думал: старшину сажают в кабинку полковника. Это неспроста. Перед такими
держи ухо востро. Но только искренне сказанное для него - раскрыло
лейтенанта. Он, оказывается, выше, добрее, умнее.
здесь, так не пропадем. А одумался... Никто ее тут жить не оставит, хоть
бы кем ее поставил: уборщицей, телефонисткой или там еще что придумал бы.
Не дадут ей тут быть. А аул ближний - в сорока верстах отсюда. Там бы
пристроить да шефство взять...
мы все сюда приехали.
гупнемся в темноте в сусличью яму, - не вылезем! А с нами детишки будут.
Ночи-то - у-у-у!
два чемодана, стоящие рядом с машиной.
что, не видишь? Небось, один Егоров достанет за всю шушваль... Я ведь все
слышал!.. Забросает бумагами... И потому... Все решено единолично.
Согласно уставу, конечно. И просьбе ее самой... Я, старшина, сюда езжу
давно. Я знаю эту женщину. Вы ей теперь ничего не припишите! Она святая,
если детей тут нарожала и в люди их сейчас тянет. Чтобы уехать! Чтобы по
сиротским домам их не устраивали потом, после всего, что может быть тут!
не пиши!
афганец в ксерофитном редколесье, древовидный можжевельник плясал на
ветру. Маленький арык, протянутый до глубочайшего колодца, из которого уже
научились брать с помощью ослика, ходящего по кругу, воду новые жители
заставы, засыпало песком и пылью. Небо было мутным, и никакие
астрономические приборы и инструменты не могли пробиться туда, наверх, к
светлым и желанным в такую погоду облакам.
не даст написать обо всем этом ни слова. Никто мне не даст написать ни
слова в защиту жены Павликова и ее детей... Ах, товарищ шофер! Ах, Федя,
дорогой! Знал бы ты, как я стал тебя уважать после того, что ты мне
сказал... Но никто не даст написать, что я увидел! Успокойся. Мой цензор
Мамчур, да только я заикнусь, где был и о чем думаю поведать, схватится за
валидол и взмолится:
мы служим не на границе. Мы служим в другом районе страны.
пользуясь его добротой. Я написал недавно материал, благодаря которому
стало ясно, где расположена наша дивизия. Думается, всякая разведка уже
давно нанесла на карту место дислокации такой громадной части, с шумом и
гамом сразу после войны ехавшей из Прибалтики, - там участвовала в
ликвидации Курляндской группировки врага, - сюда, в Богом забытый и давно
покинутый им край.
удачливая, а в мирное время недисциплинированная, на взгляд высшего
начальства, часть, теперь обосновавшая свое разветвленное оборонное и
наступательное хозяйство на самой границе, в трех километрах от нее.
упомяну, как мне повезло около Железновского. Как повезло и что я с ним
увидел, что пережил в новом аэропорту, и потом, что увидел в дороге, с
человеком в пенсне, перед которым - я со страхом потом думал, узнав позже
о его необузданной всесильной власти, - дрожали не сотни, не десятки -
миллионы людей.
иначе и не называл - не мог же Игорь Железновский, ради просто словца,
сказать о уже свершившемся расстреле старшего лейтенанта Павликова)
усадила их полукружием, и для всех у нее нашлось то, что им понадобилось
бы в такой трудной дороге, при дующем неистово ветре. Она им закутала
глазки и ротики, и когда я попытался с самыми маленькими усадить ее рядом
с шофером, в кабинке, она наотрез отказалась покинуть и старших.
почему приехал сюда: увидеть, где все произошло. Увидеть, откуда начинался
горький путь Саши Павликова к мертвым пескам, к захоронению, невинному и
злому... Что же есть тогда жизнь? - подумал я, кутаясь в плаще, который
передал мне лейтенант Дайнека. - Почему так скоропалительно люди
распоряжаются и приговаривают друг друга к смерти? Почему они не щадят
друг друга? Разве от быстро принятого решения выиграла и без того тяжелая
жизнь? И разве не прав лейтенант Дайнека, наговаривая на себя компромат,
негатив? Человек покаявшийся не должен быть убитым так, как убит Павликов.
все. И не по себе было бы мне всю жизнь, если бы я не приехал сюда и не
узнал все, что связано с последними шагами человека, который, наверное,
очень крепко любил женщину, в которую и мы с Игорем Железновским были
влюблены. "Я должен узнать, почему он ушел туда, к чужим! Неужели были
иные причины, а не только несложившаяся любовь полковника Шугова,
выведенная так искусно кем-то в папочке, теперь покоившейся на дне
чемодана майора госбезопасности Железновского?"
объективным, честным, чистым. Я не верил, что Лена Мещерская так уж
запятнана, что довела своего мужа, полковника Шугова, до измены Родины.
Нет, изменить Родине не заставит никакая женщина на свете. Это лишь в
книгах, - уверял себя я. - Я давал слово тут, на этой страшной пустынности
разобраться когда-то во всем. Во всем, что видел собственными глазами и
что в страхе пережил.
назначения, я однажды вечером, предварительно созвонившись по телефону,
подходил к красивому двухэтажному домику на окраине одного города. Зиновий
Борисович Мещерский сказал, что примет меня на даче, там будет время
поговорить, попить чего-нибудь... Сказав, попить чего-нибудь, он почему-то
хихикнул услужливо. Выходило так: он ближе ко мне хотел быть, чем
следовало. Мещерский не понимал, зачем я иду к нему. Я рассказал вкратце,
зачем. Но он хихикал, обволакивал меня шуточками, свойство которых опять
же быть со мной на дружеских началах, все, что от него зависит, сделать
нашим общим.
собственно, свел Леночку, свою дочь, и Шугова. Так, во всяком случае,
представлялось мне по тем бумагам, которые я когда-то изучал с помощью и
при непосредственной опеке майора Железновского.
показалось, что он - другой, не такой и солидный, - верткий, хваткий,
вездесущий. Это был невысокого роста человек, круглый, с животиком. Одет в
бархатный длинный халат, у него чуть отвисал дородный подбородок, щеки
тоже чуть свисали, они были отполированы хорошей бритвой, блестели, как
напомаженные.
Марина! Ты погляди, кто к нам пришел! Марина, он знает Шугова!
и шпиона. Они же громко называли это имя. К нам вышла прекрасно одетая
женщина, и если бы не потускневшее лицо, чуть усталые глаза не потому что
она перетрудилась на работе, а потому, что проходят годы и любая из женщин
не подвластна стереть со своего лица эти годы, я мог бы сказать, что это -
Лена. Однако это была Марина Евгеньевна, мать Лены Мещерской.
выхоленную, уже взятую тем же временем ручку.
Павла Афанасьевича Шугова. Он приехал тогда в первый свой курсантский
отпуск.
Сертаков Виталий
Гуль Роман Борисович
Глуховский Дмитрий
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Сертаков Виталий