! - в отчаянии воззвала ниша. - Молю вас, вразумите сего вьюноша, ибо...

- Ибо - что? - жестко усмехнулся парень.

- Ибо, - подхватил я, - во всякой ученой драчке бьют прежде всего истину.

Я вновь осмотрелся. Белое пятно неспешно поднималось над неровным краем полуразрушенных стен. Пора бы и брату Манолису объявиться!

- Теория "проводника", иначе же "кеваля", сьер Гарсиласио, - это каббалистика в чистом виде, а книгу "Зогар" вам читать еще рано. Молоко на губах не обсохло.

Его уши мгновенно вспыхнули, тонкие губы сжались. То-то! А "Зогар" он, кажется, читал!

Дров, дров сюда! Да побольше!

- Но нас интересует не "Зогар", а истина. В ваших словах что-то есть, юноша. Вспомним Святого Ксаверия! Когда он приехал в Индию, то вначале просто растерялся. Не зная языка, обычаев, традиций - что сделаешь? Я читал его письма - Ксаверий был в отчаянии. И вдруг...

- Помню, - без всякого почтения перебил он. - Ксаверий стал понимать все языки, научился спорить с лучшими богословами язычников... Читал, хотя и сомневаюсь. Значит, вы со мной согласны?

- Отчасти, - улыбнулся я. - Примем идею "кеваля" в качестве гипотезы. Как и теорию Коперника. Но не будем отрицать догматы.

- Нет! Нет! Мон... Дети мои! Что я слышу? Вначале показалась чалма. Вслед за нею - и сам брат Азиний с воздетыми к небесам руками.

- Не должно мудрствовать, дети мои! Все сии гипотезы и теории не стоят слезинки Святой Исидоры, двадцать лет коленями на гвоздях простоявшей! Не стоят пылинки на стопах Святого Елизария, выколовшего себе зеницы, дабы не соблазняться соблазнами греховного мира! Не стоят... Ай!

Бедняга слишком увлекся.

* * *

Трое крепких плечистых парней в фесках и темных каптанах, перевязанных яркими кушаками, уже некоторое время с интересом прислушивались к его горячей проповеди. Мушкеты-янычарки за плечами, ятаганы при поясе...