Юрий решился:
следователь. Готов дать подробные показания по сути предъявленных мне
обвинений.
Орловский. Ладно, признаёшься, значит. Хоть это хорошо... Ну, давай колись,
контра!
произнес Юрий.
дворянская! Хитришь, значит! Да твои дружки - Иноземцев и Кацман - давно
уже про тебя, гада, рассказали! Ишь, обвинение ему!
ребят он защищал несколько дней назад на том последнем собрании, когда
мерзавец Аверх обвинил их во вредительстве. Значит, мальчиков уже взяли...
нелегальной контрреволюционной... троцкистской группы...
по бумаге. - Ну и в чем заключалась эта ваша... деятельность?
глупость он услыхал от того же Аверха, правда, с глазу на глаз.
готовили новую экспозицию по созданию русского централизованного
государства. Я подобрал экспонаты таким образом, чтобы преувеличить роль
эксплуататорских классов в создании Московской Руси и преуменьшить роль
трудового народа. В экспозицию я сознательно включил книгу троцкистского
историка Глузского, использовав ее в качестве пропагандистского
материала...
собрании он почему-то не упомянул о злополучной экспозиции...
указания вы, гражданин Орловский, давали вашим сообщникам Иноземцеву и
Кацману?
Музее всего месяц. В нелегальную организацию не входили.
их? Перед всеми защищал?
мало?
головой и вздохнул. - Ох, Орловский, отправлю я тебя все-таки в карцер. Там
и не такие, как ты, мягчали... Невиновны... Может, ты скажешь, что и
профессор Орешин, бля, невиновен?
Орешин, один из последних старых профессоров Столичного университета,
каким-то чудом уцелел в эти страшные годы, устроившись с помощью друзей в
нумизматический кабинет Музея. Александр Васильевич, душа-человек,
неправдоподобно честный и блестяще эрудированный, всегда вызывал восхищение
у Орловского. Еще в студенческие годы он читал статьи профессора по русской
нумизматике, а позже часто беседовал со стариком в его тихом кабинете, где
со стендов тускло отсвечивали древние монеты ~ молчаливые свидетели
прошлого. Значит, им нужен Орешин...
- Юрий посмотрел следователю в глаза. - Не знаю! Антисоветскую работу в
музее я вел сам.
головой:
что состоял в организации, - и работал один! Да ты бы хоть думал, прежде
чем говорить, интеллигент паршивый!
ребят и Орешина он не собирался. Даже если помочь им уже нельзя.
умный, кодекс читал. Хочешь по-тихому получить свои 58 через 10, срубить
"червонец" и - тю-тю! Нет, хрен тебе! Ты у меня, проблядь, получишь для
начала 58 через 11, а если и дальше будешь тянуть - то и КРТД - на полную
катушку! Понял?
требовался перевод, но Орловский смолчал, предпочтя подумать самому. Кодекс
он знал плохо. Правда, то, что статья 58, пункт 10, осуждала за
"антисоветскую агитацию и пропаганду", ему было известно. Очевидно, пункт
11-й куда хуже. Что касается "КРТД", то ухо привычно зафиксировало: "КР" -
контрреволюционер, "Т" могло означать "троцкиста или "террорист". Буква "Д"
оставалась загадкой, но и без нее картина выходила весьма мрачная.
заложили. Возьмем Орешина - он тоже молчать не будет. А так - помощь
следствию, туда-сюда. Глядишь, отделаешься "четвертаком"...
легче. Значит, надо молчать! Нет, молчать нельзя - надо что-то придумать!
Сейчас же. Здесь.
тихим, почти что задушевным, - главным ты там не был: кишка у тебя,
интеллигента, тонка. Крутил всем, очевидно, этот Орешин, а вы все были у
него на посылках. А на полную катушку получишь ты. И знаешь почему?
было много. Ребята, конечно, виновны лишь в том, что не пришлись по душе
мерзавцу парторгу. Добряк профессор существовал в своем странном, далеком
от жизни мире, даже не зная номера очередного съезда большевистской партии.
А вот он, Юрий Орловский, действительно заслужил внимание жрецов адского
конвейера. Правда, покуда его обвиняли совсем в другом, а значит, оставался
какой-то шанс...
бля, использовали. Понял? И сейчас используют. Будешь молчать - они получат
свои "червонцы", а тебе пыхтеть, если на ВМН не залетишь! Ты что думаешь,
мы твой тайник не нашли? На, читай, придурок...
Юрий, успев поймать документ, осторожно заглянул в него. В глаза бросилось:
собрание. Добросовестный протоколист указал и время - с 20.30 вечера до
0.45 следующего дня. Итак, почти сразу же после собрания кто-то - вероятно,
тот же самый Аверх, - поспешил пригласить людей из Большого Дома. И
пригласил он их не куда-нибудь, а в фонд № 15, которым Орловский заведовал.
Юрий быстро припомнил: нет, ничего подозрительного там не было. Остается
прочитать, как все это выглядит с точки зрения здешней публики...
Юрий положил его на стол и поглядел на следователя. Тот улыбнулся:
заклинание от нечистой силы:
хранилось никакой троцкистской литературы...
доволен произведенным эффектом. - Или ее хранили без твоего ведома, так,
что ли?
интересовавшиеся политикой. Нет, это какая-то ерунда, чушь...
подумал, что мы, бля, блефуем...
большой конверт из скверной оберточной бумаги. Внутри находилось что-то
четырехугольное, плоское... Юрий вытащил то, что там было, - протокол не
лгал. Небольшие, аккуратно отпечатанные брошюрки: Троцкий Л.Д. "Уроки
Октября". Семь штук, как и указано в документе.
отпечатанные еще в 24-м. Ни пометок, ни фамилии владельца на них,
естественно, не оказалось. Да, такого хватит за глаза для любого
приговора... Он бегло осмотрел конверт - самый обычный, без надписей, с
небольшим браком - зубчиком на верхнем краю. Конверт внезапно показался
знакомым, но мало ли ему приходилось встречать подобной канцелярской
мелочи...
то, выходит, конвертик твой. Ты даже не сможешь доказать, что хранил его
как память: книжечки-то одинаковые, явно для пропаганды. В общем, колись.
Орловский, в последний раз тебе говорю! Кто тебе передал его? Для кого? Ну?
засадить его, дворянина, из "бывших", можно было поступить куда проще.
Значит, этот конверт действительно лежал в левом ящике его рабочего
стола...
можно увереннее и тверже. - Прошу дать мне время... До завтра. Завтра утром
я все расскажу...
тебе ангел небесный явится и спасет? Хрен тебе, не явится!
бы несколько часов.