Чтение 14–й страницы книги ~Идущие в ночь~

Осталось понять только две вещи: где, собственно, мы с веселой
компанией в данную минуту находимся, и в какой стороне, что важнее,
находится Каменный лес?

Я направил Ветра на запад, как учил Лю, и карса послушно потрусила
следом. Конь ее совершенно не боялся. Видимо, уже успел привыкнуть.
Интересно, к вулху тоже успел? Наверное, тоже. А как иначе?

Лес впустил меня. Синеватые стволы берез стояли, словно свечи в
трактире. Орал где-то пересмешник, а еще сердито клокотал разбуженный
филин. Конечно, синим днем разбудили, кто ж обрадуется из четтанского
цикла... Не филин, во всяком случае.

Места навстречу тянулись безлюдные и дикие. Дикие земли все-таки.
Карса вскоре исчезла в подлеске в стороне от тропы, но я ее каким-то
непонятным образом чувствовал. Чувствовал, что она где-то рядом и в
любую секунду готова придти на помощь. Поневоле я погрузился в
размышления, отвлекся, поэтому поздно заметил, что Ветер стал
волноваться, беспокойно дергать головой и постоянно норовил замедлить
шаг.

Наконец я очнулся.

- В чем дело, коняга? - я ласково погладил его по шее. - Что
стряслось?

Конь раздувал ноздри и тревожно прядал ушами.

"Он кого-то чует, - понял я. - Интересно, зверя или человека?"

Зверя. Спустя миг я и сам увидел его - здоровенного матерого
вулха, стоящего на тропе чуть впереди нас. Серая шерсть так сливалась
с синими отсветами на листве и траве, что заметить его было и в самом
деле трудно.

Я не успел ничего предпринять - из кустов бесшумно, как призрак,
возникла карса, и два зверя застыли друг перед другом. Впрочем,
друзьями они отнюдь не были. Обнажились клыки; вулх глухо зарычал,
карса зашипела, совсем как домашняя кошка, только громче.

- Не сметь! - рявкнул я, соскакивая с коня. Можно подумать, что
звери бы меня поняли! Но я их отвлек, и они не сцепились в первые же
секунды.

Карса прижала уши и припала к земле. Вулх только чуть пригнул
голову. Шерсть на необъятном загривке стояла дыбом. Красавец! Понятно,
что это был не оборотень, а истинный вулх, гроза лесов.

Я в несколько прыжков приблизился и положил руку карсе на ошейник.
Для этого мне пришлось присесть на корточки. Кошка прижалась к моему
бедру, словно ища защиты. Тьма, вулх, конечно, матерый и опытный, но и
карса не подарок! Во всяком случае я не взялся бы предсказать исход
подобного поединка.

- Уходи, брат, - медленно и раздельно сказал я. - Уходи в лес, нам
с тобой нечего делить, и мы не причиним тебе зла. Может быть,
когда-нибудь встретимся на охотничьей тропе в багровом свете Четтана,
которого я не помню... Уходи.

Вулх внимательно глядел на меня. И вдруг коротким экономным
движением развернулся и исчез. Только что был на тропе - и пропал. Ни
одна веточка на кустах не колыхнулась, ни одна валежина не хрустнула
под мощной лапой.

Я вздохнул с облегчением. Никогда и ни за что я не убил бы вулха.
Человека - мог, и убивал не раз. А вулха - нет. Не спрашивайте,
почему.

Карса встала, прижимаясь к моей ноге. Я тоже встал и успокаивающе
погладил ее по круглой голове, почесал за ухом, потрепал кисточки на
кончиках ушей. Она мурлыкнула. Нервно, но явно спокойнее, чем могла бы
минуту назад. Затем моя рука наткнулась на ошейник, я скосил глаза. И
вновь присел рядом с карсой.

На металлических бляшках ошейника виднелась тонкая вязь узора и
смутные письмена. На том же древнем хорингском языке, что и на ножнах,
покоящихся сейчас в оружейной сумке. Рука сама метнулась вверх, к шее
- и пальцы нащупали шероховатую вязь и на моем ошейнике. Прищурившись,
я попытался прочитать надпись на ошейнике карсы, потому что с себя
снимать ошейник не решился. Получилась полная бессмыслица: "Убежище
времени, когда нет ни Меара, ни Четтана, зато на небе полно колючих
светляков."

Как может не быть ни Меара, ни Четтана? Я не мог понять. Смутные
дни!!

Вдруг меня осенило. Вот именно, Смутные дни! Это иносказательное
выражение, наверняка. Старик Лю, помнится, сильно разволновался, когда
я помянул Смутные дни. Это явно как-то связано с моим путешествием на
пару с карсой... Отсюда и ошейники.

Интересно, а что еще за колючие светляки в небе?

Ой, Моран, попадет тебе за твой ум! Не думай лишнего, целее
будешь!

Я вздохнул, еще раз потрепал успокоившуюся карсу по загривку и
вернулся к послушно ожидающему Ветру. Конь тоже выглядел спокойным,
значит вулх ушел. И славно!

На этот раз я взобрался в седло при помощи стремени. Кому охота
отбивать задницу? Вот и я о том же.

Едва я тронулся, мне показалось, что внимательный взгляд провожает
меня из подлеска. Мир тебе, истинный! И - доброй охоты.

Довольно долго мы ехали на запад по найденной тропе. Тропа была
странная. С одной стороны, она была полузаросшая - значит, ею
пользовались редко. С другой стороны, все-таки не заросшая до конца,
значит пользовались хоть и редко, но регулярно. Не такими уж и дикими
оказались эти земли! Интересно, кому нужно ездить этой тропой с запада
на восток? Или с востока на запад, как ехал я? Не знаю. Кому-то нужно.

Лес все тянулся и тянулся; стало попадаться больше дубов и
многодревов. На могучих стволах дубов серебрился стальной отсвет
Меара, если только на стволах не обосновался серый лишайник. А его
было довольно много. Многодревы напоминали мне танцующих
варваров-северян, собравшихся в тесный круг и положивших руки друг
другу на плечи. Изредка встречались островки сосен и длинноиглых терх.
Могучий лес. Почему-то он ассоциировался у меня с силой. С недюжинной
надежной силой.

Меар поднялся к самому зениту, когда я уловил едва ощутимый
знакомый запах. Мед с мускусом, нектар и горечь... Ветер шумно
втягивал воздух и фыркал. Тоже чует, хотя ему этот запах
безразличен...

Я соскочил с коня. Кажется, там, справа от тропы. Сосны, терхи...
Где же? Где?

Запах мало-помалу усиливался. Вон! Я метнулся к темнеющей за
стволами громаде многодрева. Нет, не тот: ветви этого сплетались, как
обычно, но были покрыты лишь листьями. Я убедился, что это то ли
дерево, то ли крошечная роща если и цвело когда-нибудь, то не меньше
десяти кругов назад.

Пришлось проверить еще четыре многодрева, пока я нашел нужный.
Зато его я узнал сразу: на могучей ветви, нависающей над пушистыми
елочками-два круга, висел продолговатый плод и источал тот самый
приторный пьянящий запах. Вокруг вились насекомые.

Я сшиб плод метательным ножом и подхватил в падении, не давая
упасть на землю. Нож упал на прелую листву. Я поднял его и вонзил в
податливую мякоть, вскрывая плод, словно дыню. Запах стал нестерпимым.

Давясь, я съел все, до последнего волоконца, оставив только
плотную коричневую кожицу. Жидкий огонь растекался от желудка по всему
телу. Кровь толчками расходилась по жилам, и я явственно чувствовал
каждый толчок.

Вскинув голову, я посмотрел в переплетение ветвей многодрева, в
жуткую, похожую на сотканную безумным рыболовом сеть, мешанину сучьев,
листвы, вьюн-побегов, отростков этого круга, бугров, совсем недавно -
полкруга назад - бывших пузатыми почками, отставшей мертвой коры... Я
видел еще по крайней мере два плода. Но за обоими придется лезть.

И я полез меж двух соседних стволов, упираясь руками и ногами и в
тот, и в другой. Земля скрылась в неясном сумраке.

В общем, я добыл целых четыре плода, не считая того, что съел.
Кажется, был еще один, но совсем уж в недоступном месте, да и негоже
оставлять многодрев совсем без плодов... Пусть, решил я и спустился.
Внизу, у подножия, сидела карса и внимательно глядела, как я съезжаю
по шершавому стволу.

- Хэй, киса! - сказал я ей бодро. - Хочешь быть еще здоровее, чем
ты есть?

И протянул ей один из плодов. Карса осторожно обнюхала
продолговатое гигантское яйцо, ощупала его длинными усищами и
сомнением подняла на меня взгляд.

- Не хочешь? - спросил я. - Ну и шут с тобой. Я, вот, уже съел
один. Сейчас, пожалуй, еще один съем. А вечером - третий.

Плоды многодрева были настоящим чудом. Во-первых, их мякоть
убивала в людях большую часть болезней, причем быстро и без каких-либо
осложнений. Во-вторых она веселила и восстанавливала силы. В-третьих,
она была просто безумно вкусной. И безумно редкой. Потому что цвели и
давали плоды почему-то далеко не все многодревы, примерно один из
тысячи, да и то всего раз или два на своем долгом-долгом веку. Эти
невзрачные на вид коричневые дыни с умопомрачительным запахом стоили
столько же, сколько приносила за круг таверна вроде "Маленькой карсы"
в Дренгерте. Сушеный порошок плодов многодрева не у каждого
знахаря-лекаря-алхимика можно было купить... И еще - люди болтали, что
плоды многодрева, съеденные прямо у дерева, исцеляют оборотней, делают
их обычными людьми. Только последнее, к сожалению, просто досужая
болтовня, потому что я, Моран, оборотень-вулх, до сегодняшнего дня
трижды ел плоды многодрева в глухих лесах, но так и остался оборотнем