Чтение 14–й страницы книги ~Овернский клирик~

Я скользнул взглядом по наперсному кресту и обругал себя за недогадливость.

- Извините, отче... Наверное, только вы можете мне помочь. Прошу вас,
пойдемте...

Окситанец кивнул и, ничего не спрашивая, направился вслед за мною к
архиепископским дверям. Перед нами расступались, некоторые склоняли головы, и я
понял, что приора Джауфре здесь действительно знают.

Знакомого верзилы на месте не оказалось - вероятно, вид "оборотня"
подействовал на него излишне сильно. Нас пропустили в первый ряд. Я быстро
взглянул вперед - нет, мне не привиделось. Несчастный был на месте, но уже не
стоял, а лежал на мостовой. Нательный крестик валялся в пыли, чуть прикрытый
распущенными волосами. По избитому телу пробегала дрожь, в тихом вое слышались
какие-то непонятные, странные слова.

- Вы... Отче, вы видите этого волка?

Наверное, мой вопрос прозвучал необычно, поскольку брат Джауфре несколько
раз внимательно поглядел на охотничью добычу графа, прежде чем утвердительно
кивнуть.

- А теперь... Да поможет нам Святой Бенедикт! Я легко коснулся его плеча.
Послышался сдавленный вздох, рука окситанца дернулась ко лбу, глаза блеснули.

- Вы видите? Вы видите, отче?

- О Господи... Фирмен Мори! Я отнял руку, и перст брата Джауфре застыл у
груди. Тонкие губы сжались и побелели.

- Волк... Брат Гильом, что это значит? Я вновь коснулся его плеча.

- Я увидел... Если я дотронусь до вас, вы тоже можете увидеть... Фирмен
Мори - кто это?

Окситанец минуту помолчал, затем рука вновь поднялась в крестном знамении.
Наконец губы дрогнули:

- Фирмен Мори, сын городского старшины... Он давно в ссоре с Его
Преосвященством. Тот обвинил его в ереси, а Фирмен заявил, что монсеньор
требовал от него мзды, дабы замять дело. Неделю назад этот юноша исчез, его до
сих пор ищут...

- Нашли. - Я отпустил его плечо, и брат Джауфре медленно закрыл глаза.

- Спасибо вам, брат Гильом... Говорят, в любом городе всегда найдется
несколько праведников. Но в Тулузе их, похоже, не осталось, и хвала Господу, что
вы покинули стены Сен-Дени.

- Но что делать? - поторопил я. - Сейчас этого несчастного отведут в
зверинец.

- Не отведут. - Глаза окситанца были вновь открыты, во взгляде блеснула
сила и уверенность. Рука неторопливо сняла с шеи наперсный крест.

- Брат Гильом, будьте рядом...

Я кивнул, пытаясь догадаться, что он задумал. Брат Джауфре мгновенье
помедлил, затем шагнул вперед, поднимая крест.

- Дети мои!

Голос прозвучал неожиданно громко, и на мгновенье настала мертвая тишина.
Окситанец обвел взглядом толпу и уверенно продолжил:

- Дети мои! Я - смиренный брат Джауфре из обители Святого Креста За
Стенами. Вы узнаете меня? Толпа зашумела, люди удивленно переглядывались.

- Отец приор! Отец приор! Приор из Святого Креста! Окситанец удовлетворенно
улыбнулся, но тут же лицо его вновь стало суровым.

- Дети мои! Слушайте меня и делайте, как я велю! Положите руки на плечи
друг другу или возьмитесь за руки...

Я начал понимать. Тулузцы, не подозревавшие ни о чем, стали удивленно
переглядываться, послышались смешки, но авторитет приора из обители Святого
Креста был велик - люди повиновались. Через минуту толпа стала походить на
танцоров, готовых начать весенний хоровод. Наверное, эта мысль пришла в голову
не только мне.

- Отец приор! - крикнул кто-то. - Музыкантов звать?

- Музыкантов! - послышался хохот. - Спляшем волчью пляску!

- Не спешите! - брат Джауфре взмахнул крестом. - Не время для плясок! Дети
мои, взгляните на того, кого вы считаете зверем!

Окситанец взял за руку стоявшего рядом с ним горожанина, а я, окончательно
сообразив, что он задумал, коснулся его плеча. Теперь оставалось узнать, не
ошибся ли я и не ошибся ли он. Несколько мгновений стояла мертвая тишина, и
вдруг послышался сдавленный женский крик. Еще миг - и всеобщий вопль покрыл все
вокруг:

- Оборотень! Оборотень! Святой Альбин, спаси нас! Оборотень!

Кто-то бросился назад, упал, над ним колыхнулась толпа.

- Стойте! - Брат Джауфре вновь поднял вверх крест, и люди мгновенно стихли.
- Свершилось злое дело! Вы узнаете Фирмена Мори, сына досточтимого

Барнабе Мори?

- Да! Да! - эхом откликнулись люди. - Фирмен Мори! Проклятый оборотень!
Оборотень!

- У него на шее крест! - крикнул окситанец, и голоса недоуменно стихли.
Ловчие, непонимающе глядевшие на толпу, слезли с коней и, сообразив, в чем дело,
тоже взялись за руки. Через мгновенье один из них, самый молодой, закрыл глаза
руками и с криком упал на мостовую.

- Мы отведем несчастного в монастырь, - продолжал брат Джауфре. - Наши
братья смогут ему помочь и провести экзорцизм, дабы вернуть ему людской облик. А
потом мы накажем виновных!

- Вот они! Вот они! Колдуны! Вокруг испуганных ловчих сомкнулась живая
стена, но резкий крик монаха остановил самосуд.

- Не карайте слуг! Они не ведали, что творили! Делайте так, как я велю.
Пусть они сами отведут несчастного в обитель!

Толпа подчинилась. Охотники, испуганно переглядываясь, взялись за цепи.
Старший - пожилой ловчий в богатом кафтане, снял шапку:

- Святой отец! Добрые люди! Не вините нас, ибо этот оборотень не только
видом волк, но и вел себя по-волчьи. На наших глазах вцепился он в горло коня и
разорвал руку молодому Альберту, пажу Его Светлости...

- Свершилось злое дело! - повторил брат Джауфре. - Святая Церковь накажет
виновных и поможет тем, кто пострадал!

- Слава отцу Джауфре! - крикнул кто-то. - Чудо! Он совершил чудо! В
монастырь! В монастырь!

- Дети мои! - воззвал окситанец, но толпа уже валила с площади, окружая
ловчих, волочивших на цепи несчастного "волка". Брат Джауфре повернулся ко мне:

- Извините этих людей, брат! Как только мы придем в монастырь, я
привселюдно объявлю о том, кто спас беднягу. Вы действительно совершили чудо!

Я хотел ответить, но в висках шумело, и все вокруг начало казаться чем-то
нереальным, происходящим не со мной. Я не совершал чуда, это неправда!

- Отче! - наконец выговорил я. - Во имя Святого Бенедикта, никому не
говорите обо мне! Пусть слава достанется Святой Церкви и вашей обители.

- Но почему? - брови окситанца удивленно взлетели вверх. - Ваш подвиг
прославит Сен-Дени...

- Нет! - сознание уже работало, и я знал, что надо делать. - Никто не
должен знать, что меня видели в Тулузе, брат Джауфре. Никто! Молчите обо мне во
имя славы нашего ордена и... - я перевел дух, - безопасности Королевства
Французского!

Глаза окситанца потемнели, он на мгновенье задумался.

- Да будет так, брат мой. Но знайте - наша обитель и я, грешный, всегда
готовы помочь.

Я хотел поблагодарить, но окситанец уже смешался с толпой, покидавшей
площадь. Я вытер со лба холодный пот. Надо успокоиться. Еще ничего не кончилось,
все только начинается...

- Отец Гильом! - Пьер спешил ко мне сквозь поредевшую толпу, сжимая в одной
руке "посох", а в другой - надкушенный калач. - Отец Гильом, что тут
происходить?

- Происходит, - привычно поправил я. - Ничего не происходит, брат Петр.
Волка привезли, вот люди и собрались.

- А-а-а!- задумался парень. - А кричали: оборотень!

- Оборотней не бывает, - вздохнул я. - А где брат Ансельм?

- Тут! - итальянец появился, словно из-под земли, тоже с калачом в руке.

- Мир вам, братья! - Пора было перехватывать инициативу. - А с чем это у
вас калачи? Не с мясом ли?

- Э-э-э-э, - в один голос протянули молодые люди. Я многозначительно
кашлянул и, взяв их под локотки, отвел в сторону. Здесь народу было поменьше, и
нам никто не мог помешать. Пока мы шли, калачи умудрились каким-то образом
исчезнуть, оставив меня без того, что в Кодексе Юстиниана называется "корпусом
улик".

- Ну, брат Петр, - начал я, сделав вид, что ничего не заметил, - видели ли
вы скульптуры в храме Святого Константа? Понравились ли они вам?

- Ум-м-м... - нормандец, судорожно проглотив последние остатки "корпуса
улик", быстро вытер рукавом ризы лоснящиеся губы. - Скульптуры... Они
понравились... Они красивые!

- Хорошо, - кивнул я, соображая, сколько "Верую" и "Радуйся" придется
прочесть парню перед сном.

- Только я их не видел! - возопил Пьер. - Я не быть... не был в соборе! Я
был на...

Слово "рынок" никак не вспоминалось, и нормандец наконец выдохнул:

- Торжище!

- "И войдя в храм, начал выгонять продающих в нем и покупающих, -
бесстрастно прокомментировал Ансельм, - говоря им: написано: "Дом Мой есть дом
молитвы..."

- Брат Ансельм, - предостерегающе заметил я. - Я вас предупреждал: не
судите! Ибо и у вас могу спросить, понравились ли вам изваяния в храме Святого
Константа?

По лицу итальянца мелькнула пренебрежительная усмешка:

- По-моему, скульптор работал исключительно зубилом. Богоматерь слева от
алтаря еще ничего, а вот, Святого Петра он ваял, похоже, со своего
соседа-мясника. Я уже не говорю о Святом Луке в нише справа...

Я вздохнул. Брат Ансельм неисправим, но в соборе явно побывал.

- Ладно, братья, - подытожил я. - Да воздается вам за грехи вольные и
невольные, причем в ближайшее же время. Что слышали?