подкрепить их решимость.
по ветру, и тем хуже для мудозвонов. И да здравствует всяк
вновь входящий. Дайте-ка мне, а то не останется.
сжалась, скуксилась, скукожилась и исчезла.
Чтобы развлечься.
-- да. Ну а ты -- ты холостяк.
наслаждаться безо всяких угрызений совести.
Хмельмае.
лицемерно предложил Вольф.
имею на это право, черт возьми!
всегда не один. Каждый раз, когда я подхожу к Хмельмае
сексуально, то есть от всей души, тут как туг человек...
что я ничего не говорил.
ничего не можешь сделать.
он, а не ты.
могу сделать ничего, что бы его смутило.
это пришло тебе в голову? Не проще ли сказать Хмельмае, что ты
ее больше не хочешь?
почти взрослые полудома с окнами еще наполовину в земле и,
наконец, вполне закончившие свой рост, самых разных цветов и
запахов. Пройдя по главной улице, они свернули к кварталу
влюбленных. Миновали золотую решетку и очутились среди роскоши.
Фасады домов были облицованы бирюзой или розовым туфом, а на
земле лежал толстый слой лимонно-желтого маслянистого меха. Над
улицами высились едва различимые купола из тончайшего хрусталя
и ценных пород цветного стекла. Рожки с веселяще благоухающим
газом освещали номера домов, на приступках которых были
водружены небольшие цветные телевизоры, чтобы, проходя по
улице, можно было следить за разворачивающейся в обитых черным
бархатом и освещенных бледно-серым светом будуарах
деятельностью. От нежнейшей сернистой музыки перехватывало
шесть последних шейных позвонков. Не задействованные на
настоящий момент красотки покоились в хрустальных нишах по
соседству со своими дверьми; там, чтобы расслабить и смягчить
их, текли струи розовой воды.
время от времени их приоткрывая, изысканные арабески стеклянных
куполов.
мужчин. Другие, улегшись прямо перед домами, дремали,
накапливая свежие силы. Скрывавшийся под лимонньм мехом
поребрик был из нежного на ощупь, эластичного мха, а ручейки
красного пара медленно разматывались вдоль домов, неотвязно
следуя за спускными трубами из толстого стекла, сквозь которые
легко было контролировать деятельность ванных комнат.
одетые в большие венки из живучих цветов, они носили маленькие
подносики из матового металла с готовыми бутербродами.
высокая и стройная темноволосая продавщица, она напевала
медленный вальс, и ее гладкое бедро задело щеку Вольфа. Она
пахла песком тропических островов. Протянув руку, Вольф
задержал ее. И стал гладить ее кожу, следуя очертаниям твердых
мускулов. Она уселась между ними. Все втроем они принялись
уписывать за шесть щек бутерброды с перцем.
голов, и Вольф растянулся в уютном ручейке. Бок о бок с ним
улеглась и продавщица. Вольф лежал на спине, а она -- на
животе, облокотившись, то и дело запихивая ему очередной бутер
в рот. Ляпис встал и поискал глазами разносчицу напитков. Она
подошла, и они выпили по стаканчику кипящей ананисовой
перцовки.
Вольф.
бы в одном из этих прелестных домов.
перца.
дома?
целомудренны.
поцеловатеньки, понализатьсеньки, но ничего более.
себе аппетит, если вынужден будешь остановиться в самый
подходящий момент!..
-- В нашем ремесле нужно остерегаться. А кроме того, и эти, из
домов, приглядывают...
нетвердой рукой по волосам. С удобством обнял ноги продавщицы
бутербродов и прижал губы к отзывчивой плоти. Затем поднялся в
свой черед и потянул за собой Ляписа.
сверкающей бронзы. Экран показывал, что внутри спят. Вольф
толкнул дверь. В комнате был бежевый свет и три девушки,
лежащие на кожаном ложе.
чтобы их не разбудить. Средняя послужит нам, как Тристану и
Изольде.
туфли и порвал его. Оба они были наги.
Найдется какой-нибудь выход. Они, должно быть, умеют
выпутываться из подобных ситуаций.
пахнет женщиной.