вечеру им удалось-таки втянуться вглубь перешейка, хотя тающий лед и
несусветная грязь помешали привезти артиллерию, что дало нам некоторые
преимущества. Но главное было еще впереди.
не холод, а страшная сырость, подползавшая с Сиваша. Над морем стоял
густой туман, и противоположный берег, где скапливались для атаки красные,
исчез, словно и вправду сгинул. В такой обстановке даже вражескую атаку
ждешь с нетерпением. Солнце еще только-только начинало просвечивать сквозь
сизую дымку, как наши соседи слева, батальон 13-й дивизии, снялись с
позиции и двинулись куда-то на юго-запад. А вскоре и мы получили приказ
оставить окопы и спешным порядком идти к Воинке. У брода оставался лишь
небольшой заслон.
уговорил штабс-капитана Дьякова завернуть хотя бы на полчаса на наш хутор,
чтобы отдышаться. Тем более, первая рота вчера выбежала налегке, оставив
свои вещи, которые теперь было самое время забрать.
было. Все сгорело дотла, - и наши хаты, и сараи, где мы разместили
новобранцев, и тот дом, где квартировал штабс-капитан Дьяков. Мы так и не
поняли, что случилось: то ли артиллерия красных нащупала-таки нас, то ли
"Ньюпоры" удачно отбомбились напоследок. Семью штабс-капитан Дьяков успел
отослать в Карасубазар еще вчера, но все добро его роты пошло дымом,
заодно с полевой кухней. Первым следствием этого стала быстрая убыль наших
папирос, - теперь приходилось делиться с погорельцами.
командира, мы поплелись к Воинке, чувствуя себя почти что бездомными
сиротами. Штабс-капитан Дьяков мрачно молчал и поглядывал на меня, словно
я был тем самым господином-товарищем Геккером. Вероятно, он обиделся на
меня за то, что я приказал своим забрать вещи, и теперь получилось нечто
вроде подрыва авторитета. Я, между прочим, советовал ему сделать то же, но
не любит штабс-капитан Дьяков советов. Прямо-таки обожает брать
ответственность на себя. Ну, раз взял, пусть тащит.
не надо было быть великим стратегом, чтобы понять случившееся. Ежели
командующий оголяет оборону на Сиваше, то, значит, на Перекопе еще хуже.
рода отрядов и отрядиков и полное безначалие, что бывает почти всегда в
таких ситуациях. Даже штабс-капитан Дьяков, пробегав не менее часа, не
смог ничего толком узнать, и мы разместились на окраине на какой-то
брошенной ферме. Внезапно в центре села что-то грохнуло, не иначе, ручная
бомба, затем послышались револьверные выстрелы и громкие вопли. Все это
напоминало налет махновцев, но поскольку Упыря в Крыму еще не было,
положение становилось еще более непонятным.
все еще вопили. Послышался конский топот, - по улице мчался десяток
верховых, впереди которых на забрызганном грязью караковом жеребце несся
здоровенный малый в бурке. Вся эта кавалькада двигалась явно в нашем
направлении, и я на всякий случай отбежал к пулемету. Поручик Успенский и
поручик Голуб уже были на месте.
сыграла с его мустангом плохую шутку. Конь дернулся, и где-то минуту мы
все с интересом следили за тем, удержится ли джигит в седле или все-таки
сковырнется. Но удалец справился, наконец, с конем, поднял руку и закричал
нечто вроде "Здорово, сорокинцы!" Минуту он ждал, думая, вероятно, что в
ответ последует дружное "Здравия желаем, ваше...", но мы молчали, ожидая,
что будет дальше. Всадник закашлялся, а затем изволил-таки представиться.
Орлов заявил, что он назначен командиром резерва главкома в Воинке и
потребовал рапорта. Мы молчали, и я минуту-другую раздумывал, не срезать
ли этого народного героя очередью в упор. Очевидно, так думал не я один,
поскольку Орлов что-то почуял, сник, а затем неуверенным тоном заявил, что
на неподчинение он разоружит наш отряд и отдаст под суд. Я начал
соображать, не стоит ли вступить с ним в переговоры, но тут поручик Голуб
свистнул, вслед ему засвистел поручик Успенский, а затем другие, и
получилось очень даже неплохо, будто бы здесь не Сорокинский отряд, а
Соловей-Разбойник, Одихмантьев сын. Сообразив, что за этим последует
продолжение, Орлов резво развернул мустанга и помчал назад в сопровождении
своих абреков. Мы ждали. Через некоторое время в центре села вновь
послышались крики, конский топот, а затем все стихло. Картина прояснилась
к вечеру. Оказывается, Орлов, прибыв в Воинку,послал телеграмму Якову
Александровичу с требованием подчинения себе резервной группировки, а
получив отказ и будучи освистан, бросил фронт и помчался на юг. Кое-где,
как выяснилось, ему пульнули вслед, что мы, собственно говоря и услышали.
штурмовали Уйшунь. Оставленный нами брод у Мурза-Каяш был захвачен сразу -
господин-товарищ Геккер бросил конницу, с налету смел наше прикрытие и
уложил всех, кто не успел скрыться, в мерзлую крымскую землю. А банда
Орлова, совсем озверев, шла прямиком на Симферополь.
форс-мажора с нашими вещами.
Присутствовали генерал Туркул, генерал Ноги, несколько штабных полковников
и сам Фельдфебель. Мы с поручиком Успенским молчали и честно изображали
невинных жертв. Зато "дрозды" шумели вовсю, это они умеют. Были помянуты и
покойный Дроздовский, и покойный Туцевич, и Ледяной поход, и Харьковская
операция 19-го. Заодно немало было сказано о тыловой сволочи, напившейся
нашей крови и теперь допивающей, так сказать, остатки. Фельдфебель
попытался было рыкнуть на "дроздов", но умница Туркул встал и заявил, что
ежели его офицеров и боевых товарищей - кивок в нашу с поручиком Успенским
сторону - будут обворовывать или, хуже того, обыскивать, он попросту
поднимет всех на штыки. Кого это "всех", он уточнять не стал, но
Фельдфебель как бы случайно взглянул на генерала Ноги, а тот отвел глаза.
изобразил воплощенную добродетель и поклялся, что никто никого не думал
обыскивать, затем Фельдфебель вызвал дежурившего в этот день по лагерю
капитана-алексеевца и вкатал ему трое суток ареста. Мне было жаль
капитана, хотя, признаться, в его власти было не пустить господ
белочекистов обыскивать наши вещи.
сторону и потребовал признания во всех смертных грехах. Или хотя бы в
одном: что, собственно говоря "им" от нас надо было. Вопрос застал нас,
честно говоря, врасплох. Поручик Успенский предположил, что целью обыска
была его единственная колода карт, которой еще можно играть, поскольку все
остальные колоды в лагере крапленные. Я углубил эту мысль, выдвинув
гипотезу, что истинный замысел генерала Ноги был еще ужаснее: подменить
эту колоду, подсунуть крапленную и обвинить нас в шулерстве. Туркул тут же
пообещал нас застрелить, а потом перешел на шепот и сообщил, что генерал
Ноги уверял Фельдфебеля, что мы с поручиком Успенским поддерживаем
регулярные контакты с Яковом Александровичем, а через него получаем
задания аккурат от чеки. Услышав сие, поручик Успенский выдал такую
тираду, что у генерала Туркула слетела на землю фуражка, а мне пришлось
приложить немало усилий, чтобы смолчать и не высказаться. В конце концов
Туркул пообещал направить к нам в палатку свою Пальму, знаменитого на весь
лагерь тигрового бульдога, для несения караульной службы. Придя к такому
мудрому решению, мы отослали поручика Успенского писать очередную главу
романа об отважных господах офицерах, после чего поговорили всерьез.
поражения, а судилище, устроенное над Яковом Александровичем, - позор и
сведение счетов. Причем, Туркул добавил, что главная вина Якова
Александровича - расстрел подлеца Протопопова - на самом деле чуть ли не
главная его заслуга, поскольку эти интендантские шкуры хуже большекиков, а
Протопопов вдобавок помогал Орлову.
и совершил глупость, отрешив Якова Александровича от фронтового
командования. Отрицать заслуги Барона глупо и бессмысленно, но то, что без
Якова Александровича дела пошли совсем плохо, тоже несомненно. И что
Фельдфебель злобствует и завидует. В конце концов, Барон, по слухам,
собирается уходить, и кому-то придется заменить его. Ясное дело, заслуг у
Якова Александровича побольше, чем у других, вот эти "другие" и
накинулись.
допустить, что Яков Александрович, пусть даже в нынешнем его положении,
способен на переговоры с большевистской сволочью. Ну, обида обидой, но
забыть то, что видели мы все, то, что видел он сам... Нет, не верю!
Александровича главнокомандующим, - тогда бы он произвел мены в генералы,
а при генерале Пташникове в Голом Поле был бы порядок. Я в том же тоне
ответил, что лучше было бы выгнать всех их, а главкомом сделать Туркула,
присвоив ему звание Генералиссимуса Крыма и всея Таврии. После этого
Туркул пообещал натравить на меня Пальму, и мы расстались, причем генерал
взял у меня разрешение ознакомиться с моей рукописью. Ну что ж, ради Бога.
бригада Морозова - наши старые знакомые, батальон юнкеров, а также
памятный нам по прежним боям Пинско-Волынский батальон. Прибыл и командир
нашей группировки, подполковник Выграну, сразу же начавший приводить нашу
Корнев Павел
Мацумото Сэйте
Орлов Алекс
Сертаков Виталий
Мурич Виктор
Мичурин Артем